Когда я пришел, он схватился за зеленый карандаш. Свой долг он вспомнил и рад был расплатиться. Но зато забыл, что я с виду только простоватый, а на самом деле хитрый.

— Меня прислали не за индюшками, меня прислали за лошадьми. Нам нужны две лошади, — объяснил я причину визита, хотя в действительности меня никто не присылал, пришел я по своей воле и задумке. Тут Джанчатов стал сокрушаться, говорить, что мне он ни в чем не отказал бы, но в их хозяйстве нет ни одной лошади — одни индюшки и техника. Неожиданно замолчал, поднял палец кверху и набрал какой‑то номер по телефону, кого‑то спросил. «Ради тебя решил попросить у соседа, директора совхоза, в счет расчетов. Но его сейчас нет, будет завтра. Так что будешь сегодня моим гостем»,

— и Джанчатов повел меня из своего кабинета. Был конец дня, и мы направились к его дому. Однако нас на газике догнал колхозный парторг и сообщил, что приехали двое из московской газеты, не помню какой. Мы сели в газик и поехали на ферму, куда отвезли газетчиков. Им представили Джанчатова, и ему стали задавать вопросы. Джанчатов по этим вопросам сразу определил, что они ни черта в индюшках не смыслят и стал их дурачить. «Секрет нашего успеха заключается в том, что мы индюшек не только кормим, но и обучаем языку, чтобы с ними общаться. Вот я вам покажу, как они отвечают на приветствие», — и, подойдя к стае индюков, Джанчатов громко закричал: «Здорово, ребята!» Все стадо, сотрясаясь головами и шеями от напряжения, загоготало. Молодые гости, видевшие до этого индюков на картинках учебников, были поражены.

Джанчатов поручил парторгу хорошо накормить и напоить москвичей, а меня повел домой угощать. На следующий день перед отъездом газетчики решили еще раз встретиться с председателем, задать последние вопросы и попрощаться. Один из москвичей спросил Джанчатова, могут ли индюки принимать команды от чужих людей. «Попробуйте, поздоровайтесь с ними», — посоветовал председатель. Москвич сделал шаг вперед и интеллигентным ровным голосом произнес: «Здравствуйте, ребята!» Он же не знал, что индюки не на слова, а на громкость реагируют. Конечно, они и паслись, не обращая на него никакого внимания. «Знаете что, пояснил им Джанчатов», — они на вас обижаются. Они на вас не хотят внимания обращать, потому что вы вчера съели их собрата. А на меня у них нет обиды. Вот смотрите. И Джанчатов своим басом снова прокричал:

«Здорово ребята!» Индюки ответили дружным гоготом.

Попрощавшись с москвичами, пришли мы в контору, дозвонился он до соседа — директора совхоза, договорился, дал мне машину. Приехал я туда. Директор дал одну кобылу, за второй рекомендовал приехать через месяц. Я на кобыле доехал до Кошехабля, там ее продал татарам и неделю кутил с приятелями в их «чайной» [5].

Многие в нашей компании засмеялись, услышав весьма неожиданный финал истории с получением вознаграждения.

— А за второй лошадью когда поехал? — поинтересовались у Магомата.

— За второй лошадью никогда не ездил: шутить в таких случаях надо один раз — отвечал Магомет.

— Это тогда ты споил своего приятеля, долговязого Еристема. Как говорят, он после той вашей недельной гулянки не мог остановиться, каждый вечер сидел в «чайной», — спросил голос из дальнего конца стола.

— Почему же споил? Просто приобщил к красивой жизни. Он потом к каждому вечеру добывал один рубль и шел в «чайную» гулять.

— Апсанча, три бутильча пива, музика «дахонагьу», на худой конец — вальс. Таков был его непременный заказ официантке.

— Ты и вся компания, так здорово гулявшая с тобой, не должны быть в обиде на Джанчатова, — подвел итог все тот же голос.

