Это должно было ускорить действия грабителей, заставить их импровизировать и раскрываться.
Перед выездом в Сибирь Бестужев состряпал и зарегистрировал анонимку на своего старого знакомого еще по девятьсот пятому году Прохорова, которого отправили тогда на поселение в Якутск за революционную деятельность и который, по имевшимся у Бестужева сведеньям, работал провизором в центральной аптеке. Теперь Бестужев готов был использовать эту анонимку для возможной вербовки социал-демократа.
Постучав в дверь с табличкой «Старший провизор» и услышав приглашение войти, Бестужев переступил порог небольшой каморки, пропитанной специфическими ароматами лекарств, и, сразу узнав Прохорова, дружелюбно произнес:
— Добрый день, Виталий Валерьевич, вот мы и свиделись снова. Не узнаете?
На лице Прохорова удивление сменилось страхом.
— Здравствуйте. Конечно, узнаю. Какими судьбами в такую глушь? Извините. Забыл имя-отчество…
Бестужев напомнил и постарался успокоить собеседника, который никак не мог прийти в себя.
— Я к вам пришел не как враг, а, пожалуй, за помощью, хотя и получил недавно письмецо, в содержание которого, прямо скажу, не очень верю. Вот прочитайте-ка…
Бестужев протянул ссыльному сложенный вчетверо лист.
Прохоров схватил его и стал жадно читать. С каждой прочитанной строчкой лицо его серело, а в глазах появился панический ужас.
Неизвестный верноподданный обыватель бдительно извещал Петербургское охранное отделение, что административно высланный гражданин Прохоров В.В. ведет самый что ни на есть противоправный образ жизни: тайно связан с анархистами-социалистами, снабжает их ядами, причастен к ограблению обозов с золотом, хранит у себя похищенное.
— Что за чушь, — еле выдавил он, наконец.
— Согласен, может быть и чушь, но поверьте, если я эту писанину передам в местное охранное отделение, спокойная жизнь для вас кончится.
— Но… что я должен сделать?
— Я нуждаюсь в чисто конфиденциальной информации по третьему пункту вашего анонимного обвинения.
— О налетчиках?
— Да. И даю слово, что все останется между нами.
— Хорошо, — с трудом вымолвил Прохоров после длительного раздумья. — Приходите завтра в это же время и непременно один. Я хорошо помню, что благодаря именно Вам я оказался не в Туруханске, а в губернском городе, да еще на вольном поселении.
Бестужев, распрощавшись, покинул каморку, даже не представляя, что волею судеб оказался в нужный момент в нужном месте. Дело в том, что незадолго до этого Прохорова, служебную площадь которого действительно использовали налетчики, руководитель боевой группы сильно обидел, оказав ему на сходке недоверие без всякого основания, лишь увидев его в кругу местной интеллигенции…
Как бы там ни было, но теперь Бестужев знал, когда будет очередной налет и где будет спрятано похищенное золото. Он также узнал, что боевики очень напуганы слухами о предстоящих облавах и не намерены ждать, когда им доставят другой пулемет, — будут использовать взрывное устройство.
В очередном караване лишь одна из пяти повозок была заполнена золотом ( и то лишь для того, чтобы возможный осведомитель боевиков своими глазами видел, что золото грузится) . В остальных повозках прятались переодетые жандармы. В последней повозке был даже пулемет. Сопровождал обоз обычный казачий разъезд, а в пятистах метрах сзади следовал целый взвод казаков для окружения и захвата налетчиков.
Но организаторов операции и здесь ждал сюрприз. Они рассчитывали, что нападение состоится ближе к станции, а оно произошло сразу после первого же километра пройденного пути. И если раньше нападающие стреляли вверх, лишь для испуга, даже не ранив за три нападения ни одного охранника, то на сей раз взрыв раздался прямо под средней повозкой, разнеся ее в щепки, а ружейный огонь велся на поражение, сразу сбив с коней три четверти всадников. И лишь подоспевший казачий взвод смог уничтожить почти всех нападавших, которых к тому же прижали к земле очереди из пулемета. Двух раненых боевиков удалось захватить, остальные пятеро были убиты. Расследование показало, что они работали на социал-демократов, а золото использовали для закупки оружия в Китае. Информацию передавал Енгалычев.
