- Но все-таки? - заволновался Андрей.
- Может, месяц, может, два, а может, и полгода.
- Но позвольте, ведь аукционы проходят постоянно?
- А зачем же, позвольте вас спросить, мне, галеристу, связываться с аукционами? Да и вам это ни к чему. Вы теряете двойной процент: процент, который забирает аукцион, и процент, который заберу у вас я. Разумно?
- Разумно, - согласился Сорин.
- Вот видите. Поэтому работать мы с вами будем, так сказать, приватно. Если вы согласны, привозите работы.
- Нет, тут есть маленькая заминка, - сказал Сорин. - Не подумайте, что я вам не доверяю…
- Это ваше право, - опять поскучнел Рахлин.
- Просто мне было бы спокойнее, если бы картины находились в каком-нибудь недоступном для потенциальных злоумышленников хранении, скажем, в банке.
- У вас есть банковская ячейка?
- Вы ее и наймете. Мы же с вами делаем одно общее дело.
- Прежде, чем я найму эти ваши ячейки, юноша, я должен с картинами провести серьезную работу: показать экспертам, списаться с музеями.
- Что для этого нужно?
- По крайней мере, встретиться с музейными сотрудниками.
- Очень хорошо, они могут приходить в банк.
- Ну, допустим, - вздохнул Гога. - Итак, сумма в миллион вас устраивает?
- Ориентировочно, да, если это не будет очень долго.
- Тогда давайте смотреть картины.
- Хорошо, - отвечал Сорин. - Завтра вас устроит?
- Опять завтра!
- Завтра, завтра, мне надо подготовиться.
- Готовьтесь. Завтра так завтра.
- Опять же в два.
- До встречи.
Рахлин проводил Сорина до дверей и в этот раз даже одарил его улыбкой на прощание. Однако едва он открыл дверь, как улыбка его тут же погасла: к галерее приближался Ермилов. Пройдя параллельным курсом с минимальным зазором, они разминулись. Сорин, не оборачиваясь, завернул за угол. Ермилов же остановился на мгновение и внимательно посмотрел вслед уходящему Андрею, потом вошел в галерею.
- Кто это такой? - спросил он Гогу, пожимая руку, протянутую для приветствия.
- А, художник, - вяло ответил Гога.
- Ну-ну. Что поделываешь?
- Да кручусь, видишь вот. Это ты у нас на отдыхе.
- А я, понимаешь, мимо проезжал, - продолжил Ермилов, - решил к тебе заглянуть на чашечку кофе. Ничего не слышал насчет моих картин?
- Да откуда, Гена? Берлин город тихий, это только кажется - столица, вся жизнь в Париже, в Лондоне, у нас она только-только начинается.
- Но тебя и такая устраивает.
- Да, кормимся помаленьку.
- Не прибедняйся, Гога: вон какие хоромы отгрохал.
- Да сейчас в Берлине их миллион, по бросовой цене сдается.
- Неужто? Может, и мне офис открыть?
- А чего же: открывай. В одном моем здании на втором этаже метров пятьсот пустует.
- Подумаю, подумаю. Ну что, угостишь кофейком?
- Проходи. Лота, - закричал Гога по-немецки, - два кофе нам с господином Ермиловым.
- Сию минуту, - ответила из-за стенки Лота и принялась хлопотать над машиной «эспрессо».
Завернув за угол, Сорин перевел дух, «Вот это да! - сказал он сам себе. - Я-то думал, от генерального директора «Гентрейда» мы избавились навсегда. Вот это славно! Что же делать? Опять ловушка? Не похоже на ловушку, не похоже. Кошенов-то вон как мягко стелил, а этот Рахлин наоборот: и деньги копеечные по сравнению с реальной стоимостью (по крайней мере, если верить Илье Андреевичу), и говорит так вяло. Но Ермилова он знает, это точно. Значит… Ха! Конечно! Он играет свою партию. Наверняка Ермилов ему что-то рассказал, он меня вычислил и с Ермиловым делиться не хочет. Да и пусть не хочет, мне-то что? Видать, жук он серьезный, раз Гену не боится. С таким надо ухо востро держать. Ну, да Бог не выдаст, свинья не съест». Размышляя таким образом, Сорин прошел еще метров триста, поймал такси и вернулся в гостиницу.
