Полина плавно заколыхалась за стойкой. Когда-то давно она работала на Бурундукане. Там ее Семен встретил впервые и запомнил навсегда таскающей мешки с мукой. Полина не спеша подхватывала под каждую руку по кулю и, шаркая слоновыми ножищами, несла их в склад. Парни столбенели от этакой силушки.

— А где Голован? — спросила Полина, пододвигая Семену бутылку. — Восемь семьдесят…

Семен сунул десятку.

— Без сдачи. Нет Голована…

Полина еще раз глянула на него.

— Слыхала я… Такого артиста потеряли.

— Ты-то со мной выпьешь?

— Не… Печень болит. Отгулялась я, Сема…

И Семен усмехнулся про себя, вспомнив нелегкую строчку Голована: «Недолго музыка играла…»

— А может, чутельку?

— Отстань, — отрезала Полина. — Сам пей. И вот возьми яблоки… По старой дружбе…

Семен взял четыре крупных желтых яблока и пошел к столу. Знакомых лиц не встречалось, только однажды, когда Семен уже допивал бутылку, ему почудилась в двери знакомая личность. Играло на стене радио, за окнами темнело. От нечего делать Семен крутил в руках толстую обложку меню.

Сколько раз за свою жизнь попадалась ему на глаза эта знакомая цветная картинка с надписью: «Будете в Москве, посетите ресторан «Прага».

«Посетите ресторан «Прага»… Сидели за столиками какие-то люди, в широкие окна лился свет, на скатертях поблескивал хрусталь… «Посетите ресторан «Прага»…

Семен вглядывался и вглядывался в картинку… Потом она ожила, задвигалась, зашумела…

…Ресторан жил от Семена отдельно: своими звуками, шумами, музыкой, блеском, запахами. И тощую, сильно крашенную певицу на эстраде он почти не слышал. Вся эта белизна, блеск, шум стояли где-то сейчас далеко-далеко, по ту сторону фразы «потому что ее нет…», и Семен, повторяя ее без конца про себя, все ясней и глубже ощущал горечь смысла, заложенного в нее.

И еще — «потому что ее нет…», и еще, и еще…

— Почему ее нет? — спросил Семен, мысленно придя к Ирине в Москве, на Флотскую улицу.

— Потому что ее нет, — сказал веселый парень и, прицелившись в Семена левым глазом, добавил: — Прывет!

Видно, он уловил складность фразы и, закрывая перед вконец ошарашенным Семеном дверь, с удовольствием еще раз весело повторил:

— Потому что ее нет. Прывет!..

…На этот раз певица возникла перед микрофоном в голубом, наглухо обтянувшем ее платье. «Что она там нудит?» — вяло и почти беззлобно подумал Семен.

Прислушался. В песне было про снег, которым все «запуржило, замело» и куда-то «не дотянутся провода…».

— Все! — громко сказал про себя Семен и гулко сглотнул полфужера коньяка. — Потому что ее нет. Прывет… — Семен пальцами отлепил от тарелки тонкий розовый пласт рыбы, зачем-то поднес к глазам и посмотрел на свет. Только сейчас, в разрыве, он увидел, что напротив него сидят двое. И Семен, не убирая от лица рыбного среза, хрипло сказал неожиданным соседям:

— Здорово!

Срез выскользнул из пальцев. Семен проводил его до самого пола глазами, подумал и сильно шаркнул ногой. На столике зазвенела посуда. Нога, скользнув, сильно уперлась во что-то. Сосед поморщился, но улыбнулся любезно:

— Извините…

— Ладно, — сказал Семен, — давай выпьем за то, что ее нет.

Проливая на скатерть коньяк, он наполнил два фужера. Самому не хватило. Семен пошарил глазами по залу. Громко подозвал официанта. Когда тот подошел, вывернул из внутреннего кармана кожанки деньги — много красных и зеленых бумажек.

— Еще того… коньяку…

— Сколько прикажете?

— Килограмм… И деньги возьми.

Заказывая весь вечер вино, закуску, Семен платил сразу, считая, что это очень важно.

Официант двумя пальцами выбрал из кучи двадцатипятирублевку.

— Без сдачи бери, — сказал Семен, — потому что ее нет.

— Кого-с?

Семен сморщился.

— Ее. Давай коньяк. Я вот с вашими, московскими, желаю выпить.

Соседи попротестовали, но все-таки пригубили из своих фужеров. Семену опять стало грустно.