По приезде в Петербург Бестужев с горечью узнал, что генерала Герасимова, так им уважаемого, отправили на пенсию без каких-либо видимых причин, отправили в полном расцвете сил «Что-то неладное творится в империи, — подумал он. — Сначала Зубатов, теперь Герасимов. Изгоняют самых опытных и умелых, заменяя посредственностями и лизоблюдами».
Новый начальник Петербургского охранного отделения полковник Карпов выслушал доклад Бестужева об удачно проведенной операции без особого внимания и интереса, позевывая.
Буквально через месяц налеты на золотые обозы и поезда возобновились.
Страну готовили к новой революции.
А ситуация в России объективно способствовала наступлению революции. Хозяйственные реформы Столыпина, хотя и привели к некоторому оживлению экономики, не оправдали себя. Это стало ощущаться особенно с началом первой мировой войны. Экономика царской России не справлялась с колоссальными трудностями военного времени. Нехватка сырья, топлива, квалифицированной рабочей силы сказалась прежде всего на состоянии тяжелой промышленности, особенно металлургической. Доходные статьи бюджета резко сократились, а расходы на войну росли с каждым днем — неудержимое казнокрадство военных поставщиков и спекулянтов, неограниченные субсидии, ссуды и авансы частным промышленникам, которые направо и налево раздавало царское правительство, усугубляли хозяйственное разорение.
Правительство пыталось выйти из положения с помощью займов и переложения всех тягот войны на плечи трудящихся. Неимоверно выросли цены на предметы первой необходимости. Займы за годы войны достигли общей суммы в 36 млрд. рублей. Внешние займы заключались на невыгодных для России и унизительных для национального достоинства условиях. Они давались только под залог российского золота. Союзники всячески стремились выкачать из России ее золотой запас, который к началу войны составлял 1500 млн. рублей.
Однако и займы не могли спасти положение. Тогда правительство решилось прибегнуть к самому распространенному пути покрытия бюджетного дефицита — выпуску бумажных денег, не обеспеченных запасом государственных ценностей. Золотые и серебряные монеты совершенно исчезли из обращения. В стране бурно развивалась инфляция. К февралю 1917 года покупательная стоимость рубля составила 27 копеек.
После победы демократической революции Временное правительство стало выпускать государственные кредитные билеты достоинством в 250, 1000 рублей — «керенки». Эти деньги украшали три эмблемы-символа: герб Временного правительства — двуглавый орел без императорской короны, изображение Таврического дворца, где помещалась Государственная Дума, и свастика. Двуглавый орел символизировал «единую и неделимую Россию», смотрящую и на Запад и на Восток, Таврический дворец, прибежище первого российского парламента еще с 1905 года, — демократическое устройство, а свастика — благополучие, ниспослание благодати и спасения стране. Этот символ с древнейших времен встречался в изобразительном искусстве Древней Индии, Китая, Японии и Греции.
Через несколько лет этот символ стали использовать фашистские партии, после чего свастика вроде бы утратила первоначальный смысл и стала восприниматься как символ варварства и насилия.
Однако ни «керенки», ни новые займы за рубежом не спасли правительство Керенского от октября 1917 года — победы Октябрьской социалистической революции, позднее названной Великой и оказавшей огромное влияние на всё развитие человеческого общества.
В наши дни эта революция стала именоваться всего лишь «октябрьским большевистским переворотом». После развала Советского Союза и ликвидации КПСС —единственной тогда руководящей и направляющей партии в стране — стали много говорить, писать и даже снимать фильмы о «золоте партии», о несметных богатствах, якобы принадлежащих бывшим лидерам коммунистов. Известно, что даже создавались специальные организации для поиска этих богатств. Уверен, что все эти потуги напрасны. Во всяком случае, если бы что-то, где-то—даже самую малость! — удалось бы найти, нынешние правители России и всезнающая демократическая наша пресса раструбили бы об этом на весь свет.
