— То ж до войны спивали! — Опанас хмельно улыбался. — А база мировецкая! Скоро конец!

— Век жизни человека известен: наслаждайся и умирай! Вот начало и вот конец. — Кирей вновь наполнил кружки. Первым выдул и торопливо зажевал огурцом.

— Водку днём с огнём не сыщешь. Откуда у тебя? — Опанас тонул в расслабляющей истоме.

— А-а, выделили стахановцам. Пять тридцаток кладовщику — вся хитрость!

— Ловкач! — Опанас лениво подчистил кусочком хлеба сковороду, вытер пальцы о штаны. — Меня, Киря, перевели в батальон обслуживания. Возим грузы на склады…

— Крыши же нет! Под снег грузы?!

— Накроют. Куда ж девать ящики? На складской ветке целые вагоны простаивают! — Опанас умолк, наслаждаясь покоем, глядя на покалеченную руку Кирея. — Чи на войне, чи шо?

— В детстве нашли заряженный патрон. Взялся, недоумок, разряжать… Жизнь не пощупал руками — вот получил!

— Ты кажешь — дистанция жизни… А на кой ляд вона мени? Кому нужен? Я, как мой старый автомобиль, изношен, ослаблен, латан-перелатан…

— Послужим ещё, старина!

— На моей коломбине только я и рискую, — с заметной гордостью сказал Опанас. — Никто не отважиться ездить! Взрывоопасный механизм! Вот ты говоришь, выжить в заварушке. Комиссар учил меня: «Не живи, Панас, растительной жизнью, как чертополох на задворке! Живи соколом!».

— Небось, из жидков комиссар? Сокол-то — хищник!

— Товаришок, не завирайся! Взвейтесь, соколы, орлами! При царе спивали. Тогда що, не розумели? — Опанас смежил хитроватые глаза, ослабил ремень на гимнастёрке.

— Ты при царе кем был? — заинтересованно воззрился Кирей.

Шофёр моментально затянул пояс, выколесил грудь, выпучил глаза под жидкими бровями.

— Стать! Ешь очами офицера, ме-ерза-авец!

Зверев невольно подхватился, как брошенный пружиной, раскрыл в изумлении рот: «Повело товаришка!». Вскочил и Опанас:

— Не обижайся, будь твоя ласка! Унтер-офицером был. Вот и зацепило. — Опанас засобирался в казарму. — Пора на топчан!

Кирей опомнился и посоветовал:

— Горсть пшена пожуй, а лучше — проглоти. Никакой старшина не учует! Возьми кедровых орешек — верное средство. — Кирей проводил Опанаса до калитки:

— Уважил, приятель. Спасибо! Заходи, всегда рад!

…Чугунова не порадовал ход стройки. Дел ещё на тысячи и тысячи рук! До глубоких заморозков не перерезать победной ленты. А как мечталось командованию рапортовать к празднику 27-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции — не получается! Генерал видел, с каким напряжением работают строители. При нём кровельщик едва удержался на крыше — голова закружилась от малокровия! Не бросил, пока не окончил урок. Подносчик бетона шатался от слабости. Котловое довольство здесь не фронтовое!

Тарас Григорьевич, вернувшись в оперпункт «Смерша», доложил по телефону свои соображения члену Военного Совета фронта (так именовался теперь прежний Забайкальский военный округ). Со всей твёрдостью настаивал: военных строителей нужно перевести на снабжение по нормам действующей армии! Член Военного Совета пообещал обговорить предложение с командующим войсками. Завершая разговор, спросил:

— По части вашей службы нечего доложить?

— Работаем с переменным успехом.

— Желаю постоянных удач!

Поздним вечером Чугунов собрал контрразведчиков в кабинетике Голощёкова.

— Товарищ старший лейтенант, проследите за выполнением приказа о повальной проверке территории базы! — распорядился генерал. — Миноискателями прощупать все закрома, все клетушки и закутки нового хранилища. То же проделать на прежних цейхгаузах. Сапёрам проползти на животах! И пусть подпишут акт: «Мин не обнаружено!».

— Это правильно, товарищ генерал! — выпалил Фёдоров.

Офицеры невольно заулыбались: капитан одобряет генерала! Чугунов не дал развить свою мысль Фёдорову. Обратился к Голощёкову:

— Задача ясна?

За время обследования с генералом гарнизона и новой базы старший лейтенант потерял наглаженный вид: бриджи в пятнах глины, сапоги поблекли. Он кивком головы подтвердил: «Будет исполнено!».

