- Ты знаешь, его как муху на мёд к багажу тянет… То в сортир, то вниз к багажу. Так за ним и хожу. Он будто заметил кого в салоне и прячется…
Страх Кальвадоса передался Володе. До него дошло, что он летит не- законно, поэтому завернувшись в плед, завернув за компанию в плед и Кальвадоса, он прятался вместе с ним то в одном кресле салона, то в другом, в основном ближе к туалетам.
- Слушай, Степанов, моя форма не особо бросается в глаза?
- Нет. Ты в ней как человек невидимка, только уши торчат.
В проходе появился Кальвадос. Подойдя, он молча опустился в кресло рядом со Степановым.
2
Самолёт летел через Атлантический океан.
После горячего Володя разговорился, он по-прежнему по шею кутался в плед, чтобы не выглядывала форма:
- Скажи, Степанов, а на каком языке говорят в этом самом Парагвае, на парагвайском?
- Ты уже и до Парагвая без денег, билетов и документов собрался добраться?- Степанов поверх еды пролистывал русско-испанский разговорник.
- Нет, я серьёзно, - не унимался Володя.
- В Парагвае, говорят на испанском, – выглянул из впереди стоявшего кресла мальчик лет одиннадцати.
- А, ты откуда знаешь, пацан?
- Знаю!
- Тоже в Парагвай летишь?
- Мы с папой летим в Бразилию.
Предложили напитки. Володя ,уже пивший вино, попросил стюардессу налить себе ещё.
- Какое хорошее здесь вино, - с удовольствием заметил Володя, вытянув ноги.
- В самолёте не может быть хорошего вина, брат, - спереди в промежуток между креслами на Володю смотрело надутое, будто с флюсами в обеих щеках лицо, насмешливые маленькие глаза. Шею говорившего украшала внушительная золотая цепь.
Володя наклонился к уху Степанова, прошептал:
- Нас, подслушивают, надо говорить тише.
Уже громче с вызовом Володя сказал:
- А мне это вино нравится… Степанов, мне неудобно ещё раз просить. Попроси вина ты, может стюардесса нам сразу бутылку даст.
- Брат, хочешь я тебе свою дозу отдам?- снова подал голос с переднего кресла толстяк. Это был видимо папа умного мальчика, знавшего на каком языке говорят в Парагвае.- Я взял, да что-то не пьётся.
Володя с минуту сидел насупившись, потом вспылил:
- Брат, я попрошу не называть меня братом, ну какой я тебе брат?!
- Извини, б…В Парагвай летите? А мы с сыном хотели в Рио на карнавал, да не получилось. Говорят на Новый год у них там тоже хорошо. Борис… - представился толстяк.
- Витя, - сказал мальчик.
Володя со Степановым переглянулись и неохотно назвались.
Толстяк показал поверх кресла глиняную бутылку грузинского вина:
- Владимир, давай за знакомство моё вино разопьём. Уверяю, оно получше того, что предлагают в самолёте.
Вино сблизило Володю и Бориса. Скоро стало известно, что мама осталась с маленькой дочкой, а Борис с сыном отправились путешествовать.
- Что это у вас с товарищем? – спросил Борис про не реагировавшего ни на что Кальвадоса.- Он вроде как не в себе…
- Не обращай внимания, - сказал Володя.
- Ну, давай по-новой.
- Папа, мама просила, чтобы я следил, чтобы ты много не пил, - сердито сказал Витя.
- А я много и не пью…Твоя очередь, Владимир. Говори тост, любой, только не за ментов. Не люблю я их. Мы с ними по разные стороны баррикад.
Володя крякнул и натянул плед по самые уши.
- Папа, я пройдусь, - попросил Витя.
- Погуляй, только недолго, - разрешил отец. Он подмигнул Володе: - Пошёл, смотреть какие у кого компьютеры, один интерес…
В салоне самолёта послышался шум, голоса на повышенных тонах. Пожилая женщина со строгим лицом, которая сделала замечание Степанову, когда он нечаянно задел её, громко говорила, обращаясь не столько к стоявшей рядом стюардессе, сколько к сидевшему слева мужчине лет шестидесяти, спокойной благообразной внешности, в очках:
- Зачем, она дала мне рис?! Она не знает, что я не ем рис?!!
