Могут ли подданные стремиться к миру с оружием в руках? Это вправе делать только короли, но не их подданные».
Далее в декларации говорилось о тщетных попытках Королевского совета мирным путем договориться с мятежниками: «Что касается Его Величества, то кто осмелится утверждать, что он желает войны, после того как в течение короткого промежутка времени он заключил три договора, чтобы даровать мир своему народу и поддерживать его?» Ришелье не забыл напомнить и об огромных суммах, выплаченных королевской казной вождям мятежников ради сохранения мира, и об их неблагодарности.
Перечислив все преступления, совершенные герцогами против короля и общественного спокойствия, осудив их попытки «опустошить государство», свергнуть «законную власть» и «установить личную тиранию», Ришелье завершил обвинительный акт следующими словами: «Кто же не видит, наконец, что единственное средство, оставшееся в распоряжении Его Величества и способное прекратить непрерывные мятежи в его королевстве, – это суровое наказание тех, кто их организует, с помощью верных своих подданных…» Последовавшие энергичные и решительные действия показали, что обещание покончить с мятежным духом не было пустыми словами.
Прежде всего Ришелье как ответственный за военное управление занялся реорганизацией армии. Надо сказать, что в тот период заботы военные занимали главное место в деятельности нового государственного секретаря, оттеснив на задний план дипломатию.
Существовавший в те годы порядок комплектования армии был крайне несовершенен и открывал самые широкие возможности для всевозможных злоупотреблений. В мирное время ядро королевской армии составляли швейцарские наемники, гвардейские подразделения, несколько старых полков и крепостные гарнизоны. Перед очередной военной кампанией король вручал офицерам, назначенным на командные посты, предписания (commissions), предоставлявшие им право комплектовать подразделения и части (роты или полки) путем вербовки солдат. При этом каждый офицер получал определенную сумму. На эти деньги командир был обязан полностью экипировать своих подчиненных и выплачивать им жалованье. Понятно, что офицеры, пользуясь отсутствием должного контроля, злоупотребляли предоставленной им самостоятельностью и обирали солдат всеми возможными способами. Если к этому добавить, что правом commissions пользовались губернаторы провинций, в том числе и мятежные принцы, то становятся очевидными все недостатки системы комплектования армии.
Ришелье пытался как-то исправить положение. Особое беспокойство у него вызывала перспектива вербовки мятежниками иностранных наемников, тем более что герцоги Неверский и Буильонский располагали для этого достаточными финансовыми возможностями. 29 декабря 1616 года Ришелье направил послу Франции при австрийском дворе графу де Шомбергу инструкцию с указанием принять все меры для того, чтобы воспрепятствовать мятежным принцам осуществить вербовку наемников в пределах Габсбургской империи. Одновременно посол получил предписание набрать 3 тысячи наемников и закупить 500 лошадей для королевской армии.
Ришелье внимательно следил за действиями мятежников, предупреждая их возможные контакты с иностранными дворами. Он обязал французских дипломатов докладывать ему обо всем, что могло бы быть использовано мятежниками в ущерб интересам короля Франции.
От своих агентов Ришелье узнал о попытках некоего шотландского дворянина, состоявшего ранее на службе у короля Франции, склонить солдат и офицеров королевской гвардии к измене в пользу герцога Неверского. Государственный секретарь приказал немедленно арестовать шотландца. Вскоре он был казнен на площади перед Лувром.
Слова Ришелье не расходились с делами. И в будущем он никогда не остановится перед крайними мерами наказания, если речь пойдет об интересах государства, олицетворяемого в его глазах королевской властью.
