Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Как ты это сделал?

- Что именно?

- Не притворяйся, что не понял, Фарид!

- Я... я пока не могу объяснить, Мо, правда. Слишком много всего. Я знаю, ты мне не доверяешь, но...

- Ты дал повод, если что.

- Понимаю. Дай мне время. Вот ты смог бы сразу после того, как встретили... этих, описать, что произошло?

- Ты прав. Извини. Тем более что ты так выложился.

Фарид рассеянно кивает.

- Знаешь, Софи, все оказалось немного не так, как мы предполагали. Это...

- Трудно?

- Страшно. И больно.

Она находит и сжимает его пальцы. Мика и Мо переглядываются. С каждым часом вопросов и непонятностей все больше и больше.

- Миш, я не знаю, что сказать, – они сидят на полу, плечом к плечу, привалившись спинами к кровати, на которой лежит Тагир. – Прости, если причинила тебе боль.

Он молчит какое-то время, отвернувшись, глядя в сторону. И, так же, не поворачивая к ней лица:

- Нет, это было не больно. Это было... страшно. Знаешь, – он все-таки оборачивается к ней, – я в какой-то момент подумал, что... все. Ты заберешь все. Ты... выпьешь, выжмешь... досуха, до дна, – он сглотнул и снова отвернулся.

- Миша... Ты поверишь мне, если я скажу, что контролировала процесс? И знала, когда остановиться?

- Поверю, – после ощутимой паузы, не оборачиваясь. – Но на какое-то время тебе придется поискать другого... ассистента.

- Думаешь, понадобится?

Он снова поворачивается к ней лицом.

- А ты как думаешь?

Лина какое-то время молча смотрит ему в глаза.

- Да, ты прав. Возможно, нам придется это делать еще раз. Но, – Лина слабо улыбается, – радует одно – в следующий раз я сделаю это лучше. Теперь я точно знаю, как это делать.

До. Алла.

Она говорила с рекой. Разными словами, разным тоном. И обращалась по-разному. “Разбойница, хулиганка”, – когда видела поваленные и упавшие в воду деревья. Особенно досталось реке, когда в сильное половодье смыло старенький мост. Ох, как она тогда ругалась на свою девочку! Чтобы хоть на кого-то ругаться. Чтобы хоть с кем-то говорить. Так пусто стало, когда уехали дочери.

А раньше Алла все больше молчком. И так рядом постоянно звучали детские голоса. Звенел, словно ручеек или весенняя капель, голос Ангелины. Доминика росла молчаливой, как и сама Алла, но Лина умудрялась растормошить сестру, и тогда к звонкому смеху Лейфа добавлялся чуть хриплый голос Рокса. Так интересно было наблюдать, как растут девочки, как они меняются. Но при этом остаются похожими друг на друга. Ей не приходилось напоминать о том, что они сестры и должны любить друг друга. Скорее, наоборот, можно было бы обеспокоиться, глядя на то, как девочки привязаны другу к другу. Когда одна спотыкалась и разбивала коленку, у другой начинала болеть нога без всяких видимых причин. У них даже в младенчестве и зубы резались одновременно, и есть им надо было одновременно, и пеленки пачкать – тоже.

Потом они подросли, и стало очевидным то, во что она все никак не могла поверить. Действительно, у них с мужем, у двух Томалов родились... ну, невероятно же! Водзар и Рокс. А Квинтум возлагал надежды, что от пары двух Томалов родится Томал, как минимум, второго уровня, а то и выше. А получилось иначе.

Она рано стала учить Лину. Квинтум такое не поощрял, но Алле было плевать. Это ее дети, и она сделает все, чтобы они были готовы встретить лицом к лицу этот мир. Мир, в котором кифэй всегда один. Тем более что девочки не Альфаиры, увы. Куда забросит их судьба? В какие дикие места?

Дочери уже многое видели и так. Как живется одинокой женщине с двумя детьми в ущелье горной реки. Помнят, как содрогалась дверь под ударами пьяных лесорубов, которые пришли почтить своим вниманием единственную женщину на многие километры вокруг. Как мать стояла у порога, сжимая в руках топор. Тогда дверь выдержала. А в другой раз мужчины застали Аллу снаружи. Девчонки, им тогда лет по тринадцать было, выбежали из дома, дурочки. Мать выручать. Мика, по примеру матери, с топором в еще тонкой, детской руке.

