Оценив обстановку и поняв состояние лейтенанта Стадниченко, парторг между прочим, как бы раздумывая вслух, говорит:
— А если попробовать справа… Обойти? Перебежками к саду?
Лейтенанту и самому приходила в голову такая мысль, но он отказался от нее: в саду, подумал он, как раз много немцев, так как за деревьями можно надежно укрыться. Но сад был расположен с северо-восточной стороны села, а не по фронту обороны на юг, вот чего не учел лейтенант.
Стадниченко посылает двух бойцов, те ползком пробираются к саду, выясняют все. В саду только огневые позиции минометов. В минометных расчетах по пять-шесть гитлеровцев. Взвод лейтенанта Стадниченко, используя складки местности, скрытно сосредоточивается около сада. Потом бросок — расчеты уничтожены или пленены, минометы становятся трофеями.
Парторг Потапкин посоветовал побыстрее ударить из трофейных минометов по позициям гитлеровцев, расположенным в южной части села Красная Стрелица. Лейтенант Стадниченко так и поступил, ошарашенные немцы моментально убрались из села. Красная Стрелица была очищена от врага.
Когда батальон вел бой за село Игнатеево, бывшее последним узлом сопротивления врага в глубине его обороны, то первым на окраину населенного пункта просочилось отделение сержанта Краюшкина. Парторг на листке из блокнота написал об этом и передал по цепи. Бойцы других отделений стали смелее просачиваться вслед за сержантом. Гитлеровцы поднялись в контратаку. Ручной пулеметчик коммунист Пантюхов подпустил их метров на 30–25 и открыл губительный огонь, уничтожив более 20 солдат противника. Потапкин и об этом написал на листке, передал по цепи. Другие пулеметчики тоже стали проявлять больше выдержки, подпускали немцев и уничтожали их с коротких дистанций. Сообщения по цепи о подвигах лучших воинов придавали новые силы наступающим бойцам, помогли им разгромить врага и занять Игнатеево.
Во время боев за высоту 259,4, прикрывавшую село Афанасьевское, продвижению батальона мешали пулеметчик и автоматчик врага, засевшие в подбитом танке. Командир батальона коммунист майор Мухачев остановил батальон. Надо было подавить огневые точки, избежать лишних потерь. Кого послать? «Сержанта Комиссаренко и красноармейца Вышина», — подсказал заместитель комбата по политической части старший лейтенант Гришин.
Боевого комсорга Комиссаренко в батальоне все любовно звали просто Костей. Большинство бойцов уважали его за веселый нрав, молодость и отчаянную комсомольскую лихость. Знали его еще и по погранотряду. Он и там, на Дальнем Востоке, в одном из подразделений был комсоргом.
Вместе с Комиссаренко и Вышиным пополз и парторг Потапкин. Мухачев и Гришин переглянулись: вроде и без него обошлось бы. Но раз пошел, значит, так будет надежнее. Мучительно потянулись минуты ожидания. Но вот один за другим раздались несколько разрывов гранат. Батальон пошел вперед, из подбитого танка уже не было слышно ни одного выстрела.
Я хорошо помню старшего лейтенанта Ивана Потапкина, невысокого, худощавого, на вид хрупкого офицера. Но он был настоящим парторгом, коммунистом с большой буквы. Необычайно скромный, никогда ни на кого не повышавший голоса, он пользовался глубочайшим уважением всего личного состава не только батальона, но и всего полка. Чего там полка! Его многие знали и любили в дивизии. Он был удивительно обаятельным человеком и даже поэтом. Опровергая тезис о том, что, «когда грохочут пушки, молчат музы», Иван Потапкин в минуты затишья успевал писать в дивизионную газету не только статьи, в которых щедро делился со всеми опытом партийно-политической работы своим и подчиненных, но и стихи.
Конечно, он не был профессиональным поэтом. Но в своих искренних стихах стремился передать боевым товарищам огромное чувство любви к Родине, радость победы.
В первые же дни наступления мы еще раз убедились, насколько коварен, беспощаден враг, убедились в том, что он готов воздействовать на наших бойцов любыми средствами, лишь бы получить необходимые ему сведения.
