И тогда она вспомнила о Витязине, вещунье священного родника в дубраве Перуна, незаменимой советчице и наставнице дев-воительниц и тех воинов-русичей которые с помощью богов желали разобраться в своих запутанных сердечных делах либо сложностях семейной жизни. Ольга постаралась узнать о Витязине все, что только было в ее силах, и пришла к выводу: лишь Витязиня с ее умом, незапятнанным именем и неучастием в жизни стольного града и великокняжеского терема могла стать надежной посредницей в ее разговоре с богами. И она не ошиблась — вещунья проникла в сокровенные глубины Ольгиной души и прямо сказала об этом. Но сказала не как человек, которому отныне дано держать судьбу Ольги в своих руках, а как женщина-подруга, понявшая и одобрившая сделанный Ольгой выбор, ибо когда-то при схожих обстоятельствах она тоже не пострашилась бросить вызов судьбе, пожелав вершить ее собственными руками, а не послушно следуя установленным кем-то обычаям.
Лошади, словно догадываясь о святости дубравы, не ржали, тропинка была густо усеяна опавшей листвой, и копыта бесшумно ступали по ней, поэтому маленький отряд ехал в полной тишине. Тем громче показался мелодичный девичий смех, неожиданно раздавшийся сбоку тропы. Ольга резко натянула поводья, повернула голову в ту сторону. Что делает здесь дева? Кто она? Отчего смеется ночью в избранном богами месте? А главное, не могла ли она оказаться случайной свидетельницей ее доверительного разговора с вещуньей и Небом? И если могла, то случайно ли?
— Останешься с гриднями на тропе, однако ни на миг не выпускайте меня из виду, — шепотом обратилась Ольга к подъехавшему к ней десятскому. — Кликну вас, либо сами увидите, что нуждаюсь в подмоге, — не мешкайте.
Соскочив с коня, Ольга, мягко ступая по земле, дабы не хрустнула под ногой сухая ветка, хоронясь за кустами и стволами деревьев, направилась в сторону, откуда донесся смех. Вскоре она очутилась у края маленькой поляны, на противоположной стороне которой высился могучий дуб. Поляна заросла травой, однако вокруг дуба она была вытоптана широким кольцом. Под дубом, прижавшись к нему спинами, на травяной подстилке сидели плечом друг к другу обнаженные юноша и дева. Нежно обняв подругу, юноша целовал ее перси, а та, запрокинув голову и прикрыв в истоме глаза, время от времени давала выход переполнявшим ее чувствам тихим грудным смехом. Наклонив голову, дева шепнула что-то юноше на ухо, обвила его шею руками и начала падать навзничь, увлекая за собой и юношу.
Ольга отвела глаза в сторону, скривила губы в иронической усмешке. Стародавний танец любви! Молодой русич-дружинник, отправляясь в первый длительный поход, желал иметь уверенность, что избранница будет ждать его возвращения и останется ему верна, сколь бы сурова ни оказалась к нему судьба воина. Не довольствуясь обещаниями и клятвами, он требовал от избранницы более весомых доказательств любви, и та в ночь полнолуния пред ликом владычицы ночного неба Луны, под священным деревом воинов — дубом доказывала ему свою любовь и верность.
Святая наивность! Заблуждения юности и простота еще не испорченных жизнью душ! Когда-то и она была такой, точно так же давала обет верности любимому. Правда, в ее родных краях это выглядело несколько по-другому. Все происходило в такую же ночь полнолуния, так же совершался ритуальный танец, после чего два дубовых листа смачивались в вагине девы и, зашитые в полотняный мешочек, носились как талисманы. Отличие заключалось в том, что танец происходил не у дуба, а вокруг священного костра, горевшего внутри «ведьминого круга» — пояса из тринадцати старых, наделенных магической силой камней. Листья также срывались не с дерева, а с веточки, которую дева держала в руках во время танца. Затем веточка с оставшимися листьями сжигалась в костре, а юноша и дева пили по очереди из окропленного святой водой кувшина хмельной напиток, после чего произносили вместе старинный заговор. Ольга помнит его до сих пор:
Как радостно мы встретились, Как счастливы мы были. Мы так легко расстанемся И соединимся вновь.
