– Насколько я понимаю, вы приехали из Германии, – ответила я ему на безукоризненном немецком. – Если это так, то нам лучше перейти на немецкий.

От неожиданности немец еще больше порозовел.

– Вы тоже приехали из Германии? – умилился он и сам же ответил на свой новый вопрос: – Вы из Баварии.

Дело в том, что меня учил немецкому бывший житель Баварии, и я переняла от него некоторые особенности этого диалекта, что неоднократно сослужило мне добрую службу. Я кивнула немцу с улыбкой на губах.

– Северный Рейн – Вестфалия, – отрекомендовался он и пересел к моему столу. – Еще по кружечке? – предложил он.

– Охотно.

Он подозвал официанта и заказал дюжину пива и сосисок.

– К сожалению, не баварские, но мы не дома, – извинился он за вполне добротные британские сосиски.

Через несколько минут мы уже пили с ним пиво и, наконец, познакомились. Его звали Куртом Раушенбахом, я же представилась как Марта. Разговор снова зашел об аукционе, и я похвасталась тем, что приобрела очаровательную русскую икону, и показала ее фотографию в каталоге.

Для него это было полной неожиданностью, поскольку во время торгов он был не в себе и был в холле и не мог знать, кто покупает его иконы. И эта информация сделала меня еще привлекательнее в его глазах.

– Вы увлекаетесь иконами? – хлопнул он пухлыми ладошками.

– У меня дома неплохая коллекция русских икон, – скромно потупилась я. – Ведь по бабушке я русская.

– Что вы говорите? – вновь умилился он. – А вы, действительно, похожи на русскую. Мне всегда нравились русские женщины.

«Кому же они могут не понравиться?» – подумала я, но при этом сказала:

– К сожалению, я почти не говорю по-русски и никогда не была в России.

– Ну, сейчас это нетрудно. Вы замужем?

– Нет.

– Вы даже можете выйти замуж за… как это, – он наморщил лоб, – за «нови руски», – вспомнил он и засмеялся от радости. – Там сейчас очень много богатых людей.

– А вы бывали в России? – спросила я с интересом, причем совершенно искренне.

– О, да, – закивал головой он и достал из кармана кожаный бумажник. В этом бумажнике был специальный отдел для фотографий, где сентиментальные по своей природе немцы обычно носят снимки своих детей и жен.

Господин Раушенбах не отличался в этом смысле оригинальностью. Он передал мне из рук в руки свой пухлый бумажник, чтобы я как следует могла рассмотреть две цветные фотографии. На одной из них был сам господин Раушенбах с молодым человеком, как две капли воды похожим на него и таким же упитанным.

– Это мой сын Пауль, – гордо заявил он и расхохотался.

На второй фотографии был тот же Пауль с эффектной рыжей девицей в шортах.

– Это его жена? – спросила я.

– О, нет, – замахал руками господин Раушенбах. – Это его киска, – и снова захохотал.

Последние полчаса он хохотал по любому поводу и без повода, говорил очень громко и жестикулировал своими толстыми пальцами. Разговаривая, он ни на минуту не прекращал пить пиво и жевать сосиски.

Воспользовавшись этим, я развернула его паспорт, который тоже находился в бумажнике и убедилась, что он назвал мне свое настоящее имя. Но самое интересное было не то, кто был запечатлен на фотографиях, а где они были сделаны. Только теперь я сообразила, что Курт показал их мне, чтобы доказать, что он был в России.

– Очень красивые места, – сказала я, и Курт подтвердил мои слова кивком головы, умудрившись при этом не оторваться от кружки с пивом. – Где вы снимались?

– Одесса, Крым, – отдуваясь, сказал Курт и неожиданно икнул.

– Так у меня же бабушка из Одессы, – воскликнула я и еще раз поднесла фотографию к самым глазам. Ту самую, где его сын обнимался со своей «киской».

Они стояли рядом с машиной, и мне удалось рассмотреть и запомнить номер этой машины. Номер был украинский, а это могло означать, что или Пауль, или его «киска» проживает в Крыму.