Люси не было. Вместо нее на телевизоре лежала записка: «Пошла погулять по городу, вернусь часа через полтора». Сорин сначала расстроился, поскольку хотел поделиться с подругой неожиданно открывшимися новыми обстоятельствами, однако потом успокоился и решил, что побыть одному ему тоже не помешает. По крайней мере, надо обдумать, как устраивать показ. Ему совсем не хотелось везти картины в галерею и тем более не хотелось приводить господина Рахлина к себе в гостиничный номер. «Это дело надо как-то обставить. Вот только как? Может быть, Люси что-нибудь подскажет, когда вернется», - говорил он сам себе, потягивая баночное пиво, прикупленное по дороге.
В этот момент раздался телефонный звонок. Не ожидавший ничего подобного, Андрей вздрогнул, недоверчиво покосился на аппарат, но все же поднял трубку.
- Алло? - спросил он.
- К вам посетитель, сэр.
- Ко мне? - удивился Сорин.
- Это номер двадцать пять? - переспросил портье.
- Да.
- К вам посетитель.
- Я никого не жду.
- Он говорит, что он из России, ваш старый знакомый. Хотел бы с вами встретиться.
- Как его фамилия? - поинтересовался Андрей.
- Сэр, он отказывается отвечать, говорит, что хочет сделать вам сюрприз.
- Хорошо, сейчас спущусь, - ответил Сорин и повесил трубку.
Спина его покрылась холодным потом: «Неужели Ермилов? Хотя, впрочем, в гостинице, на глазах у портье они мне сделать ничего не смогут. Как же быть? Отсиживаться глупо. Нет, надо спускаться». Он несколько раз глубоко вдохнул, попытался придать лицу абсолютно индифферентный вид и, заперев номер на два оборота ключа, начал медленно спускаться в холл.
Оказавшись в лобби, он внимательно оглядел небольшое помещение. Портье занимался своими делами за стойкой, молоденькая уборщица меняла пепельницы на столике, а в кресле под кадкой с фикусом сидел молодой, ничем не примечательный человек в светлом костюме и белой рубашке. При появлении Сорина он встал, широко улыбнулся и пошел к Андрею.
- Здравствуйте, здравствуйте, Андрей, - громко заговорил он по-русски.
- Кто вы? Я вас не знаю, - сказал Сорин, отпрянув.
- Ну как же, Андрей, - продолжал тот говорить, подходя все ближе. Наконец, подойдя вплотную, он мгновенно понизил голос и сказал: - Сделайте вид, что вы меня узнаете. Это в ваших же интересах.
- Как вас зовут? - спросил Сорин.
- Павел, - ответил молодой человек.
- Павел! - громко воскликнул Андрей.
- Ну вот, я же говорил, а он не верит! - засмеялся Павел, рукой сделав жест в сторону портье.
- Это мой старый друг, - громко сказал Андрей, тоже обращаясь к портье. Тот улыбнулся и кивнул головой. - Давайте присядем.
- Может быть, поднимемся к вам в номер?
- Нет, - быстро и резко отпарировал Сорин, - давайте присядем здесь.
- Хорошо, хорошо, - успокоил его Черкесов (а это был именно он), - я не настаиваю.
Они уселись. Сорин попросил у портье принести им две чашки кофе и, обратившись к неизвестному, произнес:
- Я вас слушаю.
- Вот что, Андрей. Я не буду ходить вокруг да около и представлюсь сразу: зовут меня Павел Черкесов, я бывший начальник службы безопасности «Гентрейд энд консалтинг». Почему бывший, спросите? По многим причинам. В частности, потому, что я устал работать на господина Ермилова, чье имя вам, наверное, известно.
- Известно, - мрачно произнес Сорин. - Устали, значит.
- Устал. Да и, честно говоря, дела в фирме пошли не блестяще. Я, знаете, человек деятельный, не люблю тухнуть в зацветающем болоте. Вот, решил проветриться, попутешествовать по Европе, а тут такой удачный случай: узнаю, что вы здесь.
- Откуда вы меня знаете?
- Обижаете, Андрей. Вот, посмотрите.
И Паша извлек из кармана несколько распечатанных на принтере фотографий. Андрей внимательно посмотрел на них: там был он сам, его друг, покойный Сева Виноградов, дом Сорина, вид из его окон во двор, даже фотография того момента, когда он, Андрей, входит в подъезд лондонского жилища Кошенова.
- Достаточно? - спросил Паша.
- Вполне, - ответил Сорин. - Так это вам я обязан дыркой в боку?
