— Но вот после изнурительного пути начиналась местность, изобилующая чистой родниковой водой, лесной и степной копытной дичью, стаями пернатых, сочной травой для животных. Этот переход от песчаных барханов к плодородной степи казался одним из чудес света! По степи караваны шли шестнадцать суток и на семнадцатые достигали первых веж(Вежа — стоянка кочевников.) печенегов…

— Их кочевья простирались на тридцать дней пути, а соседствовали они на западе со славянами-русами, на востоке с гузами, на северо-востоке с кипчаками. А на юго-западе была Хазария, страна единственного Богом избранного народа. Так выпьем же за эту страну и за нас с тобой, ее лучших сынов!

И опять гость выпил кубок до дна, а Исаак лишь смочил в вине губы. Через несколько мгновений оба кубка снова были полны, и Исаак тянулся к Хозрою с новым тостом. Еще три-четыре кубка, и можно будет переводить разговор на интересующую Исаака тему, но прежде необходимо хорошенько разбередить честолюбие гостя.

— За то, чтобы в нашей жизни не было больше пыльных дорог и тревожных ночей у костра. За тебя, старый, верный друг, который по праву стал мудрым советником кагана, его опорой и надеждой! За тебя, в которого я всегда верил и знал, что ты достоин гораздо большего, чем быть просто купцом-рахдонитом!

Исаак приложил губы к кубку и краем глаза заметил, как раздулся от ощущения собственной значимости собеседник. Значит, второй кувшин вина принесен не зря и делает свое дело.

С тропинки, по которой прогуливались Ольга и Асмус, была хорошо видна пристань, от которой завтра утром должны были отплыть в дальний и долгий морской поход русские ладьи. Ольга часто бросала взгляд на выделявшуюся среди дружинников красным корзном фигуру великого князя, и порой ей казалось, что она даже слышит его команды. Наверное, это только казалось, ибо ветер дул не с реки на берег, а наоборот, поэтому звучавший иногда в ушах голос Игоря был просто отголоском и памятью времени, когда Игорь был, по существу, обычным воеводой своей дружины и она, так же как жены других воевод и дружинников, могла находиться у пристани. Теперь она не просто жена, а великая княгиня, отправляющая в поход всех русских воинов, и ее удел не переживания по уходящему в поход собственному мужу, а забота об оставляемой на ее попечение Русской земле. Именно этим она и занималась сейчас, пригласив в спутники одного их самых уважаемых на Руси и среди ее врагов воевод.

— Третьи сутки не спит великий князь, — сказала Ольга, переводя взгляд с фигуры мужа себе под ноги. — Все время на пристани да в походном лагере, в терем является лишь на ночь. До всего ему дело, все знать хочет, с каждым тысяцким и сотником переговорить желает. Да разве на все времени хватит?

— На то он и великий князь, чтобы все знать, — откликнулся Асмус. — Тем паче при подготовке к походу, в коем ему впервые предстоит верховодить над всеми русскими дружинами. А сие нелегкое дело, великая княгиня, для него опыт и сноровка потребны.

— Это так, воевода. Однако хватит ли сил и времени, дабы все самому узреть и проверить, прощупать собственными руками? Разве отвлекался на подобные мелочные дела князь Олег? Вспомни, ты хорошо знаешь, чем бы сейчас он занимался, будь жив.

— Пировал бы с воеводами и знатными воинами в своем тереме. Но князь Олег был опытным воителем, не единожды ходил в дальние походы, а твой муж лишь вступил на сию стезю.

— И еще потому, что у князя Олега были верные, многоопытные помощники. Такие, как ты, воевода. С ними он всегда мог быть спокоен и за дружину, и за пограничную стражу, и за ладейный флот. Неужто сейчас ты не смог бы свершить многое из того, чем занимается великий князь, причем не хуже его? Разве не так?

— Великий князь ведает, что творит. И не мне, воеводе, его учить, — уклонился от прямого ответа Асмус.

— Его не надобно учить, ему следует подсказывать, как лучше вершить то или иное дело. Разве мыслимо на первых порах разбираться в морском бою наравне с воеводой Све-нельдом, в конном сражении — как воевода Ярополк, сравниться в умении взятия крепостей с тобой? А ежели каждый воевода передаст великому князю частицу своего опыта, ему не придется тащить на собственных плечах все дела. Припомни, неужели князь Олег сразу стал грозным военачальником, неужто не совершал ошибок и промахов, покуда не постиг всех премудростей воинского мастерства и не стал непобедимым?

