— Мне никогда не входить в эту маленькую комнату, — наконец заговорила она. — Так, хозяин?
— Очень хорошо, Хендайя Занзан. Повтори! Никогда. Никогда.
— Никогда не входить. В маленькую комнату. Никогда.
— А это значит?…
— Ни… когда?
Вопросительная интонация его не обрадовала, но Цволл видел, что большего от бедняги не добьется. Отослав служанку, он вошел в мастерскую и закрыл за собой дверь. Еще несколько часов ушло на окончательное титрование состава. Работая, он слышал, как сусухерис с кем-то разговаривает в лавке, потом бесцельно передвигает мебель, потом насвистывает себе под нос. Контрапункт, который создавали две головы, врона сводил с ума, но соплеменники партнера считали его высшим искусством. Ну что за никудышный дурень! Конечно, не такой безмозглый, как скандарка, но все же не видно в нем чистой мудрости и хитрости, которыми прославились сусухерисы с их двойным мозгом. Если бы не острая нужда в свежем капитале на покрытие растущих убытков, Хамбиволь Цволл ни за что не взял бы его партнером. Такой поступок, несомненно, навлек бы на него жестокое презрение предков. Хоть бы бизнес немного оживился. Тогда он немедленно выкупит долю сусухериса и будет вести дело как единовластный хозяин. Впрочем, врон понимал, что предается беспочвенным фантазиям.
Раздраженно морщась, Хамбиволь Цволл перелил готовый состав в изящный флакон, достойный двадцати роялов, и написал инструкцию на листке веленевой бумаги. Маркиз Мирл Мелделлеран явился в назначенный день. Он разоделся пышнее прежнего: в кафтан с высокой талией, из оранжевого бархата, в золотые штаны с длинными штанинами, украшенными бахромой и пуговицами. Тонкий парадный меч висел на шелковом шарфе, завязанном огромным бантом.
— Это оно? — спросил маркиз, поднимая флакон к светящемуся шару, висевшему под потолком, и пристально изучая его.
— Позаботьтесь, чтобы взгляд девушки при питье был направлен на вас, — предупредил врон, подавая клиенту веленевый свиток. — А вот слова, которые вам следует произнести, пока она будет пить.
Маркиз наморщил лоб:
— «Сатис пефут мураф анур»? Что за чепуха?
— Вовсе не чепуха. Это могущественный заговор. Он означает: «Пусть она предпочтет меня, полюбит меня, отдастся мне». Кстати, третье слово произносится «муроф» — смотрите не перепутайте, иначе напиток не подействует. Хуже того, окажет противоположное действие. Еще раз: «Сатис пефут муроф анур».
— Сатис пефут муроф анур.
— Превосходно! Заучите как следует, прежде чем подойдете к ней. Она сама упадет в ваши объятия. Гарантирую, ваша милость.
— Ну, так и быть. Сатис пефут мураф анур.
— Муроф, ваша милость.
— Муроф. Сатис пефут муроф анур.
— Она ваша, ваша милость.
— Будем надеяться. А это вам. — Маркиз достал толстый кошелек и небрежно бросил на прилавок две монеты: прекрасный толстый кругляш в десять роялов и лоснящуюся пятерку. — Удачного дня. И да поможет вам божество, если вы меня надули! Сатис пефут мураф анур. Муроф. Муроф!
Он элегантно развернулся на каблуках и удалился.
Три дня прошли спокойно. Хамбиволь Цволл совершил две мелкие сделки: одну на крону пятьдесят, другую чуть меньше. В остальном торговля стояла. Большая часть маркизовых двадцати роялов ушла кредиторам. Врон вновь впал в уныние, предшествовавшее явлению высокородного покупателя.
На второй из трех дней Шостик-Виллерон опоздал к открытию лавки, а когда пришел, оба его длинных бледных лица были вытянуты, что у расы сусухерис соответствует беспокойству, граничащему с отчаянием.
— Я предупреждал, что ты совершаешь большую ошибку, — с порога начал он. — А теперь я в этом уверен!
Говорила правая голова, обычно пребывавшая в радостном и оптимистичном настроении.
Хамбиволь Цволл вздохнул:
— Что еще, Шостик-Виллерон?