- Откуда же ей знать, дорогая? – с вздохом успокаивал мужчина.
- Я вас спросила, будете ли вы мясо или рыбу, - объясняла стюардесса. - Вы отвечали - рыбу. Рыбу я вам и принесла, как просили.
-А под рыбой оказался рис, который я не ем! – кипела женщина.- Почему вы не принесли рыбу с картошкой, как я хотела?
- Вы не уточняли гарнир.
- Ах, я не уточняла гарнир! – затопала ногами пассажирка.- Немедленно зовите ко мне командира экипажа! Я вам устрою рис…- женщина нажала над головой две кнопки вызова сразу, свою и соседнюю.
- Ну и что ты ещё знаешь про Парагвай? – расспрашивал тем временем Степанов возвратившегося мальчика.
- Знаю, это совершенно нищая страна и смотреть там нечего, - рапортовал Витя. – Мы с папой поедем в Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло, а потом к водопадам Игуасу.
- За родителей, - Борис разливал с Володей по-новой.
Убеждая пассажирку угомониться, над ней склонился бортпроводник:
- Успокойтесь, мы примем меры.
- Понимаете, я говорила ей про гарнир, а она врет, что не говорила!
- Ничего вы не говорили! – настаивала стюардесса.
- Дайте рыбу с картошкой, и чтобы рыба не пахла рисом.
- Хорошо. Сейчас принесём.
Степанов видел, как бортпроводник в подсобке вытащил из одной пластиковой коробки мясо, переложил из другой сверху рыбу.
- Пойди, отнеси, - шипел он стюардессе. – И извинись.
- Буду я извиняться перед свиньёй! По её глазам заметно, всю жизнь, ничего, кроме риса, не ела, а теперь рыло воротит, - шёпотом отвечала стюардесса.
Стюардесса покатила тележку с едой дальше. Володя, перегнувшись через Степанова, чуть не схватил её за юбку:
- Красавица, ты бы нам вина принесла.
«Красавица» поглядела на Володю сверху вниз:
- У вас своё есть… А тыкать своей в бане будешь.
Разглядывая принесённую еду, капризная пассажирка продолжала ворчать:
- Принесла рыбу с картошкой, а рыба вся в рисе. Нет, я так не оставлю, - пассажирка встала и с коробочкой, где лежала еда, пошла по салону.
Степанов прикрыл глаза. В долгом полёте всегда странное состояние, среднее между сном и бодрствованием. Степанова разбудил вопль капризной пассажирки. Она стояла около лысого человека, которого на краткий миг Степанов принял за Кальвадоса, и отчаянно визжала. Лысый странно свесился над ручкой кресла, загораживая проход.
- Пассажир умер! – послышался чей-то голос.
Степанов вскочил с места. Подбежав, он потрогал двумя пальцами шею человека, где должна биться сонная артерия. Пульсация отсутствовала.
- Вернитесь, пожалуйста, на своё место, - сказал Степанову старший бортпроводник.
Пассажира били по щекам, давали нюхать нашатырный спирт, сделали укол камфары или кофеина, чтобы вернуть к жизни. Салон превратился в дискусс-клуб. Спящие проснулись. Шли оживлённые дебаты, жив человек или мёртв. Давались разнообразные советы, что делать дальше. Вставшие со своих мест пассажиры стояли у места происшествия, не откликаясь на просьбы проводников, занять отведённые согласно билетам кресла. Самая неблагоприятная версия, передаваемая из уст в уста, была та, что пассажира отравили. Яд заложен в питании, подаваемом на борту. Жертвой может стать любой, кто ест или пьёт то, что приносят стюардессы.
Источник дурных разговоров следовало скрыть от глаз публики. Старший бортпроводник, крепкий тридцатипятилетний мужчина, и стюардесса-«красавица» взяли тело за руки и за ноги и понесли в рубку экипажа. Только после этого зеваки разошлись. Многие решили больше ничего не есть и не пить до конца полёта. Гул голосов не стихал, обсуждение случившегося не прекращалось.
Пассажирка возмущавшаяся , что ей подали рис, всё время происшествия изучающее поглядывала на Степанова, Кальвадоса и Володю, а также на присоединившихся к ним Бориса и Витю. Что-то вертелось у неё на языке, она хотела высказаться, но, неуверенная, молчала.
