Нет, нет, он молодчина, он ловок и умен, осторожен и хитер. Он великолепный специалист и организатор, и легко справляется с тем, на что у других уходит так много сил и времени, — этого тоже у него не отнять. Он выживет, наверняка выживет и выйдет целехоньким из бушующего огня войны. Его слишком высоко ценят, чтобы послать на фронт, и будут ценить еще больше, если он сумеет реализовать одну неплохую прямо-таки спасительную идею. Ради этого он и явился к оберштурмфюреру. Мрачноватый, неприятный тип все-таки... А какой позер! Ведь специально повесил портрет так, чтоб голова фюрера находилась чуть выше его головы. Боже, каких только дураков и кретинов не встретишь на жизненном пути. Ничего, он подберет к нему ключик.
Молчание затянулось, но гостя это не смущало, он не спешил начать разговор.
— Есть претензии? — сухо спросил комендант, имея в виду возложенную на него обязанность выделять для Верка в качестве рабочей силы неограниченное число пленных.
— Претензии? — оторвался от своих мыслей инженер и, взглянув на Брюгеля, снисходительно улыбнулся. — Нет, конечно. У меня претензии к русским. Они подбили много наших танков. Вы видели прибывший состав?
Брюгель кивнул головой.
— Зрелище не из приятных... — Взгляд гауптмана стал печальным. — Не правда ли? На меня это подействовало хуже, нежели вид санитарного поезда, переполненного ранеными.
— Вы имеете в виду эмоции? — подчеркнуто удивленно спросил Брюгель, и его губы тронула едва приметная брезгливая улыбка. Эсэсовец понял, что получил возможность щелкнуть по носу самовлюбленного гауптмана.
— Я прибег к образному сравнению...
— Возможно, возможно... — Брюгель продолжал брезгливо кривить губы. — Я, знаете ли, плохо разбираюсь в таких вещах, как образы, эмоции и всякие там художественные сравнения. Я солдат, а не какой-то театральный рецензент или слабонервная девица.
Верк смутился и даже слегка покраснел. Он догадывался, что комендант лагеря относится к нему недоброжелательно, но не ожидал такого неприкрытого, откровенно злобного выпада со стороны эсэсовца. Сравнить его со слабонервной девицей... Какой патентованный негодяй! Готов придраться к любому слову, истолковать по-своему, раздуть бог знает во что. Конечно, он, Верк, допустил ошибку: разговаривая с этим позером, нужно держать ухо востро. Видите ли, оберштурмфюрер считает, что любое проявление чувствительности, любые переживания недостойны настоящего арийца. Само слово «эмоции» вызывает у него брезгливость. Прекрасно! Один-ноль в пользу оберштурмфюрера. Случайно в начале игры он забил гол. Но на большее пусть не рассчитывает.
Верк мгновенно изменил тактику и, казалось бы, преобразился сам. Изображая прилив радости и восхищения, потирая от удовольствия руки, он воскликнул:
— Вы правы, оберштурмфюрер! Вы, возможно, даже сами не представляете, как вы глубоко правы и как искренне я признателен вам. Я полностью разделяю ваше мнение по поводу всяких там эмоций, которые могут только отвлечь нас от нашей задачи и выполнения нашего долга и даже... на какое-то мгновение могут расслабить нашу волю. Не так ли?
Гауптман великолепно самортизировал, смягчил нанесенный ему удар. Пойми его: смеется сквозь льстивые слова или говорит искренне. Во всяком случае, придраться не к чему.
— Полностью согласен! — Радостно сияя глазами, Верк аппетитно облизал свои полные, сочные губы, словно только что проглотил какое-то лакомство, и сразу же перешел в наступление. — Поэтому, дорогой оберштурмфюрер, не будем тратить времени попусту и приступим... Дело-то особой, чрезвычайной важности, уверяю вас. Вы видели эшелон... Прекрасно! События намного опередили наши планы. Предполагалось — я имею официальное предписание, — что первая партия предназначенных для ремонта машин прибудет через месяц. Они прибыли сегодня! И не десять машин, а двадцать семь! Это не все, дорогой оберштурмфюрер. Возникла еще одна сложность: военный завод прислал в мое распоряжение только восемь мастеров. Меня предупредили — больше не дадут!
Верк не сокрушался, не возмущался по поводу создавшегося положения, а преподносил его в своей обычной полушутливой манере, как будто бы речь шла о каком-то забавном казусе.