— А я не был бы на него в обиде в любом случае. В том, что он меня забыл, виновата спешка. Вся эта кукурузная кампания проходила в спешке, как и все последующие кампании. Посмотрите спокойно вокруг и увидите, как все делается в спешке. Куда все спешат? — финал то у всех один. Что можно толкового сделать в спешке? Даже бабе удовлетворение не доставишь в спешке. Я вот на телеге езжу всю жизнь и потому хорошо вижу эту проклятую спешку. Да и все болезни от нее. Одни торопятся большие должности получить — инфаркт получают, другие — больше богатства иметь — или тюрьму, или бессонницу получают… — все получают в зависимости от скорости. Вот тут, я вижу, немало шоферов сидит — у всех радикулит, падикулит, все болит… А у нас, у ездовых, ничего не болит, потому что не торопимся.

Когда подняли очередные рюмки, Малич вспомнил рассказ Магомета и, обращаясь к публике, спросил: «Знаете, чем закончился у Джанчатова история с корреспондентом?».

— Нет! — закричали многие, и Малич, друживший с Джанчатовым и слышавший от него эту историю, поведал ее нам. Через некоторое время редактор «Комсомольской правды» звонит Джанчатову и спрашивает, как у него в хозяйстве идет обучение индюшек. Джанчатов вначале не понял ничего и стал с возмущением говорить, что это не научно — исследовательский институт, а колхоз. По — том, когда выяснилась причина вопроса, редактор рассказал, что у него сегодня сорвалась планерка. Она превратилась в час сатиры и юмора, потому что разбирали отчет двух корреспондентов о поездке в Адыгею. История с индюками, «понимающими» слова председателя, стала центральной на планерке. Оказалось, что в редакции одна треть не видела живых индюков. Редактор поблагодарил Джанчатова за хороший, остроумный урок.

Рассказ Малича все выслушали внимательно. Никто не засмеялся. Тут я должен сказать несколько слов об адыгском юморе. Он не имеет начала и конца, беспределен. Два адыга без юмора не смогут общаться и получаса. При этом юмор не рассчитан на внешний эффект. Он проникает внутрь, в сознание, в подсознание, придает настроение, освежает, очищает. В продолжение всего нашего застолья было много юмора, много шуток, но смеха было не так много. Последнее не означало, что нам не было весело и легко. Было и порою очень. Героем юмора и шуток всю ночь был Багов, но он не рассчитывал на смех своей аудитории. Ему надо было одно — в определенное время привлечь внимание публики и здоровой шуткой провести профилактику ее сознания. Публика охотно поддавалась ему, чувствуя в нем мастера своего дела. В продолжение всей ночи за нашим столом не раз становилось шумно из‑за разговоров между соседями и в группках. Все смеялись, разговаривали. Но стоило Магомету Багову заговорить, шум прекратился и все внимание обращалось к нему.

В дверях появились трое молодых ребят. Стоявший посередине держал в руках поднос с бокалами. Это младшая компания из родственников и друзей жениха прислала делегацию в нашу «старшую» компанию засвидетельствовать свое уважение и почтение. Стоявший посередине, держа бокал, стал говорить об уважении молодых к старшим. Потом двое других стали по нашему столу расставлять «подношения» — хорошие напитки, которые им подавали из коридора. Тамада, вставший в свой огромный рост, внимательно выслушал «посла» и приказал налить им бокалы. В ответном слове он говорил, что мы, старшие, надеемся на них и что, видя их воспитанность, можно в них не сомневаться.

Часа через полтора явилась с аналогичной миссией делегация «средней» компании. Если молодежная делегация ушла быстро, то эта была у нас долго. Они ведь более зрелые и опытные в красноречии и общении. Из их многочисленной делегации некоторые по приглашению тамады остались в нашей компании. Один из

них, директор школы, рассказывал, как недавно был в Сирии, и как там чтят религию и как не приемлют алкоголь. Там нельзя вспоминать имя Аллаха, держа в руках бокал. А у нас вспоминают Аллаха только тогда, когда держат в руках бокал. Действительно, все говорящие тост, хоть раз обязательно обращались к Аллаху.

За столом постепенно вопрос о шариате и алкоголе стал центральным. Свое мнение по нему сказали многие.

— Если все происходит по велению Аллаха, — рассуждал тамада, то и виноградная лоза растет не без его ведома. А раз так, то и вино нам он дает на радость. Я не вижу причины, по которой всеблагий Бог не мог бы это сделать.