Курт к этому времени совершенно расслабился. Да и чего ему было опасаться? Он сидел в пивной со своей соотечественницей, пил пиво, сегодня он выручил за коллекцию икон огромные деньги, но об этом не знал никто в этом городе, кроме устроителей аукциона.

В том, что мне не известна его тайна, Курт был уверен на сто процентов и поэтому чувствовал себя со мной совершенно спокойно.

И я рискнула задать ему вопрос напрямую:

– А что, «киска» Пауля живет в Одессе? – и хитро прищурила глазки.

– Да, да, – ответил Курт. – И киска, и сам Пауль. Он там работает.

Это было уже интересно. Его сын живет на Украине, а отец анонимно торгует в Англии русскими иконами. Пожалуй, слишком очевидно для простого совпадения.

– Она «нови руски»? – улыбнулась я.

– Да, да, – обрадовался Курт. – «Нови руски, киска», – и забрал у меня бумажник с фотографиями.

Напевая это понравившееся ему словосочетание, Раушенбах отлучился в туалет. Оставшись за столом в одиночестве, я перестала изображать из себя веселую жизнерадостную Марту и попыталась проанализировать ситуацию. Она была предельно выгодной для меня. Мне удалось не просто обнаружить поставщика русских икон на один из самых престижных в Европе аукционов, но и познакомиться с ним. Меня так и подмывало спросить, а не может ли его сын помочь мне приобрести в России несколько икон для коллекции. Это могло прозвучать довольно естественно, но с другой стороны – было опасно. Такой вопрос мог насторожить Раушенбаха. Я хорошо помнила его испуганное лицо на аукционе, и мне не хотелось увидеть его снова.

«Потерпи, Багира, – сказала я себе, – и он сам тебе все расскажет».

В это время из туалета вернулся Раушенбах, такой же жизнерадостный и полный энергии. У него все пело в душе и желало продолжения праздника.

– А не сменить ли нам интерьер? – спросил он у меня через пару минут.

– Что вы имеете в виду? – смутилась я.

– О, у меня есть очень интересное предложение, – подмигнул он и придвинул свои губы к моему уху. Судя по всему, он хотел мне что-то сообщить по секрету, и я не стала сопротивляться его намерениям.

– Если мы сейчас пойдем ко мне и выпьем маленькую бутылочку русской водки, – он поднял вверх указательный палец правой руки, – то я подарю вам маленький презент.

Как честная девушка, я должна была возмутиться его предложением, но как секретный агент я не могла потерять такого шанса.

– А вы будете хорошо себя вести? – погрозила я ему пальчиком.

– Папаша Курт никогда не обижает девочек, – ответил он и подозвал официанта.

Номер Раушенбаха находился на третьем этаже довольно приличной гостиницы. Я сама остановилась неподалеку, в нескольких метрах от здания аукциона, и по пути к Раушенбаху мы прошли мимо моего отеля.

По пути Курт купил бутылку «Смирновской» и непременный тоник. О закуске уже не могло быть и речи, тем более что в баре мы совсем недурно перекусили.

Не успели мы войти в номер, как Курт скинул пиджак и скрылся за дверью туалета. Пиво – незаменимый напиток для секретных агентов.

Я достала у него из кармана уже знакомый мне бумажник и пересняла на пленку не только фотографии, но и документы Раушенбаха и даже несколько визиток его деловых партнеров. Больше ничего интересного у него в карманах не было, и, положив бумажник на место, я присела в удобное кресло у окна и огляделась.

Номер представлял собой точную копию того, что я покинула сегодня утром, отправившись на аукцион, разве что на стене висела другая картинка и шторы на окнах были не кремовые, а салатовые.

Выйдя из туалета, Раушенбах предложил мне открыть бутылки, а сам достал из бара длинные стаканы и сполоснул их прежде, чем поставить на стол.

Мы смешали водку с тоником, добавили туда немного льда и, откинувшись на спинку кресел, приготовились к продолжению праздника.

В номере был кондиционер, и после шумной и знойной улицы Курт наслаждался тишиной и покоем.

– А чем занимается ваш сын Пауль? – спросила я.

– О, Пауль, – со значением произнес он. – Пауль у меня очень умный мальчик. Он – искусствовед. Но сейчас он занимается коммерцией. И его бизнес никак не связан с искусством.