— Я поговорил с моим родственником Сагаморн-Эндиком, который служит в замке. Знаешь ли ты, что леди Алесандра Малдемарская, которую ты столь бессовестно предал в когти нелепому фату, как говорят при дворе, предназначена в жены сыну короналя? И, помешав намеченному браку, осквернив драгоценную принцессу, твой маркиз совершает едва ли не государственную измену? А мы с тобой — сообщники преступления…
— Это не преступление…
— Переспать с простой кухаркой или безвестной уличной акробаткой — нет. Но когда четвертый сын третьего сына провинциального графа соблазняет знатную девицу, предназначенную для династического брака, суется со своей одышливой страстью в столь высокие и деликатные материи… и всякий, кто помогает ему в этом… О Хамбиволь Цволл, Хамбиволь Цволл, будем надеяться, что твой составчик — негодная пустышка! В противном случае твой маркиз погиб, и мы вместе с ним.
— Если напиток подействует, — самым сдержанным тоном, на какой был способен, ответил врон, — о том, что произошло между маркизом и принцессой, никому знать не обязательно. А если и узнают, пусть маркиз сам отвечает за последствия. Мы — простые купцы и находимся под защитой закона. А если состав не подействует — хотя как он может не подействовать, если маркиз не напутает с заклинанием? — мы останемся должны ему двадцать роялов. Где мы возьмем двадцать роялов, Шостик-Виллерон? Создадим из воздуха? Взгляни сюда. — Он открыл денежный ящик. — Вот все, что осталось. Три рояла, две кроны и шестьдесят два… нет, три мелочью. Остальное все ушло. Давай молиться, чтобы напиток подействовал хотя бы ради нас самих.
— Принцесса Малдемар — из рода великого Престимиона — прекрасная девица, невинная, чистая, возлюбленная сына короналя…
— Прекрати, Шостик-Виллерон! Откуда нам знать, может, она не более чиста и невинна, чем эта скандарская коровища, которая у нас прибирается, и это известно всему замку, начиная с короналя, и никого не волнует. Даже если слухи о помолвке верны — а верны ли? Мы это знаем только от твоего родственника, — нам самим ничто не грозит. Наше дело — обслуживать публику, предоставляя услуги. Мы этим и занимаемся. Мы не в ответе, если клиент нарушил чьи-то планы. И в любом случае твоя болтовня ничего не исправит. Что сделано, то сделано. — Хамбиволь Цволл взмахнул верхним венчиком щупалец. — Иди-иди. Брось это. Иначе ты мне только нервы зря измотаешь!
На самом деле нервы врона уже были основательно натянуты, сколько бы он ни бодрился. Он от всей души сожалел, что Мирл Мелделлеран назвал имя своей возлюбленной. Им вполне достаточно было бы знать возраст, приблизительный рост и вес да, может, степень ее опытности в любовных сражениях. Так нет же, бахвалу-маркизу понадобилось назвать имя дамы. Если слухи о готовящемся браке хоть отчасти верны и если соблазнитель-маркиз хоть немного нарушил эти планы, да еще станет известно, какими средствами он добился победы, вполне может оказаться, что Шостик-Виллерон прав. Козлом отпущения запросто могут сделать мага, предоставившего преступный напиток. Хамбиволь Цволл не сомневался, что закон на его стороне. Но на адвоката для защиты от разгневанного принца Малдемара, а то и от сына короналя уйдут немалые деньги, а они и так на краю банкротства.
Однако теперь поздно жалеть. Состав изготовлен, доставлен по назначению и, по всей вероятности, применен. Что будет, то и будет. Остается только ждать. Хамбиволь смешал себе легкое успокоительное и под его действием сумел заняться делами, выбросив из головы ненужные мысли.
На следующий день, за полчаса до официального открытия торговли на Полуночном рынке, когда Хамбиволь Цволл уныло подбивал счета, снаружи послышался шум. Потом кто-то грохнул кулаком в дверь лавки. Подняв взгляд, врон увидел за потускневшим от многолетней грязи стеклом ослепительно-яркую фигуру маркиза Мирла Мелделлерана.
Маркиз, судя по всему, пребывал в бешенстве. Он свирепо размахивал обнаженным мечом. Хамбиволь Цволл впервые видел, чтобы кто-то обнажал меч, не говоря уже о том, чтобы угрожающе размахивать им перед его собственным клювом. Это был парадный меч, изукрашенный до нелепости и служивший только для дополнения костюма, — в Маджипуре фехтование давно вышло из моды, — но лезвия выглядели весьма острыми, и Хамбиволь Цволл не усомнился, что хрупким тканям его маленького тела это оружие может нанести серьезный ущерб.
