Выйди королева на улицу, на нее будут поглядывать с интересом, но не за ее богатый наряд, а из-за надменной красоты, тут уж признаю, в самом деле королева, как по внешности, так и по манере держаться.

Она произнесла холодно:

– Не понимаю… Почему все так… слишком?

Я всмотрелся, как она смотрит на экран, показалось вдруг, что вот так взять и понять, судя по ее лицу, ничего не может. Мне даже почудилось, что для нее на экране только чередование светлых и темных пятен, как для собак и кошек, однако же она, как оказалось, узнает лица на экране, однако не улавливает смысла не то что фильмов, но даже простого репортажа.

Оказывается, наше умение воспринимать быстрые смены общего плана и крупного – это не врожденное, а воспитываемое долго с детства, воспитываемого незаметно, как вот еще совсем недавно дети принимали мобильники и компы как должное, а люди старшего поколения и мобильниками пользовались с опаской, и компов чурались.

– Давайте, – сказал я, – покажу что-нить попроще…

– Не королевское? – осведомилась она надменно. – А не унизит ли это мое достоинство?

– Ну, скажем, виды природы, – сказал я. – Как они могут оскорбить?.. Жвачник! Найти мою папку с видами природы. На экран с интервалом в секунду… нет, две… пусть даже пять секунд!

– Принято, – ответило с экрана. – Папка с файлами природы…

Королева вздохнула с облегчением, когда появился статический кадр, великолепный лес с картинными деревьями, проселочная дорога, синее небо…

Лес уступил место красочному водопаду, что широкой струей ниспадает с большой высоты в небольшой бассейн внизу, небо такое же синее, подсвеченные заходящим солнцем скалы…

– Нравится? – спросил я.

– Очень красиво, – ответила она, забыв поблагодарить, но все верно, королевы слуг не благодарят. – Да, красиво…

Я отошел в сторону, чтобы не мешать, сел и, растянув мобильник в стороны на десять дюймов, принялся выискивать в инете хоть какие-то зацепки, хоть намек на то, как выкрутиться и как-то да вернуть ее в свой мир. Пусть и дальше королевствует, не мое дело вмешиваться в сбалансированные экосистемы, где одно завязано на другое, а то на третье. Я никогда в жизни не совал палку в муравейник, не разорял птичьих гнезд, потому правильным вернуть эту змею…

Королева повернула голову в мою сторону.

– Ты что-то сказал?

Я буркнул:

– Я сказал вслух?.. Ну да, это мудрые мысли рвутся наружу из моей широко зажатой души. Все думаю, как вернуть ваше величество в ваш мурашник. Вы же там вроде матки у муравьев, без вас все нарушится! А пока выберут новую, будут мятежи, восстания, баронская фронда и непомерные требования вольностей…

Она смотрела исподлобья, процедила сквозь зубы:

– Ничего не поняла. Вроде бы говоришь, как человек, и слова знакомые, но смысла в них нет.

– Это я к тому, – пояснил я, – чтобы вы не сомневались в моей жажде вернуть вас. В самом деле. Всеми фибрами.

Она сказала с готовностью:

– Я готова.

– Только как? – спросил я раздраженно.

– Ты мужчина, – напомнила она мне то, что я вроде бы и сам знаю, но она точно имеет в виду что-то другое… ах да, что мужчина обязан бдить и защищать женщин. Нет уж, да здравствует демократия с ее равноправием, сраной толерантностью и политкорректностью, что делает жизнь все-таки хоть и стыдной, но легкой и приятной.

– Понял, – ответил я угрюмо. – Работаю над этой проблемой, ваше величество!

– Трудись, – разрешила она величаво, – будешь поощрен.

– Спасибо, ваше величество, – ответил я. – Спасибо, что не вдадили!

Она снова повернулась к экрану, а я погуглил насчет трансформации материи, перехода материи во время и обратно в пространство, такая интересная хрень, голова кругом, кто-то ж выдает такое на-гора, еще и деньги получает, сказал бы еще, как применить в реальности, не прячась за терминами вроде супермегаблинлазера…

С того края озера в нашу сторону повернули двое лебедей, белоснежные красавцы с королевскими осанками, царственно неподвижные, гордые, не плывут, а скользят по водной глади, совершенно не прилагая усилий, хотя, конечно, там внизу вовсю работают красными лапами с перепонками.