Перед уходом из «ведьминого круга» священный костер заливался остатками напитка, а если круг был новым, выложенным всего на одну ночь из тринадцати предварительно погруженных в священный источник камней, его следовало разрушить, чтобы недоброжелатели не навели порчу.
Было все это в Ольгиной жизни, было: и «ведьмин круг», и священный костер, и волшебная ночь с возлюбленным, и клятва в вечной верности перед ликом Луны-свидетельницы. Не оказалось только верности. Наверное, потому, что не было в ту ночь, как и до нее, настоящей всепожирающей любви-страсти, а ее и не могло быть, поскольку Ольга любила лишь себя. Да, лишь себя, ибо давно уже жила с чувством превосходства над окружающими людьми, жила в ожидании события, которое вознесет ее на высоту, подобающую ее уму и красоте, силе духа и настойчивости. А жила она подобной мечтой не только потому, что постоянно ощущала в себе эти качества, но и оттого, что три разные, самые известные в ее краях вещуньи предрекали ей одно и то же: дальнюю дорогу, жизнь в большом граде вне родного дома и власть, о коей только может мечтать смертный. С тех пор Ольга жила одновременно двумя жизнями: внешней, которая находилась у всех на виду и ничем не отличалась от жизни прочих боярышень ее возраста, и внутренней, доступной лишь ей одной, когда Ольга переносилась мыслями туда, где волею судьбы рано или поздно ей придется занять уготованное место. А поскольку она верила в себя и предсказанную вещуньями судьбу, ее настоящей жизнью была именно вторая. Так шли день за днем, месяц за месяцем, покуда однажды не случилось то, чему и надлежало неминуемо случиться.
Она помнит первую встречу с Игорем так, словно она произошла вчера. Широкая лесная река, спокойно и медленно катившая свои прозрачные воды. Ее пологие песчаные берега, густо поросшие кустарником… Она, стоявшая с лукошком в руках на краю небольшой, усыпанной яркими цветами поляны. Та, какой она была много лет назад: молодая, красивая, внешне беззаботная. Вокруг, куда ни брось взгляд, расстилался огромный, радостный, так много таивший для нее в ту пору непознанного мир.
Громкое ржание за спиной заставило ее вскинуть голову и повернуться. Рядом сдерживали коней несколько всадников в дорогих доспехах и шлемах, со щитами на плечах и копьями в руках. Ближе всех был он: в отливающей серебром кольчуге, золоченом шлеме с еловцем, ниспадающим на конский круп красным корзном(К о р з н о — великокняжеский плащ.), с большой золотой гривной на груди. Веселый открытый взгляд, длинные усы, в уголках губ дрожит усмешка. Впрочем, ничего особенного: русич как русич, отличный от знакомых Ольге дружинников лишь богатством убранства да прекрасным скакуном под собой. Кстати, ее суженый, сотник Святослав, в подобном одеянии выглядел бы куда значительней и пригоже, чем незнакомый всадник.
— Кто ты, красавица? — наклонился к ней с седла всадник с гривной.
— Вольга, — певуче ответила она, смело глядя на него.
— Далече ли брод, Вольга? — спросил незнакомец, окидывая ее откровенно восхищенным взглядом.
— Рядом, подле того дуба, — указала она.
— Откуда будешь сама? — поинтересовался всадник, не трогаясь с места. — Где искать, коли захочу увидеть снова?
— Пожелаешь — сыщешь, — с вызовом ответила Вольга.
— Обязательно сыщу, — без тени улыбки пообещал всадник, выпрямляясь в седле.
Он дал коню шпоры, и тот понес его к указанному Воль-гой броду. За ним последовали остальные воины. Одного из них, старшего по возрасту, Вольга успела придержать за стремя.
— Гридень, кто это? — кивнула она.
— А ты не знаешь? — удивился тот и тут же спохватился: — Впрочем, откуда тебе знать его в такой глухомани? Хорошо, отвечу, коли скажешь, как тебя быстрей найти при случае. Ведь не великому князю тебя искать придется, а мне, сотнику его стражи.
— Великому князю? — опешила Вольга. — Разве…
— Да, Вольга, да, — рассмеялся сотник. — Перед тобой был великий киевский князь Игорь. А теперь отвечай на мой вопрос.
