— Кто там? — спросила Неля.

— Она еще спрашивает. Комендант, вот кто! Открывай!..

— Одну минуту… — Неля включила большой свет и, зевая, открыла наконец дверь.

В комнату так и впорхнула сухонькая, довольно молодая еще женщина с ядовито подобранными губами.

— Ты уж нас, Чижова, извини… — жадно оглядывая комнату сощуренными глазками, затараторила она. — Мы нынче всех тревожим. Всех… Особенно кто на примете. Рейд, понимаешь? Ты, конечно, одна здесь?

— Не совсем, — сказала Неля. — Вот кто-то еще передо мной суетится… — Она показала на коменданта пальцем. — Никак только не разберу — кто это? А-а, мадам Фиолетова! Это вы?.. Заходите, садитесь. Я вам сейчас сон расскажу… А то, знаете ли, скушно одной… О-о! А вот и еще люди… Вы тоже заходите, — Неля игриво поманила пальчиком парней с повязками на рукавах, что смущенно заглядывали в комнату.

— Ты нам зубы не заговаривай! — отмахнулась комендант. — Показывай, где твой… — Она нервно хихикнула.

— В шкафу, — серьезно сказала Неля.

— А мы и посмотрим, посмотрим… — Комендант прошлась по комнате, заглянула под кровать и остановилась возле шкафа. — Будете свидетелями, — обернулась она к парням и опасливо потянула за ключик… Дверца тягуче заскрипела.

— Гав! — звонко выдохнула Неля.

Парни вздрогнули, а комендант даже подпрыгнула перед распахнутым шкафом.

— Какое безобразие… — не сразу сказала она. — Просто возмутительная выходка.

— А вы водички, водички попейте, — нежно предложила Неля.

— Да… Странно. Очень странно… Куда бы он мог деться? — растерянно обратилась к свидетелям комендант. — Может быть, в окно выскочил?

— Точно, — кивнула Неля. — Вот бы и вы за ним, а?

— Ты помалкивай, помалкивай. Я все-таки комендант! И у меня имеются сведения…

— Что у вас имеется? — Неля вытряхнула из пачки сигарету и пронзительно посмотрела на осекшуюся под ее взглядом Фиолетову.

— Сведения…

— Это хорошо… — перебила ее Неля. Улыбнулась и ласково-ласково сказала: — А теперь, вместе с ними, кыш отсюда!

— Быт ил нэ быт? Вот в чем вапроз! — с совершенно невозможным акцентом читал вслух Серега Гуридзе. — Что благородней духом покорятца пращам и стрэлам яростной судьбы ил ополчась на море смут сразить их противоборством?.. Вай! — Последующий восторг Серега выказал на родном грузинском.

В общежитской комнате на четыре койки, четыре тумбочки и обеденный стол, кроме Сереги, не было никого. Серега докурил до пальцев сигарету и сердито вымахнул, ожегшись, окурок в распахнутую форточку, возле которой клубился пар и полоскалась ситцевая занавеска.

— Умереть, заснуть и толко?.. — Серега наморщил лицо, вспоминая текст.

Не вспомнил. С досадой проткнул воздух перед собой тупоносым кухонным ножом и вернулся к столу, где среди всякого посудного хлама и остатков еды было отвоевано место раскрытой книге. Ненадолго приник к ней, водя пальцем по строчкам, зажмурился и опять вернулся на прежнее место возле окна, где и принял трагическую позу.

Гамлет в Серегином варианте гляделся убедительно — дешевый синенький спорткостюмчик в обтяжку, штанины сели после стирки или такие уж были — по щиколотку, дальше — белые и очень толстые шерстяные носки, незашнурованные кеды… Но главное — упоенность…

— Быт ил нэ быт? Вот в чем вапроз!

Что-то темное и тяжелое обрушилось в снег за стеклом перед Серегой. Он вздрогнул и припал к окну, загораживаясь от света ладонями. Узнал сразу — Григорий…

Серега запрыгнул на подоконник и высунул в форточку голову.

— Эй, ты откуда упал?

Григорий обернулся и, надевая пальто и шапку, сердито сказал:

— С Венеры.

— Зайдешь?

— Нет. Там облава.

— А-а…

— И ты меня не видел, понял?

— Конечно.

Григорий, отряхиваясь от снега, исчез за углом.

Серега спрыгнул с подоконника, зябко поежился и взмахнул ножом.

— Умереть, заснуть и толко?

В дверь просунулась белобрысая, коротко стриженная девчоночья голова.

