Да, Василий Иванович прав. Все мы - сыны великого Советского Союза - любим свою Родину, безмерно рады освобождению любого города и села. И в то же время для каждого из нас особенно дорог тот край, где он родился и рос, учился и трудился. Поэтому можно понять украинца Федора Василенко, с таким нетерпением ожидающего освобождения Полтавщины. Нам понятны и горячая, преданная любовь русского Юрия Петелина к своей Сибири, и желание туркмена Малика Чариева хоть денек побывать в родном ауле, что на берегу реки Мургаб, и рассказы татарина Гали Мазитова о красоте широких просторов родного края, и привычка того же Владимира Борисова неустанно рассказывать о славных делах земляков-текстильщиков из города Иваново. [167]

Владимир Иванович Борисов - командир звена, один из лучших летчиков в полку. Спокойный, неторопливый, общительный. Щеки у Володи всегда румяные. А глаза - голубые и добрые-добрые. Недаром о нем говорят: «Вовка - добрый человек». Все уважали его и за доброту, и за храбрость, и за мастерство. А девушки, работавшие в БАО и столовой, не могли отвести восторженных взглядов от самого красивого парня полка. Но Владимир словно и не замечал этих взглядов. Он очень любил свою жену - красавицу Тоню.

В один из августовских дней нам дали возможность отдохнуть. Мы обрадовались этому решению командира. Что говорить, устали, хотелось хоть немного отоспаться. Легли рано, но долго не могли уснуть - отвыкли отдыхать в ночное время. Все же усталость взяла свое. И вдруг - сигнал тревоги. Быстро оделся - и скорей к автобусу. Подъезжаем к аэродрому. Какая-то тревожная мысль не покидает меня. В чем дело? Чего не предусмотрел? Ах, вот что - забыл штурманскую сумку. А в ней же полетная карта с маршрутом, бортовой журнал, разные таблицы, штурманское снаряжение. Как быть? Доложить начальству - не допустят к полету. Решил молчать.

Тем временем выяснилось, что на аэродром приехали пока что не все. Нет и моего Василия Алина. Командир эскадрильи Юрий Петелин на скорую руку стал формировать экипажи. Слышу его голос:

- Капитан Кот полетит с Борисовым и стрелком-радистом Дормостуком.

Спешим к самолету. Он уже готов: проверены двигатели, подвешены бомбы. Вылетаем. Даю Борисову курс на цель в район Харькова. Полет продолжается. [168] Приближаемся к Касторкой. Решаюсь сказать командиру о том, что забыл штурманскую сумку.

- Не беда, - слышу в ответ спокойный голос Владимира, - не первый раз летим этим маршрутом. Справишься и без нее.

Да, летали мы в район Харькова этим маршрутом много раз. Я помнил курсы и расстояния между контрольными ориентирами и время полета. Боевой вылет наш экипаж выполнил успешно, отсутствие у меня штурманской сумки никто и не заметил.

18 августа нам предстояло выполнить два боевых вылета. Запомнились короткие слова приказа: «Уничтожить живую силу и технику противника вблизи Люботина».

Автобус спешит к аэродрому. Толя Дрюк запевает: «По морям…» Все дружно поддерживают его.

Быстро и организованно поднимаемся в ночное небо. Пролетаем Дон. Серебряной змейкой вьется он меж крутых берегов. Высота растет. Позади остались Воронеж, Старый Оскол. Скоро цель. Слева виднеется Харьков. Он весь в огне.

Вдали появился голубой луч прожектора-наводчика. Он ползет по небосклону, затем устремляется на юго-запад, указывая нам направление на цель. Беспорядочно забегали по небу вражеские прожекторы.

Над лесом вспыхнули десятки осветительных бомб, сброшенных товарищами. Вижу слева по курсу Люботин, а впереди, в лесу, немецкие танковые части.

Наши бомбы вызывают новые пожары. Записываю в бортовой журнал время и результаты своей работы. Коля Кутах радирует на КП: «Задание [169] выполнено». Спешим на аэродром, чтобы повторить полет.