— Ошибок не совершают лишь боги, но никак не смертные, будь они воеводами, боярами или великими князьями, — отозвался Асмус. — Тем паче не обойтись без ошибок и промашек в воинском деле, поскольку в нем надобно думать не только о своих действиях, но и предугадывать поступки недруга, иметь дар проникнуть своей мыслью в задумки чужих военачальников. А это очень и очень нелегкое дело, не всякий разум его постигнет.

— Знаю это. А еще то, что за ошибки и промахи воевод и великих князей платят кровью и жизнями их воины, — жестко сказала Ольга. — Так неужто надобно пролить реки крови, чтобы великий князь Игорь на собственных ошибках постиг то, что давно хорошо ведомо его воеводам? Не дорого ли обойдется Руси его учеба?

— Своя кровь всегда дорога, — ответил Асмус. — Думаешь, мне не жалко, когда она льется без пользы делу или по чьему-то недомыслию? Или, думаешь, меня не учили, прежде чем я набрался ума-разума? Когда был простым дружинником, меня учил десятский, стал десятским — внимал словам сотника, стал сотником — присматривался к делам тысяцкого, стал тысяцким — не пропускал мимо ушей ни одного совета воеводы и перенимал его уменье. Так было всегда, сей путь прошел каждый военачальник. Однако я никогда не видел и не слышал, чтобы тысяцкий или воевода учил чему-либо великого князя.

— Ой ли, воевода? А не у тебя ли, простого сотника, побывавшего под стенами Царьграда с князьями Аскольдом и Диром, спрашивал советов Олег перед своим походом на Новый Рим?

— Он спрашивал моих советов, а не я навязывал ему их, — с нажимом на слово «он» сказал Асмус. — Но разве обращался ко мне хоть раз за советом твой муж? Ни разу! Ни когда предводительствовал своей дружиной, ни позже, став великим князем после кончины князя Олега. Поверь, я не отказал бы ему ни в чем ни тогда, ни ныне!

— Верю, потому и хочу говорить с тобой честно и без утайки, хотя знаю, что за сей разговор великий князь крепко на меня осерчал бы. Говоришь, муж не обращался к тебе за советом, когда предводительствовал над своей дружиной? Но вспомни, кем он был тогда! Великим князем без власти, которая целиком находилась у его дяди-наместника. Наместника, который ни за что не желал выпускать власть из своих рук, для чего полностью отстранил истинного великого князя от державных дел. Кого ты сам признавал в ту пору великим князем? Олега, хотя прекрасно знал завещание-приговор Рюрика, что Олег правит Русью лишь до возмужания Игоря. Так мог ли муж обратиться за советом к тебе, правой руке и ближайшему воеводе Олега, своего злейшего недруга? Ты решился бы на это на его месте?

— Не знаю. Наверное, нет.

— Говоришь, Игорь не спрашивал твоих советов, когда стал великим князем? Но поступи он наоборот, недоброжелатели сразу пустили бы слухи, что Игрь не постиг толком даже воинское дело, хотя начальствовал много лет над дружиной и ходил во все походы с Олегом. Так по плечу ли ему стол великих князей, коли он никогда не занимался державными делами? Ты на его месте стал бы давать пищу для злословия своим недругам-злопыхателям?

— Нет.

— Тогда в чем ты коришь великого князя?

— Корю? — удивился Асмус. — Не имел подобного и в мыслях! Напротив, желал бы служить новому великому князю так, как прежде Аскольду и Диру, затем Олегу. Но нужны ли ему я и моя служба, коли он считает меня правой рукой ныне покойного недруга-дяди? — запальчиво спросил Асмус. — Не из любви к пришлому рарогу(Рароги — жившее на побережье Балтики западнославянское племя, выходцами из которого были князья Рюрик и Олег.) Олегу, убийце киевских князей Аскольда и Дира, начал служить я ему, а потому, что он стал защитником Руси, продолжателем дела всех прежних русских князей, в том числе Аскольда и Дира. Меч воеводы Асмуса принадлежал и принадлежит Руси, и ему нет дела до свар дяди и племянника, не поделивших между собой власть. Как видишь, великая княгиня, я тоже говорю с тобой честно и без утайки.