— Антракт! — звонко крикнула девчонка. — Все встают и падают.

— Э-э, Валентина… — выбился из настроя Гамлет. — Заходи. Гостем будэш.

Валентина вошла, оставив дверь открытой. Рвануло сквозняком, и перелистнулись на столе книжные страницы.

— Ну как, Серго? Много еще осталось? — спросила Валя.

— А-а… Учить нэ переучить. Вот сколько еще… — Серега показал неосвоенную толщину книги.

— Смотри не рехнись… Это же и чокнуться можно, — посочувствовала Валентина и без перехода продолжила: — А там Зинка Шапкина с рудника приехала. Ру-угается… Фиолетиха же рейд учинила по общежитию. Ну и сунулась к ней, а Зина ей такое… Пулей вылетела.

— Кто?

— Комендантша.

— А-а…

— Ты с Гришкой-то, поди, так и не поговорил насчет Зинки, а?

— Нэт, Валентина. Он, понымаеш… занят был.

— А что же делать, Серго? Зинка ведь знаешь какая — натворит чего с собой…

Серега мучительно сообразил:

— Я тут думал… И у меня идэя возникла.

— Какая?

Серега швырнул на стол нож, схватил с подоконника берет, решительно натянул на бритую голову.

— Пошли к Зынаиде.

В городе начиналась метель. Невидимая твердая поземь растаскивала по дорогам недавно еще аккуратно подбитые сугробы. И косо ложились от шквальных порывов голые ветки рябин. В световых фонарных рупорах юлила и пенилась метельная мошкара.

Пока Горохов возился с ключами, отпирая входную дверь в бассейн, остальная компания управленцев устроила в снежном намете на берегу пруда развеселую кучу малу.

В матовом, зыбком свете мелькали лица, руки, ноги. Студеникин оказался на самом верху и блаженно гоготал, сидя на чьей-то спине.

— Алик, а Алик! — безнадежно звала его капризным голосом Люба.

— Чего?! — отозвался наконец Студеникин.

— Я замерзла. Холодно.

— А ты иди сюда! Жарко будет… — Куча мала расползлась под Студеникиным, и он исчез в хохочущем, орущем клубке…

Зато потом, уже в бассейне, поблескивающем чистеньким кафелем и свежей покраской, началось такое… что женская половина компании так и зашлась от смеха.

Силой раздели долговязого, брыкающегося Гимова. Раскачали за руки и за ноги под могучий хор-рев:

— И-и за борт ее бросает… В набежавшую волну! — швырнули в желтых кальсонах в теплую, ласковую воду…

Гимов плавал и кричал стонущим от хохота женщинам:

— Да отвернитесь вы! Мне же вылезти надо.

Затем был дан старт. На тумбочки влезли Студеникин, Тучин, Конусов и Беспятый. Командовал ими в где-то уже обнаруженный мегафон Шаганский. Для начала он сообщил возраст, вес, рост каждого. Заставил всех подравнять трусы под плавки Студеникина. Сообщил, что победитель заплыва будет награжден бутылкой шампанского, и рявкнул:

— Арш!

Мужчины кто как бухнулись в воду. Вскипели белые буруны… Некоторое время все плыли ровно — никто не мог никого обогнать. Плечистый, мощный Студеникин явно работал на публику, накатывая пенистым баттерфляем. Плотный, лысый Беспятый ухал, вымахивая из воды почти по пояс, — саженками. Сухой, жилистый Тучин ввинчивался вертким, послушным телу кролем.

А метров за десять до противоположной стенки вперед совсем непредвиденно вырвался Конусов, плывший на спине. Сперва отлепился на корпус от остальных, затем еще дальше.

— Слабаки… — выдохнул Конусов проигравшим. — Это вам… не руки… выламывать. Тут соображать треба.

Беспятый, с заросшей щетиной грудью, смахнул с лица воду, крякнул и подмигнул Тучину:

— Задается, мерзавец. Макнем?

— Макнем.

Они кинулись ловить заместителя по производству. Загнали его в угол бассейна, стали топить с гамом и плеском…

С борта бассейна махал руками Горохов и визгливо уговаривал:

— Потихонечку, потихонечку, товарищи!.. Без шума.

Конусов отбивался как мог.

— А-ага! — орал Беспятый. — Попался! На тебе! На!..

Конусов только отплевывался, успевая заглатывать воздух, и мячиком уходил в воду.

Студеникин в возне участие не принимал: устало висел на пробковом канате, разделяющем дорожки. Выдохся на своем пижонском баттерфляе…