Документальный проезд через сияющий огнями вечерний Бродвей, который тянется, пока идут вступительные титры фильма, и завершается остановкой камеры перед фронтоном отеля «Хилтон». Камера, возможно, еще и заедет в холл, в пеструю толпу постояльцев этой роскошной гостиницы.

Все это сопровождается печальной песней на русском языке «На маленьком плоту» в исполнении ее автора Юрия Лозы. Мелодия песни, вероятно, станет музыкальным лейтмотивом фильма.

Из кабины лифта выходит группа людей в вечерних костюмах.

1-я дама. Потрясающе! Не нахожу слов! Вы были коронным номером нашего благотворительного бала.

2-я дама. Без вас, уверяю, мы бы не имели такого успеха. Мы собрали денег вдвое больше, чем предполагали.

Слова эти обращены к немолодому, лет под шестьдесят человеку, с явно артистической внешностью. Вечерний костюм сидит на нем элегантней, чем на всех остальных. Лишь лицо его, лицо человека некогда привычного к успеху, сейчас выглядит усталым и нервным, какое бывает у неудачника, у которого все позади.

Он склонился с ключом к замочной скважине в дверях своей комнаты. И на деревянной ручке ключей и на дверях комнаты один и тот же номер. Пока он возится с замком, сопровождающие изливают свои восторги. Сэм. Вы — маг! Вы — волшебник. Я был околдован. Собирался отвалить от силы десять тысяч, а выложил двадцать пять.

1-я дама. Браво, мистер Блументол! Русские эмигранты, для которых все это затеяно, не забудут вашей доброты.

Сэм. Да я не замечал за собой такой уж большой тяги к филантропии. Это все он! Его талант — убедить, подчинить всю аудиторию.

Наконец, дверь отперта, и все проходят в комнату. Хозяин подчеркнуто изысканным жестом пропускает вперед дам.

1-я дама. Как мило! Как уютно! Не правда ли? Вам в России не приводилось останавливаться в подобных отелях?

Он хотел было ответить, но его опередил апоплексический господин, не выпускавший изо рта сигару.

Господин с сигарой. Этот парень у нас, в Америке, не пропадет. Простите… еще раз… Как ваше имя?

Виктор. Виктор… Виктор Бершадский.

Господин с сигарой. Длинновато… У нас в Америке надо короче. Чтобы неутомлять память… Еще раз… Как ваше имя?

Виктор. Бершадский. На афише — аршинными буквами. Надо умудриться не запомнить.

Господин с сигарой. Не выговорить. Бер-ри! Вот как вам надо называться.

Виктор. И вы уверены, что тогда уж запомните?

Гости рассмеялись. Господин с сигарой тоже.

Негр в униформе вкатил в комнату столик на колесах, уставленный дорогими яствами и шампанским в серебряном ведерке со льдом.

Господин с сигарой достает из бара бутылку виски, наливает себе и пригубляет. Негр расставляет приборы на столе, вокруг которого сгрудились гости.

1-я дама. Такого, я уверена, вы в России не пробовали.

Виктор (сдерживая ярость). Пробовал, милая. И неоднократно.

2-я дама. Не понимаю… Зачем же вы тогда уехали?

Виктор. А вот этого вы не поймете, сколько бы я вам не объяснял.

2-я дама. Почему же?

Виктор. Да хотя бы потому же, почему этот господин никак не запомнит мое имя.

Господин с сигарой (обнимая Виктора за течи). Вы мне нравитесь. Этот парень умеет продать свой товар. Простите… еще раз… Как ваше имя?

Виктор. Называйте меня как вам угодно. Ради бога, не переутомляйте свою память. А вот насчет товара, который я умею продать… Это уж вы мне льстите… Я не умею торговать… может быть, к сожалению… Потому я и покинул свою родину, что торговать своей совестью никак не мог научиться. А говорил я на благотворительном вечере искренне, от души… Хотел, чтобы вы поняли, что значит оставить родину, лишиться родных и друзей, атмосферы, в какой вырос. И на склоне лет начинать жизнь с нуля… на чужой земле… среди таких вот, как вы…

1-я дама. Вот и снова я чуть не заплакала. Вы мне погубите всю косметику! Дорогой мой! Вы большой режиссер! Несравненный артист! Вот в том месте… где вы сделали внезапную паузу, зал буквально зарыдал. У меня поплыла косметика. Еле привела себя в порядок.