Государственному секретарю уже через два месяца удалось сформировать две армии и отдельный корпус. Первая армия численностью 30 тысяч человек (в том числе 10 тысяч иностранных наемников) при 40 пушках концентрировалась в Иль-де-Франс и должна была прикрывать Париж от возможного выступления герцога Неверского из Шампани. Командовал армией недавний мятежник герцог де Гиз. По расчетам дальновидного государственного секретаря, участие Гиза в военной кампании должно было символизировать полную изоляцию мятежников и одновременно окончательно рассорить вчерашних единомышленников. Конечно, Гиз мог и изменить, но Ришелье считал это маловероятным и не ошибся.
Вторая армия, несколько меньшей численности, была сосредоточена к юго-западу от Парижа, в провинции Перш – вотчине герцога Майенского. Ею командовал граф Овернский, побочный сын Карла IX. Граф Овернский двенадцать лет провел в Бастилии за участие в заговоре против Генриха IV. Ришелье, зная о военных способностях графа, добился его освобождения. Армия остро нуждалась в способных, волевых командирах. На всякий случай – мало ли что? – офицером для поручений к графу Овернскому государственный секретарь приставил своего старшего брата маркиза Анри де Ришелье. Маршал де Монтиньи возглавил небольшой корпус в составе 4 тысяч пехотинцев и 500 кавалеристов. Корпус сосредоточивался в провинциях Берри и Нивернь, к югу от Парижа.
Государственному секретарю пришлось приложить немало усилий, чтобы координировать действия трех командующих. Он внимательно следил за перемещением их войск, давая соответствующие указания. С самого начала в отношениях с военными 32-летний Ришелье взял решительный тон, невзирая на их возраст, чины и звания. Он знал неповоротливость тяжелой военной машины и непрерывно подгонял, причем в довольно резких выражениях, именитых военачальников, если считал, что они недостаточно активны. Примером подобного обращения может служить письмо Ришелье маршалу Франции де Витри, ветерану войн Генриха IV. «Я был очень удивлен, – отчитывал Ришелье старого маршала, – узнав, что Вы до сих пор не привели свой отряд в указанное мною место. По получении настоящего письма Вы должны немедленно принять все необходимые меры для скорейшего выступления и соединиться с армией, действующей в Шампани». Не щадил Ришелье и члена королевской семьи герцога де Лонгвиля, недостаточно активно, по мнению Ришелье, действовавшего в Пикардии, а также других нерадивых военачальников, не устававших удивляться осведомленности государственного секретаря.
Детальное знание истинного положения дел было для Ришелье едва ли не главным условием принятия тех или иных решений. Именно в эти первые годы приобщения к власти у Ришелье пробудился интерес к тому, что мы называем разведкой и контрразведкой. С годами этот интерес возрастал. Собственно говоря, к услугам тайных осведомителей прибегали задолго до Ришелье. Он явно не был здесь пионером. Но именно ему принадлежит заслуга в организации французской секретной службы как таковой.
С первых дней пребывания на посту государственного секретаря Ришелье обнаружил недюжинные организаторские способности и твердую волю. Характерным для него было стремление все дела доводить до конца. Никогда он не останавливался на полпути, не бросал начатого, не забывал обещанного. Необязательность и нерешительность Ришелье считал качествами, недопустимыми для государственного деятеля. Он сумел убедить Марию Медичи и маршала д’Анкра в том, что только сила способна положить конец мятежным притязаниям на власть; политика бесконечных уступок и компромиссов доказала свою несостоятельность. Посетивший государственного секретаря в середине января 1617 года папский нунций кардинал Бентивольо по возвращении от Ришелье записал: «Он буквально одержим войной. Он считает ее совершенно необходимой, если король желает оставаться королем. В самых энергичных выражениях он говорил со мной о принцах, заявив, что если бы их мощно атаковали с самого начала, то война завершилась бы в предельно короткий срок. Он добавил, что дней через восемь – десять Его Величество намерен отправиться в Реймс (в армию. – П. Ч.), что контролер финансов выделил (на ведение войны. – П. Ч.) 900 тысяч экю и что во всех провинциях войск вполне достаточно для подавления всякой попытки мятежа».
