— А кто еще это мог быть? — спросила царица.

Секретарь продолжал нерешительно, осторожно подбирая слова. Его царица в последнее время осыпала милостями мидийского посла, и он не хотел рассердить ее.

— Существует также Мидия, интересы которой необходимо учитывать, Ваше Величество. Ей не выгоден прочный союз между Сунисом и Аттолией.

— Это правда, — согласилась Аттолия, откидываясь на спинку трона. — Посмотрим, где объявится халдей.

Через несколько дней после гибели флота Суниса пираты совершили набег и сожгли два самых важных его порта на островах. С момента закрытия Эддисом караванного пути через горы пиратство все шире распространялось у берегов Срединного моря. Торговцы, перевозящие свои товары морским путем были лакомой добычей, и любой капитан в любой момент мог сменить свой флаг на пиратский для захвата более слабого конкурента, а потом вернуться домой под видом честного купца.

Эти новые пираты работали в одиночку и охотились на отбившиеся от караванов суда. Поэтому никто не ожидал, что они объединят свои силы. Многие из островов еще не сделали выводы из гибели военного флота Суниса и не приняли даже элементарных мер предосторожности против морских разбойников. Их гавани были открыты, их города по ночам охранялись только сторожами, патрулировавшими улицы в поисках пьяниц и грабителей. Пираты высадились без предупреждения, ограбили и подожгли склады вдоль доков, а многие горожане так и спали в своих постелях. Проснувшимся гражданам оставалось только радоваться, что их не поубивали во сне. Они послали своему царю возмущенные призывы о помощи, но услышали в ответ только, что у Суниса не было возможности защитить их, а нападающие, скорее всего, были не пиратами, а аттолийскими военными кораблями, под фальшивыми флагами.

Чтобы отомстить, уцелевшие корабли Суниса напали на один из небольших аттолийских островов и сожгли несколько городов. Все надежды на союз рухнули. Аттолия перебазировала свой военный флот, чтобы защититься от нападений с моря, но оставила большую часть войска в горах.

Взяв обратно все свои угрозы, Сунис обратился к Эддису с просьбами о дереве для нового флота. Царь лично беседовал с послом Эддиса и узнал, что царица еще осенью наняла оружейных мастеров и в течение зимы переоборудовала свои литейные цеха, чтобы производить пушки вместо чугунных болванок, которые до сих пор поставлялись на Полуостров. Она была в состоянии обеспечить Сунис оружием, необходимым для вооружения новых кораблей, но выразила разумное нежелание продавать пушки, которые могут быть использованы против нее. Она потребовала демонстрации доброй воли, подтверждающей, что Сунис больше не станет союзником Аттолии.

Через месяц после катастрофы на празднике военного флота первые фургоны зерна покатили из Суниса в Эддис, а ослабленная эскадра царя захватила у Аттолии два ее самых уязвимых острова. Хиос и Сардиния были неплохим призом: два острова, небольших, но богатых мрамором и населенных умелыми ремесленниками. Они испокон веков являлись спорными территориями и переходили из рук в руки между двумя странами. Снова став их обладателем, Сунис не собирался возобновлять союзный договор с Аттолией, если в результате ему пришлось бы вернуть острова.

Аттолия, сохранившая свой флот в неприкосновенности, предприняла ряд ответных действий. Она готова была расстаться с Хиосом и Сардинией. Существовали другие острова, имеющие более важное стратегическое значение, и она переключила свое внимание на них. Она захватила Капри, и с небольшим перевесом проиграла битву за Антикапри, его близкого соседа. А Сунис потерял еще два боевых корабля.

По предложению мидийского посла она напала на Симорену и обеспечила себе плацдарм у восточного побережья Суниса. Симорена была одним из крупнейших островов, и она не могла покорить его горные районы без привлечения регулярной армии, большая часть ее легионов по-прежнему штурмовала перевал Эддиса. Царица Эддиса надеялась, что соблазн ослабления Суниса заставит соперницу отозвать армию, но Аттолия продолжала наступление. Эддис атаковала с флангов и отбивала обозы с провизией, но не желала тратить солдат, свой самый ценный ресурс, в прямом столкновении. Даже в Аттолии, с ее до сих пор не восстановившимся после чумы населением, было больше мужчин, чем в Эддисе. Ее армия продвигалась вверх.