Волна плеснула от берега. Метра на три вперед плеснула, серьезного урона не нанесла, да и не могла нанести, задела лесорубов уже на излете. Но охладила, да и напугала. “Ведьма”, – крикнули ей. Но приходить на какое-то время перестали. А она потом две недели не могла с кровати встать. Не зря такие открытые проявления связи с Обителью, со стихией, считаются недопустимыми и опасными. По крайней мере, для ее, первого уровня. Всю силу выложила, всю, без остатка.

Потом еще приходил начальник погранзаставы. Принес с собой бутылку водки, и под нее, родимую, предлагал свое покровительство. Обещал и с лесозаготовителями поговорить, которые были едва ли не единственными, кто регулярно ходил в этих местах. И чтобы автоматчик к ней хоть через день приезжал бы – проверить, не обижает ли кто дражайшую Аллу Владленовну. Но не просто так, вы же понимаете, Аллочка? Взглядом, пока лишь только взглядом ощупывая, облапывая ее всю. А она тогда была еще ничего. Фигура тонкая, как у девочки – то ли конституция гончая, то ли жизнь такая, что не больно-то разжиреешь. Волосы длинные, каштановые, глаза большие, серые. “Птичьи” – говорил Ахмед, а она смеялась: “Где ж ты птиц с серыми глазами видел?”.

Отказывать капитану было боязно – так он на девочек зыркал. Но сказала коротко: “Муж у меня есть”. Так сказала, что уговаривать капитан не стал. Ушел молча, дверью хлопнул. А она долго и тихо плакала у окна, прижавшись губами к ладони правой руки. От страха. От безысходности. Так хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы уткнуться в плечо. Чтобы не одной. Но даже звать нельзя, хоть худо и тошно. Что он сделать может? Ничего. Далеко он. И такой же заложник судьбы, как и она.

Потом, когда дочери стали немного старше, Мика как-то спросила прямо, почему мать тогда не согласилась. Девочки уже многое понимали. Понимали, что под рукой начальника погранзаставы жить было бы проще. Что она могла сказать дочери? “Вырастешь – поймешь”.

А девочки росли. С Линой было легко. Она с видимым удовольствием училась у матери. Было видно, что она способная. Специфика Водзара накладывала свой отпечаток – творить димфэйя, например, Лина научилась за два года до инициации. А Мика так и не смогла освоить – лишь потом, в положенное время, у нее получилось.

Собственная дочь-Рокс Аллу временами пугала. Например, когда она смотрела, как Мика прыгает с камня на камень по кажущемуся матери отвесным склону. Сыплются мелкие камушки, у Аллы заходится сердце. А исцарапанные ноги Доминики в стареньких кедах будто примагничены к камням. Порхает, иначе не скажешь, как бабочка, все выше и выше, так, что приходится голову запрокидывать, чтобы увидеть. Горло перехватывает от ужаса, что вот сейчас, не дай Бог, оступится и полетит вниз – худенькая, высокая, нескладная еще. А сама Алла, наверное, тогда на месте умрет – не выдержит сердце. Но Мика продолжает карабкаться вверх легко, играючи, словно не по крутой скале, а по ровной дороге. Когда Алла приехала сюда, в свою Обитель, ее удивляли туры и серны, бодро скачущие по отвесным склонам. Теперь они казались неуклюжими по сравнению с Доминикой. Она действительно напоминала матери бабочку. Казалось, еще немного – и взлетит.

Легкость на скалах у Мики компенсировалась тяжелым характером. Они все же были с сестрой такими разными. Но мать знала – то, что они так различаются, только на руку девочкам. Там, где одна слаба, сильна другая. И наоборот. Они помогут друг другу, если что. Ах, если бы они не были кифэйями, которых может разбросать на тысячи километров друг от друга!

А так оно и вышло. Девочки мучились, страдали. Первое время каждый вечер успокаивала Лину, которая билась в истерике там, у себя, в своей Обители: “Я брошу все к черту, мама! Я уеду к Мике! Я не могу без нее!”. Уговаривала дочь, упрашивала, убеждала, напоминала про долг. Жалела. Что она еще могла сделать? Мика же, наоборот, молчала. Терпела, сцепив зубы. Но даже от ее молчания и скупых ментальных ответов морозило. Алла буквально кожей чувствовала, как худо дочери-Роксу. Какая же причуда судьбы так привязала девочек друг к дружке? Будто мало расставания с родителями – так еще и сестер разлучили по живому, с кровью, будто одно тело напополам разорвали.

28
{"b":"245231","o":1}