- А если бы не успела?- задумчиво спросил Анатолий, поворачиваясь лицом прямо в полукружье таниного живота и начиная носом испытывать его упругость.

- Тогда бы домой вернулась, тут бы куковала.

- На ферму бы пошла?- Анатолий спросил озорно, со смешком.

- Да ну...  что я дура, да и родители бы не пустили. Мать куда-нибудь бы к себе пристроила.

- А ты знаешь, я тебя сейчас на ферме представил, и самому смешно стало.

- Чего тут смешного?- Таня не больно шлёпнула Анатолия по щеке и будто бы с обидой отвернула его голову от своего живота лицом вверх

- Ну не злись, Тань... Просто несовместимо, ты и под коровой.

- Что несовместимо?... Свою-то корову я дою.

- Это не то, одну, да не каждый день.

- Ну да, не то. А ты вот сам попробуй, подлезь под корову. Вам мужикам, вообще легче жить, рассуждаете только. А у меня от одной и поясница отваливается, и руки болят.

Немного помолчали - Анатолий виновато, Таня обиженно - прежде чем он подобрал прерванную нить разговора:

- А я ведь когда в восемдесят девятом поступал в московское ВОКУ, почти поступил... на последнем экзамене срезался. Ну, у нас-то конечно попроще, в военные училища медалисты не идут. Если бы не этот чёртов билет по физике. Понимаешь, сидим три человека, справа у соседа билет – весь знаю, слева тоже, а свой... Как нарочно... Зато сюда, в наше, орджовское всех брали, тут каждый год недобор.

- А ты мне не говорил про это,- Таня удивлённо сверху вниз поглядела в его глаза.

- Про что... что наше училище одно из последних?... Про это как-то и говорить...

- Но ты же говорил, что ваше училище Аушев заканчивал?

- Ну и что... а как курсантов набирать, каждый год вербовщиков в другие училища посылают, подбирать, кто там не прошёл. Вот и меня так подобрали.

- Наверное, потому вас и закрывают, что желающих мало?

- Да нет, желающих-то хватает, только вот каких. Знаешь, сколько абитуры каждый год наезжает с гор, с Чечни, с Дагестана. Если бы их всех принимали, не училище получилось бы, а абрецкий стан. Но с грамотухой у них совсем завал. Им легче руку насквозь прострелить, чем сочинение написать. Осетин, тех ещё берут, а этих редко. Хоть кого, но лучше со стороны, чем этих, будущих Шамилей, или шейхов Мансуров готовить. У нас, наверное, половина курсантов таких как я, что в другие училища не поступили. Я с одной двойкой, можно сказать, вне конкурса прошёл. А там и такие были, кто с тремя поступал.

- Ужас какой. Неужто... Это какие же из них офицеры потом?...

Анатолий вскочил, будто его ужалили.

- Да вот, представь, отличники не хотят сапогами грязь месить, марщ-броски эти... будь они прокляты, кроссы, перловку с овсянкой жрать, портянки чужие нюхать!- вдруг прорвало его в ответ. Тут же с остервенением он ударил себя по лбу, придавив впившегося комара.

- Ты что, Толь?... Я ж не тебя имела в виду... садись,- Таня, оправдываясь, стала ластится к нему боком.

- Да знаешь, иной раз троечники такими головами оказываются, а те же отличники на поверку ни на что серьёзное не способны, обыкновенные зубрилы. Помнишь, как ты про Жулину говорила, что день и ночь зубрит?

- Нет Толь, про Катьку... это я от зависти. Она усидчивая...  Не все же усидчивые дуры, и она такая. Медаль у неё честная, тут говорить нечего.

Анатолий молча отмахивался от комаров, и Таня, чувствуя что он ещё злится, сменила "направление" разговора:

- А может и к лучшему, что в Москве ни ты, ни я не учимся, зато ближе к дому. Ой Толь,- Таня вдруг забеспокоилась,- ты ж говорил, что вас теперь могут по другим училищам разбросать?

- То, что училище наше расформировывают – это однозначно, приказ есть. А вот как с нами, пока не знаю. Наверное, всё-таки здесь доучат, последний курс как-никак. Хотя может и разбросают, второй и третий курс наверняка разбросают. Сначало ракетное, теперь наше закрывают. В городе одни МОПы останутся.

- Странно, нигде больше МВДешников не называют как у вас, МОПы.