Сунис предложил прислать свои войска, чтобы укрепить Эддис, но она отказалась. Постоянно теряя позиции на островах, Сунис неотступно требовал от Эддиса обещанных пушек. Он хотел установить их на бастионах прибрежных фортов, пока не будут построены новые корабли. Еще два его каравана с продовольствием прибыли в горы, у нее уже не было повода отказывать ему.

Луна исчезла за облаками, и коридоры дворца были освещены мерцанием небольших масляных фонарей на пересечениях коридоров. Темные каменные стены почти не отражали свет. Каменные полы, покрытые циновками, глушили звуки шагов. Царица Эддиса шла медленно, чтобы не споткнуться о невидимое препятствие под ногами. Она боялась зашуметь и настороженно озиралась, опасаясь столкнуться с кем-нибудь из своих придворных, которые, несомненно, будет удивлены, обнаружив царицу, крадущуюся ночью по своему собственному дворцу. Она собиралась тайно встретиться с Евгенидисом и его отцом. Евгенидис был способен непостижимым образом материализоваться в любом месте дворца, достаточно было оставить записку под его тарелкой в библиотеке. Его отца слуги проводят в гостиную царицы, откуда он выберется тайно, чтобы прийти к месту встречи. Они договорились встретиться в библиотеке.

Евгенидис уже ждал ее. Военный министр еще не появлялся. Эддис затворила за собой дверь и обернулась.

— Нас обнаружили, — сказала она с печальной улыбкой. — Ты был прав, я должна была позволить тебе передавать письма, вместо того, чтобы назначать тайную встречу.

— Но ты не выглядишь встревоженной, — сказал Евгенидис. — Кто тебя видел?

— Тереспидес, — сказала Эддис. — Он выскочил на меня прямо из-за угла. Я не знаю, кто из нас был потрясен больше. Или смущен, если на то пошло.

— Он догадался, куда ты собралась?

— В этой части дворца некого навещать. Думаю, он сам направлялся в город.

— Может быть, это не тебе надо беспокоиться?

Царица посмотрела на него сверху вниз и нежно улыбнулась. В последнее время он стал таким жестким и непреклонным, но иногда все еще выказывал признаки наивности.

— Ты слышал о том, что лжец считает лжецами всех остальных?

— Конечно.

— А вор думает, что все хотят ограбить его?

— Воздержись от оскорбительных замечаний в адрес моих коллег, пожалуйста.

— Казановы считают всех вокруг развратниками.

Взгляд Евгенидиса на мгновение стал пустым.

— О, — сказал он.

— Подозрение в кровосмешении, — сказала царица, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб. — Практически избиение младенцев. Придворные будут забавляться новой сплетней не меньше двух недель, и я надеюсь, слухи дойдут до Суниса.

— Я давно уже вырос из колыбели, и в нашу интрижку поверит только сумасшедший, но Сунис вполне может. Этот дурак без ума от тебя.

— Не от меня, а от моего трона.

— Вернее сказать, одурманен. Одержим. И не только потому, что жаждет получить твой трон. Он хочет получить тебя, хотя я не совсем понимаю, почему.

— Я рада, что ты решил остаться Вором. Для придворного льстеца тебе кое-чего не хватает.

— Вот кого надо действительно пожалеть, так это царского наследника, — сказал Евгенидис. — Сердце бедного Софоса будет разбито, когда он услышит, что ты любишь другого.

Эддис рассмеялась.

— Я сомневаюсь в глубине его чувств.

— Мне не часто доводилось видеть более влюбленного человека, чем племянник царя, — произнес Евгенидис, для убедительности приложив руку к сердцу.

Эддис устроилась в кресле.

— Пусть беспокоится Аттолия, тем более что, мне кажется, Тереспидес имеет прямой доступ к Секретарю ее архива.