— Эфир молчит. Он догадывается: засвечен! — Фёдоров, занятый своей идеей, горячо доказывал: — Пеленгаторные машины на виду. Вот и приблизить бы час «икс»!

— Как продолжение нашей дезы? — Генерал по-мальчишески подмигнул Васину. — Как вы, майор? Пустить слушок по гарнизону… Подыграем?

— Не получилось бы, как с овощной базой. — Васин потёр свою лысину, виновато поглядывая на Чугунова.

— Самокритика — шаг к исправлению! — Тарас Григорьевич обратился к Фёдорову: — Кумекай дальше, капитан! И ужесточи контроль при входе на стройку. Удвоить посты! Кстати, допуск Заиграевой на базу оформлен?.. Если нет, то придержите пока.

Фёдоров протянул генералу лист бумаги с рапортом об отчислении на фронт. Тарас Григорьевич нацепил на переносье очки, прочитал просьбу.

— Майор Васин знает?

— Я посчитал…

Чугунов сердито сдвинул брови:

— Считать будем после Победы!

— Между прочим, какой-то Изот Дорофеевич числится во всесоюзном розыскном реестре, — напомнил о себе Голощёков.

— Вы хотите сказать…

— Так точно, товарищ генерал! Местные товарищи обещали присмотреть за Киреем Зверевым. Ну, а мы — за Ступой. Это редкое сочетание: Изот и Дорофей… Да впридачу Опанас!

— Сейчас любая версия годится для отработки!

— Товарищ генерал, считаю своевременным допросить официально Заиграеву, — сказал Голощёков. — Она скрывала данные о первом муже.

— Опять двадцать пять! — Фёдоров ударил кулаком себя по коленке. — Ну, что стоило Заиграевой просто приколоть вилами соседа? Тогда она была бы социально нормальным элементом. И ты, Яков Тимофеевич, не вёл бы на неё досье. За ней — статья убийцы. Теперь же она — выродок культового звания. Ату её! И ты потеешь, и твои сексоты мёрзнут, мокнут, добывая компромат…

— У вас, товарищ капитан, политическая близорукость! Заявляю официально, товарищ генерал! — Голощёков побледнел от напряжения.

— Не майся дурью, Голощёков! Курица она домашняя, а не социальный элемент! Она ни сном, ни духом не ведала ничего о Кузовчикове.

— То-то вы бражку с ней распивали! Не во сне, ни на духу, а в натуре! — распалялся Голощёков.

— У вас, Голощёков, мания хватать да имать! Лечиться надо!

— Товарищи офицеры! — забасил Чугунов. — Сие не посиделки!

— Предлагаю административно выселить Заиграеву в Курумкан, на лесозаготовки! — упорствовал Голощёков.

— Ну, держиморда! — задохнулся в возмущении Фёдоров.

— Прекратить! — грохнул Чугунов. — Товарищ старший лейтенант, подготовьте материалы.

— Да вы что-о?! — Семён Макарович отбросил субординацию, обернулся к Васину, ища поддержки. — Это же произвол!

— А вы, капитан, что? — Лицо генерала побагровело. — Вы не в институте благородных девиц! Сие помните, Фёдоров!

— Товарищ генерал, я ручаюсь за эту семью! Голощёков мстит за побег Кузовчикова.

— Не медлите, товарищ старший лейтенант, с документированием. А вам, товарищ майор, поручение перепроверить личный состав вольнонаёмных в гарнизоне. — Генерал повернулся к Фёдорову и с напором добавил: — Вы, капитан, пока служите в органах контрразведки «Смерш» и извольте вести себя согласно нашим правилам и установлениям!

— Товарищ генерал, я — коммунист! Это — первое. Фёдоровы не пятнали свою фамилию кривдой никогда! Это — второе. И ещё. Прошу удовлетворить мою просьбу об отчислении в маршевую роту для отбытия на фронт!

Чугунов, как больная птица, скосил голову, поднял бровь удивлённо: такой прыти от Фёдорова он не ожидал. Звание кричало: «Поставь капитана на место!». А голос человека, умудрённого жизнью, остуживал: «Не руби с плеча!».

— Трое суток домашнего ареста, товарищ капитан! Наказание отбудете после поимки агента противника!

— Вот спасибо! — Фёдоров поклонился. — Отосплюсь всласть!

— Това-арищ капитан! — Васин удручённо развёл руками. — Не похоже на вас, Семён Макарович!