С большим огорчением узнаем, что из боевого вылета не вернулся экипаж лейтенанта Петра Колесникова из 20-го гвардейского полка. О его судьбе мы узнали из рассказа стрелка-радиста этого экипажа сержанта Колесниченко, чудом оставшегося в живых:

- На боевом курсе наш самолет осветили сразу четыре прожектора. И началось!… Снаряды разбили мою кабину, повредили один мотор, он перестал работать и загорелся. Командир все же вырвался из цепких объятий прожекторов и повел машину подальше от линии фронта, потушил пожар. Летели со снижением. Штурман капитан П. М. Власов помогал вести самолет. Мне приказали доложить на КП о случившемся и попросить оказать нам помощь в выходе на ближайший аэродром. Но сделать это я не смог: снарядом повредило радиостанцию. На высоте 500-600 метров остановился и второй двигатель. Настала неприятная тишина. Самолет быстро терял высоту. Ничего не оставалось, как садиться прямо перед собой. Но ничего не видно. Ночь темная. Вот-вот колеса коснутся земли. И вдруг - сильнейший удар. В глазах потемнело, я потерял сознание. Когда пришел в себя, понял, что лежу на земле, чем-то придавленный, не могу пошевелиться. Лишь когда рассвело, на помощь пришли местные жители. Оказалось, что наш самолет задел одиноко стоявшее в поле дерево и разлетелся на части. Меня отбросило в сторону на несколько метров. Капитан Власов и лейтенант Колесников погибли под обломками самолета… [170]

19 августа мы опять в воздухе. Взлетели вслед за Дмитрием Барашевым, взяли курс в район Харькова: сегодня наносим удар по войскам противника вблизи городка Валки.

Несколько минут полета, и мы уже на высоте 3000 метров. Приближаемся к линии фронта. Полоса пожаров придвинулась к окраинам Харькова. Враг, понимая, что скоро придется оставить город, в бессильной злобе зверствует - взрывает и сжигает заводы, фабрики, жилые дома. Харьков в огне и дыму пожарищ.

Наш удар оказался дружным и мощным. Мы взорвали склад с боеприпасами. Дым пожаров поднялся на большую высоту. Спешим к своему аэродрому, чтобы принять на борт новый бомбовый груз и снова ударить по опорному пункту врага. Внизу промелькнула железнодорожная линия Курск - Воронеж. И вдруг впереди нас в воздухе сверкнула яркая вспышка, похожая на взрыв самолета. Клубы огня, разлетаясь в разные стороны, опускались на землю. Что это?

На аэродроме к нам подошел инженер эскадрильи Константин Янин, спрашивает:

- А где же Барашев? Вы вылетали вместе. КП поддерживал устойчивую связь со всеми самолетами. В 23 часа 50 минут была принята радиограмма с позывными Барашева: «Задание выполнил. Готовьте бомбы для повторного вылета». Но после этого связи с ним не стало. Мы бомбы приготовили, а его все нет.

Мелькнула догадка, а не была ли та вспышка в небе взрывом самолета? Как не хотелось верить, что экипажа Барашева уже нет среди живых. С Василием Алиным мы доложили командиру полка о виденном нами взрыве, указали место на карте, [171] где это случилось. Этот взрыв видели и другие экипажи.

К большому сожалению, наши опасения подтвердились. В истории боевого пути полка появилась тогда запись: «В 00 часов 10 минут 20 августа 1943 года погиб экипаж Героя Советского Союза гвардии старшего лейтенанта Дмитрия Ивановича Барашева. Вместе с ним погибли его боевые друзья - штурман гвардии старший лейтенант В. И. Травин и стрелок-радист гвардии старшина Н. С. Подчуфаров».

Причина гибели - столкновение с другим самолетом, летевшим с бомбами с тылового аэродрома. Какой нелепый случай! Конечно, трудно заметить в ночной темноте встречный самолет, несущийся с огромной скоростью… Не повезло Барашеву в этом полете, ставшем для него последним. Случилась эта беда так неожиданно. С каждого полета он возвращался победителем. Всегда в его машине меньше пробоин и никаких неполадок…

Мы переживали тяжелую утрату своих друзей-однополчан и воинов из родственной части. Командир 3-й бомбардировочной авиадивизии полковник Бровко направил в братский авиаполк телеграмму, в которой выразил наше соболезнование в связи с трагическим случаем. Аналогичную телеграмму мы получили от боевых соратников.

Иван Карпович Бровко побывал на месте катастрофы. Сегодня в своих воспоминаниях об этом он пишет так: «Самолет Ли-2, летевший с бомбами, от удара в воздухе взорвался, и его обломки разлетелись в радиусе двух километров. Наш Ил-4 оказался очень прочным. После удара он вошел в штопор и почти целым приземлился в поле. Дмитрий Барашев сидел на своем месте и держал в руках штурвал, словно живой. Штурман Травин и [172] радист Подчуфаров также были на своих местах… Тяжело было для нас пережить потерю эту».