- Ты что же надумала нас развести?! Почему в Управу не пришла!? Денег не платишь, и помочь братьям по вере не хочешь!- сразу, едва захлопнулась дверца, обрушился на неё Мансур.
- Яя... я заплачу... но это помещение в аренду брать не буду!- Гуля дрожала от страха, но на своём стояла твёрдо.
- Слушай, ты до сих пор не поняла, с кем дело имеешь. Пока мы с тобой по-доброму, как с сестрой по вере разговаривали, но мы ведь и по-другому можем. Ты что же своим детям зла желаешь? Так мы с неверными поступаем, а с единоверцами пытаемся договориться. Но если они не понимают, то они нам уже не братья по вере и не сёстры. Понимаешь? Мы тогда с ними как с вероотступниками поступаем. Ты хочешь, что бы мы с тобой как с русскими разговаривали?!
Гуля сидела, вжавшись в спинку кресла, ни жива, ни мертва. В её сознании возникали сцены виденные по телевизору, где боевики-похитители издеваются над заложниками в зиндане. А то что зиндан чеченцы могут организовать не только в Чечне, но и где угодно в России, даже в Москве, Гуля не сомневалась. Видя состояние Гули, Мансур, видимо решил, что она уже надломлена и надо лишь немного додавить, после чего она на всё согласится, безо всяких устрашающих акций.
- Ты, почему не спрашиваешь, как мы твоих конкурентов убрали? Подробностей боишься? Зря, там никакой крови не было, никто не пострадал... почти.
Издевательский смех Ахмеда, прозвучал в ответ на это сообщение Мансура, в то время как Гуля дрожала внутренней дрожью.
- Ты, говорят, в Баку, в институте училась?- продолжал говорить Мансур. Не услышав ответа, продолжил.- Я тоже, здесь в Москве, восемь лет учился, на юридическом. Приезжал-уезжал, академы брал. Меня даже отчисляли. Родственники потом с кем надо поговорили... опять восстановили. Когда меня в Чечне ранили, я сюда на костылях приехал и мне тут все эти дуболомы верили, что я с лестницы упал. Никто даже не поинтересовался, как это можно несколько осколочных ранений получить, упав с лестницы. Это я к тому говорю, чтобы ты лучше поняла, кто мы такие, и что с нами лучше не спорить, и здесь мы не в гостях, здесь мы хозяева. Знаешь нашу поговорку, у нохчи там родина, где его тейп. А наш тейп не только в Чечне, он и здесь и ещё в нескольких местах России живёт, и везде мы хозяева, ты в этом не сомневайся, нохча там где живёт, там он господин, рабами и лохами мы никогда не были и не будем... Ну ладно, это я немного отвлёкся, я же о твоих конкурентах сказать хотел. Заходим мы с Ахметом в их магазин, спокойно, средь бела дня. Дожидаемся, когда покупатели выйдут, дверь закрываем на засов. А дверь у них получше твоей, тяжёлая сейфовая, из гранатомёта не возьмёшь, да ещё утеплителем обитая, никакого звука через неё не проходит...
Дрожь Гули усилилась, у неё всё похолодело внутри.
- Смотри, как испугалась, думает, что мы эту суку, там прямо на прилавке отодрали,- вновь заржал Ахмет.