- А в этой Орджонке... Всё никак к Владикавказу привыкнуть не могу, да и какой это Владикавказ, того города давно уже нет, с революции. Орджонка, она и есть Орджонка, куча говна и грязи. Там и говорят-то, как не по-русски. Я ж тебе говорил, всё по своему называют, двойку если получил – говорят тахан заработал, отца паханом зовут, мать – маханей.

- Как у уголовников что ли,- недоверчиво спросила Таня.

- А там весь город приблатнённый. Народ весь какой-то гнилой, хоть русские, хоть нерусские. За три года мне этот город во где,- Анатолий чиркнул ребром ладони по горлу.- Поверишь, у нас старшекурсников свободный выход в город, так в такой город и идти не хочется, срань эту обкуренную смотреть.

- А ты и не ходи, Толенька,- чуть не с радостью подхватила Таня.- Доучись, последний год остался, а там, может, в хорошее место распределишься.

- Не, Тань, сейчас вряд ли распределишься,- тяжело вздохнул Анатолий.- Это раньше можно было распределиться в ГСВГ, или Центральную группу, это в Чехословакии, в Венгрию или Польшу можно было попасть. А сейчас, скорее всего, на Дальний Восток или на Север, сопли морозить загудишь. В Московский, или Питерский округ не пробиться, там одна блатота.

- Ой, ну и что? Пока молодой можно поездить, мир посмотреть.

- А где ты институт будешь заканчивать? Я же ждать не буду, сразу тебя заберу.

Таня теснее придвинулась, прижалась головой к плечу Анатолия. Его слова, конечно же, тронули её.

- Как нибудь перебьёмся. Ездить буду, если перевестись некуда, или академ возьму, – будущее в этом плане пока не казалось Тане слишком сложным.

Анатолий в ответ обнял её за плечи... Потом задумался...

- Слушай Тань, знаешь, со мной Николай Степанович говорил...  ещё до своего отъезда. Я тогда только в отпуск приехал, второй день наверное... Я уж и забыл, а вот сейчас вспомнил. Он зачем-то к отцу приходил... А может и специально, чтобы со мной поговорить, не знаю. В общем, он мне интересное предложение сделал. Понимаешь, план у него есть, казачью заставу здесь в станице соорудить, официально с разрешения властей, со штатом.

- Какую ещё заставу?- Таня чуть отпрянула, и смотрела настороженно.

- Ну, казачью, своего рода отряд самообороны. Он говорил, всё равно казачьи войска рано или поздно будут возрождены, иначе тут жить невозможно будет, всё к тому идёт. Вот он мне и предложил, если что, в эти войска потом перейти. А? Представляешь, прямо тут, дома служить. И я уж не лейтенант буду, а хорунжий, форма–папаха и черкеска,- Анатолия явно воодушевляла такая перспектива, а вот Таню... Она даже отодвинулась от него.- Ты чего, Тань? Ведь тогда и ехать никуда не надо, и ты в нашей же школе работать будешь, как кончишь... Вот только, боюсь, ещё не скоро это случится, по дырам успеем мы с тобой натаскаться. Видел я на стажировке, что эти гарнизоны из себя представляют – мрак,- с сожалением произнёс Анатолий.

Таня в ответ нерадостно вздохнула:

- Глупый ты, Толь.

- Это ещё почему... ты что, не веришь!?... Это не я, это ты глупышка. Черные вон как наглеют, без самообороны никак не обойтись.

- И ты что, серьёзно собираешься здесь служить?- почти с вызовом спросила Таня.

- А почему нет, конечно.

- Ох дурень, ты дурень... ничего не понимаешь. Ты хоть думаешь о том, с кем тебе дело придётся иметь на той заставе!?... Я уехать, понимаешь, уехать отсюда хочу... подальше, хоть к белым медведям, но чтобы от этих зверей подальше!!... Ты говоришь, застава... Да тут сразу война начнётся, как вы хоть одного из них... они же... Наркоту, оружие, они же это и туда и сюда везут, машины ворованные перегоняют. А я, значит, трясись, жив ты или нет,- Таня вдруг закрыла голову руками и заговорила со слезами в голосе.- От них не заставами, а стеной, рвами отделяться надо, а пока эти, в Москве, поймут, что нам с ними в одной стране нельзя, знаешь сколько народа погибнет... сколько женщин, девчонок здесь они испохабят!?... Вон у нас, чуть стемнеет, с общежития боимся выйти, насилуют, и только русских. А если ловят, так обязательно насильник чёрный... Я... я не хочу, не хочу здесь... не хочу, чтобы это зверьё моего мужа убило! Бежать отсюда надо, куда угодно, только подальше, туда где их нет!