— Действительно, — с притворным сочувствием произнес Брюгель. — Что же вы намерены делать?
Верк, как бы готовясь прочесть мысли эсэсовца, заглянул ему в глаза.
— Привлечь к ремонтным работам специалистов из числа пленных. Полагаю, у вас они найдутся? Мне нужны слесари не ниже четвертого разряда, имеющие хотя бы небольшой опыт ремонта танков, автомашин, тракторов.
Вот на что рассчитывает «инженеришка». Ловок! Это, действительно, единственный выход из положения. Гауптман, надо полагать, больше всего боится, что его, как не справившегося с заданием, могут отправить на фронт. А не мешало бы молодчику побывать в пекле. Наверняка не слышал еще, как свистят пули над головой и рвутся снаряды. А так за проявленную инициативу отметят и даже могут наградить. Откинувшись на спинку стула, Брюгель молчал. Он думал над тем, как бы, не ставя себя под удар, хорошенько прищемить хвост этому сытому коту. Ведь не успел приехать сюда, а уже обзавелся любовницей. Говорят, очаровательная девица. Но в полученном приказе сказано недвусмысленно: «При первом требовании начальника ремонтной базы оказывать ему всемерную помощь».
— А вы уверены, что эти люди смогут принести какую-нибудь пользу? Ведь одно дело, когда мы их заставляем таскать камни или рыть землю, — тут можно за ними хорошо следить, — и совершенно другое, когда вы им доверите такие тонкие вещи, как детали мотора. Наверняка они будут саботировать.
— О! — улыбнулся Верк. — Саботаж... Оберштурмфюрер, готов побиться об заклад, что вы напрашиваетесь на комплимент. Мне говорили, что у вас накоплен огромный опыт по борьбе с саботажем и вы пользуетесь оригинальными приемами. Нет, с вашей помощью мы сумеем разрешить эту проблему. Кроме того, руководить каждой группой ремонтников будет немецкий мастер. Но это не всё. Мы будем проводить политику кнута и пряника: тем, кто хорошо работает, выдается дополнительный паек, тех, кто работает плохо, будем заменять другими. Вот почему мне нужно сразу же установить количество квалифицированных рабочих, имеющихся среди пленных, на которых я бы мог рассчитывать.
«Смотри, какой прыткий, — размышлял комендант, глядя на пуговицы нового мундира Верка. — Он все рассчитал, инженеришка. Дошлый. Но не так-то просто и легко сможет получить он квалифицированных рабочих. И вообще, маловероятно, чтобы из его затеи получилось что-либо путное. Во всяком случае, активно помогать гауптману он, Брюгель, не собирается. Притормозить где можно — другое дело... Но так, чтобы не было заметно».
— Я могу сказать, что мы не ведем учета по гражданским специальностям. Такого указания я не получал.
— Ну, а специальности военные — ведь и у русских в армии есть всевозможные ремонтные отряды, базы, летучки.
— Некоторые сведения имеем, — кивнул головой комендант. — Неполные, конечно. Дело в том, что все они стараются выдавать себя за рядовых пехотинцев.
Брюгель говорил правду. Действительно, не всегда можно было установить звание пленного и род войск, в которых он служил. Да и какое это имело значение! Пленных несколько раз перебрасывали из лагеря в лагерь, первоначальные списки не сохранились, к тому же многих из тех, кто значился в списках, уже давно не было в живых. Тем не менее, ссылка на отсутствие полных сведений была ни чем иным, как желанием коменданта затруднить задачу «инженеришки».
Верк был догадлив. Он ухмыльнулся и многозначительно посмотрел на Брюгеля. «Не валяй дурака, — как бы говорил гауптман, во взгляде которого на этот раз была неприкрытая насмешка и угроза. — Стоит мне захотеть — и ты сам будешь таскать у меня гусеницы и махать кувалдой». Но вслух Верк сказал другое.
— Оберштурмфюрер, — произнес он, снижая голос и придавая ему особенно убедительные нотки, — как человек, глубоко преданный идеям фюрера, вы, надеюсь, понимаете, что такое восстановить для фронта хотя бы один танк? Я подчеркиваю — хотя бы один! Ответственность в равной мере лежит и на вас. Это вы тоже понимаете... И, кроме того, оберштурмфюрер, разрешите вам напомнить, что, если мы справимся со своей задачей, я не забуду поставить в списке представляемых к награде ваше имя... В числе первых.