Королева даже не обратила на них внимания, подумаешь, лебеди, это дело крестьян их бить, потрошить, ощипывать и привозить на королевскую кухню, чтобы так подали для королевского стола.

Я пробормотал:

– Если их не кормить, издохнут?.. Они ж сами уже давно разучились корм искать…

Королева посмотрела на меня в недоумении, а я, положив раздвинутый смартфон на траву, сходил к автомобилю и вернулся с пакетом еды.

– Придется кормить, – сказал я со вздохом. – Ваше величество, не изволите вместе с лебедями? Они такие красивые… Пока не вылезают на берег, конечно.

Она посмотрела на меня с неприязнью.

– Нет, – ответила хрустально-чистым голосом, – не изволю.

И снова повернулась к экрану, я слегка дернулся, снова моя неряшливость: в папку с видами красивейших мест природы попали и фотки старинных замков, маяков и даже снимки кинозвезд и фотомоделей.

Оставив у самого края воды саморазрушающуюся коробку с едой, я шагнул к королеве, намереваясь предложить посмотреть что-то еще, косплей какой-нибудь или кошечек, но она сама повернулась в мою сторону.

– Почему, – произнесла с холодным недоумением, – у этих женщин такой цвет лица?

Я не сразу сообразил, что имеет в виду, ответил с таким же недоумением:

– Загорели. Под солнцем. Разве не видно?

– Видно, – ответила она высокомерно, – но почему одни простолюдинки? А в каких дворцах живут люди благородного происхождения?

– Это и есть благородные, – ответил я хмуро. – Благороднее не бывает.

Она сказала с достоинством и по-женски педантично:

– Женщина благородного происхождения и правильного воспитания поведения не должна позволять лучам солнца попадать на лицо.

– Почему?

Она объяснила холодно:

– Будет похожа на простолюдинку в поле!.. Или служанку. А это недопустимо.

– Ах да, – сказал я саркастически, – у вас же благородство можно увидеть только по загару, есть он или нет, а так все свиньи свиньями! А у нас благородство выказывают манерами, умением себя вести, держаться в обществе, не хамить, не тыкать своим происхождением… потому что оно ничего не значит, как будто у благородных людей не могут родиться дети-подонки!

Она нахмурилась, я видел, как борется, готовая возразить, но удержали от спора то ли страх, то ли женская хитрость, не знаю, не до того, голова пухнет от диких идей, как вернуть эту дуру в ее дурное королевство и забыть этот кошмар.

– А почему вот эти женщины легкого поведения, – проговорила она, – все голые или почти голые?

– Там пляж, – объяснил я. – Вон река, видите, ваше величество? В одежде не купаются. И утонуть можно, и плавать неудобно. А самое главное, конечно, на пляже вся на виду, и сразу видно, прямая у нее спина или горбатая, отвисает живот или подвязала шарфом, есть на коже отвратительные пятна или нет…

Она вспыхнула.

– Ты хочешь сказать, у нас женщины уродливые?

– Хочу сказать, – ответил я дипломатично, – даже сказал, что у вас уродливых не отличишь от красивых!.. У вас все скрыто! И кто женится, тот покупает кота в мешке! Разве это честно?

Она поморщилась.

– У нас достойные женщины. А здесь только легкого и очень легкого поведения. Общедоступные, верно?

– Верно, – согласился я.

– А почему они все так любят показываться… я правильно сказала?.. лежа?

– А вашему величеству догадаться трудно? – спросил я с издевкой. – Полагают, что так выглядят… интереснее. Когда лежа, как понимаете, грудь не свисает, а чтоб не слишком сдвинулась в стороны, как бывает с очень крупной и основательно размятой, можно как бы невзначай придержать локтями, а то и откровенно ладонями.

Она снова осмотрела слайды очень внимательно.

– А что, вот так особенно интересны?

Я пожал плечами.

– Эти дуры полагают, что да, очень даже. Ну, вы же знаете, ваше величество, женщины все дуры. Если что в голову одной взбредет, другие тут же переймут и сделают вид, что сами додумались. Потому все такие одинаковые, как из инкубатора.