3 августа 1943 года комсомолец младший лейтенант Борис Симонов, возглавлявший стрелковый взвод 16-го Уссурийского полка, получил задачу занять высоту 254,8, прикрывавшую подступы к селу Александровское, и удерживать ее до подхода основных сил. Со взводом Симонова пошел в бой за высоту и комсорг батальона лейтенант Затюпа.
Искусным маневром взвод выбил из траншеи врага, занял высоту.
Гитлеровцы, понимая важность ее, решили во что бы то ни стало восстановить положение, на горстку бойцов обрушили шквальный артиллерийско-минометный огонь. За ночь фашисты семь раз контратаковали высоту. Вся земля здесь была перепахана артогнем. Взвод держался. К рассвету 4 августа в живых остались только лейтенант Затюпа, младший лейтенант Борис Симонов и сержант комсомолец Константин Егоров. Но и они были изранены.
Когда рассвело, гитлеровцы предприняли восьмую контратаку. Защитники высоты продолжали бой, но вскоре на высоте стало тихо. Когда на следующий день батальон выбил с высоты фашистов, там нашли три обожженных трупа. Опознать младшего лейтенанта Симонова, лейтенанта Затюпу и сержанта Егорова удалось с трудом. Специальной комиссией было установлено: всех троих, тяжело раненных, в бессознательном состоянии, гитлеровцы захватили в плен. Они привели их в чувство и пытались получить сведения о наших войсках. Советские воины молчали. Тогда рассвирепевшие фашистские выродки стали их пытать. Симонову и Затюпе гитлеровцы отрезали уши, потом выкололи глаза. Герои молчали.
Фашисты принялись за Егорова. Тот отказался говорить. Они надели ему на шею ременную петлю и, протащив по траншее, задушили.
После этого палачи вновь взялись за Симонова и Затюпу. Те молчали. Гитлеровцы облили всех троих бензином и сожгли.
В любой обстановке, как бы ни была она сложна и тяжела, коммунисты и комсомольцы оставались верными воинскому долгу, присяге.
В полосе наступления дивизии было немало населенных пунктов и много всяких высоток и высот. Гитлеровцы каждое село заблаговременно превратили в узлы обороны, используя дома и сараи. Каждая высотка — это один или иногда и два дота и многочисленные огневые точки. И вот за надолго оставшимся в памяти всех бойцов, командиров и политработников дивизии селом Муравчик появилась печально известная нам высота 260,2.
Перед высотой когда-то росла рожь, она кое-где уцелела. Но полоса этой полувыбитой ржи кончалась метров за 200 до высоты. Не пройдешь, не проползешь незамеченным. Гитлеровцы пристреляли здесь буквально каждый сантиметр. А день уже был на исходе. К комбату Мухачеву подошел комсорг Костя Комиссаренко:
— Товарищ майор, разрешите мне с комсомольцами выбить с высоты немцев.
— Как же ты это сделаешь? Местность перед высотой чиста, как стол, с наступлением темноты они все время освещают ее ракетами. Ничего не выйдет.
— Комсомольцы сделают, товарищ майор, — убеждал Комиссаренко.
План был таким: комсорг с небольшой группой бойцов через Мартыновский лес ночью выйдет в тыл гитлеровцам, неожиданно атакует. Воспользовавшись атакой с тыла, батальон должен ворваться на высоту. Договорились о сигналах.
Смельчаки под командой старшего сержанта Константина Комиссаренко прошли за ночь километров восемь по лесу да с километр проползли к высоте. К рассвету они были в тылу у немцев, у подножия высотки. Стремительно ворвались комсомольцы в траншею гитлеровцев, уничтожили расчеты трех тяжелых пулеметов, у фашистов началась страшная паника. А тут пошли в атаку с фронта бойцы батальона. Высота была взята.
Во время боев под Дмитровск-Орловским старший сержант Комиссаренко несколько раз собирал на поле боя бойцов, оставшихся без командиров, сколачивал из них группы и водил в бой. Он заменял, когда было нужно, погибших командиров взвода и даже роты.
Константину Игнатьевичу Комиссаренко не удалось дойти до города Дмитровск-Орловский, он пал смертью героя на его подступах…
Личный состав 1-го батальона вдохновлял и увлекал в бой сам командир — коммунист майор Мухачев.