Сэм. Дорогой маэстро! Распишитесь на этом счете. Кельнер, дайте счет. Ваша подпись — и больше ничего. Кельнеру поставьте чаевых… десять процентов. Потом за все рассчитается организационный комитет благотворительного бала. Вы только ставите свою подпись… и все, что есть в отеле «Хилтон», — к вашим услугам. Абсолютно бесплатно. Подпись — и все. Заплатим мы. И пусть вас это не беспокоит. Так что пользуйтесь возможностью пожить райской жизнью.

Господин с сигарой. До утра.

Виктор. А утром сказка кончится? С криком первых петухов?

1-я дама. Нет, вы — прелесть. С криком первых петухов! Где вы в Нью-Йорке видели петуха?

Сэм. Это он, дорогая, фигурально выразился.

1-я дама. Почему же? Может быть, в Москве наш маэстро привык просыпаться под петушиный крик. И я полагаю, это прелестно.

Сэм. Ладно, ладно. Значит, маэстро, когда пропоют петухи, как вы изволили выразиться, вы сдадите ключи от номера. Вас будет ждать внизу, тоже нами оплаченный, лимузин, чтобы отвезти вас в аэропорт. И билет на самолет — не потеряйте, тогда уж вам придется платить за обратный полет. Как говорится, из своих кровных.

Виктор. Постараюсь не потерять, потому что своих кровных у меня попросту нет. Пусто, пока не получу очередной чек по безработице.

1-я дама. Боже мой! Вы и с этим знакомы?

2-я дама. Давно без работы?

Виктор. Скоро отмечу годовщину.

1-я дама. Ваша кинокомпания обанкротилась?

Виктор. Какая кинокомпания? Я уже десять лет в этой стране и ни разу не переступил порог кинопавильона. Здесь чужие режиссеры не нужны, своим работы не хватает.

Сэм. Но ведь что-то побудило вас покинуть свою страну?

Виктор. Что вспоминать? Причин много. Не в этом суть. Я искал свободы творчества, а оказался на мели. Никакого творчества! Ни свободного, ни несвободного. Ничего. Нуль. Менять профессию? А как ее сменить? Моя работа режиссера — это моя жизнь. Зачем тогда жить? Ну вот и кормлюсь, чем попало. Последнее место, с которого меня уволили, было место лифтера.

Сэм. Терпение, дорогой, терпение. Придет и ваше время. В этой стране у каждого есть свой шанс. Надо лишь терпеливо дожидаться его. (Негру, хлопотавшему у стола.) Верно я говорю, милейший?

Негр. На все сто процентов, сэр. Вот, к примеру, я. Уже седьмое поколение здесь, и все еще дожидаюсь своего шанса.

Виктор. Браво! Дай-ка мне счет. За отличный ответ я добавлю тебе чаевых. Не десять процентов, а пятнадцать. Думаю, филантропы не обеднеют от моей щедрости.

Негр. Спасибо, сэр. Желаю вам удачи.

Господин с сигарой. Нет, этот парень не пропадет. Он мне положительно нравится. Простите, как вас зовут?

Виктор. Да отстаньте вы с моим именем. А вот если я уж так вам нравлюсь… помогли бы… советом… рекомендацией… У вас же есть связи… Я не останусь в долгу. Не придется за меня краснеть. Заклинаю вас. Я — профессиональный режиссер кино. Понимаете? С именем! Несколько международных наград… Вот смотрите! (Он выхватывает из кармана пачку фотографий.) Это — Канны! А вот — фестиваль в Западном Берлине. А это — на съемках моего последнего фильма. Он вышел в Москве без моего имени в титрах. Фильм без режиссера. Фильм есть, а режиссера нет. Меня действительно нет. Там мое имя под запретом, а здесь меня никто не знает. И знать не хочет. Еще годик-другой, мне и к камере боязно станет подойти. Это же как пальцы у пианиста. Без практики, без тренажа они теряют гибкость, чувствительность… Выходят из строя. Вот и я… выпал из строя.