- Ты что, действительно так думаешь?- внимательнее пригляделся к Гуле, оценивая её состояние Мансур, и тоже рассмеялся.- Мы её действительно отодрали, но не так как ты думаешь, нет мы не взяли её на силу, а именно отодрали, выпороли. И для неё это не было унижением, это было наказание. Их несколько столетий регулярно пороли, они ведь все потомки рабов. Я это ещё в университете узнал, когда их историю изучал. Так вот, их предки как скот принадлежали помещикам, а те их могли продавать, дарить и за любую провинность пороли. Царь освободил их от рабства, думал, что став свободными они станут работать и богатеть, но они уже не могли работать без палки, без порки. Потому этот скотский народ работать не стал а, ошалев от воли и водки убил царя, перебил всех помещиков и других господ. Но раб он всегда раб, он нуждается в господине, хозяине, он не может без плётки. В советское время сначала господами хотели стать евреи, Троцкий там и другие, но всех хитрее и твёрже оказался грузин Сталин. Он стал хозяином для русских, бил их так, как ни один царь не бил, и они от страха перед ним даже немцев победили. Сталин делал с ними всё что хотел, заставлял их творить всякие злодеяния, в том числе и издеваться над чеченцами, выселить наших предков как скот в Казахстан. Он хотел и нас как русских превратить в рабов, но мы рабами не стали. После Сталина у русских стали совсем плохие хозяева, слабаки, они вновь распустили этот никчемный народ, не смогли удержать власть и развалили всю страну, всё что построили при царях и при Сталине. И сейчас этому народу-рабу опять нужен господин, он без него не может. Евреи сейчас захватили основные богатства России, но господа с них тоже плохие, они хоть и хитрые, но слишком трусливые, чтобы держать этих скотов в страхе. Чтобы управлять этим народом, надо иметь мужество, твёрдость и не знать что такое жалость. Такому хозяину они сами будут подчиняться с удовольствием, как и положено рабам. И такие господа есть, это мы и вы, все кто родом с Кавказа. Понимаешь меня? Чего молчишь?... Ну ладно потом переваришь, что я тебе толкую. Так вот, порка для русских это не унижение, не насилие, это для них как учёба. Только её они понимают. Они потому и не знают, как им сейчас жить и что делать, потому что уже сто лет не пороты. Вот мы и поучили ту бабу, что за прилавком с голым пузом стояла. Чтобы знала своё место и мужчин этим пузом не соблазняла. Она ж чем у тебя покупателей-то отбивала? Именно этим. Залепили скотчем рот, сняли с неё штаны и ремнём по жопе... потом перевернули и по пузу... чтобы в платье ходила, как положено женщине. А потом сказали, чтобы магазин закрывала, а если не закроет, то уже не ремнём бить будем, а брюхо вспорем...
Мансур замолчал, глядя какое впечатление на Гулю произвёл его рассказ. Та явно не испытала от него наслаждения - она сидела с посеревшим лицом.
- Это, конечно, не всё. Это была разминка. Главное в этом деле было потом, когда мы подождали у школы сына хозяина магазина. А хозяин, как мы выяснили, приходился двоюродным братом той голопузой продавщицы. Затащили его сына вот сюда, в машину и отцу позвонили. Ахмед пацану немножко больно сделал, чтобы он в трубку покричал маленько, а отцу потом объяснили, что если он магазин свой не ликвидирует, то мы его сыну что-то вроде обрезания сделаем, после которого у него, этого отца, уже внуков это самое... не будет, - громовой хохот Ахмеда прервал рассказ. Мансур укоризненно посмотрел на товарища.
- В общем, вот и всё. Мы ему сутки дали, и он в них уложился, молодец, освободил помещение, которое ты, уважаемая Гульнара, не хочешь арендовать... для нас. А мы для тебя столько сделали,- укоризненно, неестественно миролюбиво говорил Мансур. Он впервые назвал её по имени, да ещё на мусульманский лад. Но Гуля на это не отреагировала, она продолжала сидеть, словно потеряла дар речи.- Ты же понимаешь, что ведёшь себя не хорошо? Ответь пожалуйста, не молчи,- уже резче заговорил чеченец.
- Да-да, понимаю...- словно очнулась Гуля.
- Ну, вот и хорошо,- почти ласково произнёс Мансур.- Теперь ты пойдёшь в Управу?
- Да... да, но не сегодня... Я не могу... мне надо немного успокоиться.
- Сегодня и не надо,- Мансур поднял руку и взглянул на блеснувшие золотом, явно очень дорогие часы,- сегодня уже поздно. Теперь из-за тебя нам придётся организовывать новую встречу, собирать всех нужных людей. Ай, яй яй, нехорошо получилось. Но мы добрые, мы тебя простим и даже не оштрафуем. Цени. И чтобы в следующий раз не получилось как сегодня, мы сами тебя отвезём. И не вздумай куда-нибудь свалить, или спрятаться - на дне моря найдём, и тебя и детей твоих. А ты ведь хочешь, чтобы твои дети выросли здоровыми, чтобы родили тебе внуков,- и опять дикий хохот Ахмета заполнил всё сознание Гули...
7
Только с утра следующего дня Гуля обрела способность действовать с присущей ей энергией. Фактически бросив магазин на Фатиму, она созвонилась с братом и тут же поехала к нему и всё без утайки рассказала. Брат буквально сгорбился за столом, за которым сидел. Он, вроде, сначала хотел отругать сестру, но взглянув на неё понял, что этого сейчас совсем не требуется.