…На эстраде тощая, как микрофонный стержень, певица меняла песни и платья, а Семен чем больше пил, тем все больше и больше раздражался. В голову лезла рвано и несвязно всякая чушь, потом он вспомнил о Женьке Головане, Ваське Кретове, Дуське и загрустил еще сильнее.

«Но почему же ее все-таки нет? — думал Семен. — Почему?..»

В какой-то момент он как будто очнулся. Вспомнил. Залез в карман и нащупал в нем целлофановый пакет. Вынул и показал соседям — они до этого шептались между собой, изредка и не без опаски поглядывая на Семена.

Парень взял целлофан и долго смотрел на то, что просматривалось в нем. Смотрела и соседка.

— Не знаю. Какая-то трава, наверное?

Семен брезгливо сплюнул в ладонь апельсиновую косточку.

— Сама ты трава! Ягель это. Цветы. Дура!

— Товарищ, — заступился за даму сосед, — вы бы аккуратней. Я не люблю, когда грубят женщинам. Не люблю…

Семен словно ждал этого слова. Все, что томилось в нем последние шесть месяцев, этот день, этот вечер, вдруг лопнуло.

— Не любишь? А што ты понимаешь в этом деле? Дай-ка пакет. — Семен деловито спрятал целлофан в куртку. — Значит, не любишь? А вот это ты любишь?..

Семен, качнувшись, встал и подсунул под самый нос парня свой здоровенный, темный кулак. Парень остолбенел.

— Любишь? Эх ты, щебетун!

— Официант! — позвала девушка. — Он угрожает.

У Семена от ярости перехватило горло. Он, размахнувшись, грохнул кулаком по столу, почувствовав, что сломал что-то. Потом он не помнил себя…

— Который тут Кудлан? Выходи!..

Коридор показался длинным…

— Садитесь.

— Ничего, — глядя капитану в переносицу, сказал Семен. — Постою.

— Садитесь, гражданин.

— Ладно, — Семен сел.

— Фамилия?

— Кудлан.

— Имя, отчество?

— Семен…

— Полностью?

…Мгновенно вспомнилась сцена прощания с товарищами с Огиендо…

— …Сергеевич…

— Год рождения?

— С тридцать шестого я…

— Откуда и зачем прибыли в Москву?

— Хватит, начальник. Дай лучше закурить.

— Гражданин Кудлан…

— Уже и гражданин. Эх!

— Довольно. С протоколом знакомы?

— С каким еще протоколом?

— О вашем вчерашнем выступлении?

— Не знаком.

— Ознакомьтесь.

— Так, — сказал Семен, дочитав до конца бумагу.

— Ознакомились?

— Да. Ее нет…

— Кого нет?

— А это я так, к слову.

— Откуда и зачем в Москву?

— Из Огарска, в отпуск.

— Кстати, гражданин Кудлан, при обыске у вас обнаружено вот это. Что это такое?

Капитан показал Семену целлофан с засушенным цветком.

— Это, начальник, тебе не понять. Это ягель.

— Может быть, расскажете подробней?

— Нет, капитан. Это роковая тайна моего сердца.

— Ясно. Ну, а теперь начнем по порядку…

…Если бы Семен мог обо всем рассказать… Он отер вспотевший от напряжения лоб, картинка превратилась снова в обшарпанную обложку меню…

«Вот ведь, собака! Примерещится же…» — думал Семен. Он настолько реально увидел себя там, в Москве, в которой никогда не бывал, что долго хмыкал, крутил носом.

Потому что ее нет… А что, если на самом деле Ирины не окажется по этому адресу? Тогда что? Будет Семен ходить по огромному городу, по незнакомым улицам, глазеть на прохожих и ощущать пустоту и свою собственную ненужность. Ведь никому до него не будет дела… И вот ходит среди людей Семен, и все у нею вроде есть: деньги, свобода… А вот одинок до жути, пуст для него свет. И катится Семен по земле, как перекати-поле, без прощения, бездомно…

«Да ну… адрес верный. Вот только что ты, козел, будешь говорить ей? Ведь она на шею тебе не бросится… Езжай-ка ты лучше сперва к матери, она тебе все посоветует…»

«Правильно…» — согласились наконец оба голоса внутри Семена, но он тут же подумал: «А вдруг матери нет? Выбыла… бессрочно…»

В углу сильно зашумела подгулявшая компания. По всей вероятности, вот-вот должна была вспыхнуть потасовка. Тетя Поля не спеша выкатилась из-за стойки и направилась на шум. Что-то очень тихо сказала — и там все кончилось. Семен удовлетворенно проводил взглядом всю ее мощную фигуру.