Ратибор выхватил из ножен меч, поднял над головой. В тот же миг заблестели клинки в руках остальных воевод. Швырнув меч в ножны, Ратибор склонил голову в сторона-великого князя.

— Как твой главный воевода, внемлю тебе, княже.

— Вначале о неотложном. Утром вели перекрыть ладей ными дозорами Днепр и конными все дороги и тропы на Ду най-реку. никто не должен предупредить империю о предстоя щем походе. Мы обрушимся на Царьград как снег на голову. Точно так, как свершили это до нас князья Аскольд и Дир.

Согнувшаяся, едва различимая в ночном мраке человеческая фигура скользнула из-за дерева к урезу воды, остановилась подле наполовину вытащенного на берег Днепра челна. Прислонившись спиной к борту, одинокий рыбак не спеша чистил рыбу, у его ног пылал небольшой костерок с подвешенным над ним казанком. Подошедший неслышно ступил из темноты в освещенный огнем круг, и яркое пламя костра позволило его рассмотреть.

Это был высокий, средних лет человек в длинном монашеском одеянии с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелись лишь аккуратно подстриженная борода и острые, внимательные глаза.

— Ты один? — отрывисто спросил он у рыбака, даже не поприветствовав его.

— Да, святой отец. Присаживайся к огню, уха скоро поспеет.

— Не до нее сейчас, — раздраженно бросил человек в капюшоне. — Думаю, что тебе тоже не придется вкусить ее. С делом явился к тебе, сын мой, с важным и неотложным, которое не терпит отлагательств и промедления.

Рыбак, молодой и крепкий юноша с маленьким медным крестиком на шее, выжидающе уставился на пришедшего. Тот уселся рядом с рыбаком на корягу, наклонился к его уху.

— Проклятые язычники собираются в поход на град святого Константина. Их уже десять тысяч, к ним на днях должны примкнуть еще две тысячи полочан и древлян. Вдобавок к воинам-русам киевский князь нанял тридцать сотен викингов варяжского ярла Эрика, своего соратника по походу на Хвалынское море. Как только эти силы соберутся воедино, князь Игорь поведет их морем на Византию. Наш святой долг предупредить императора и патриарха о надвигающейся угрозе. Потому сию же минуту ты отправишься вслед за купеческим караваном, что уплыл в полдень из Киева. Догонишь его и вместе с ним попадешь в Константинополь, а что делать там — знаешь и без меня. Торопись, сын мой, сейчас нам дорога каждая минута.

— Я поплыву сразу после ужина, святой отец.

— Ты отправишься немедленно, — по-прежнему тихо, однако уже с повелительными нотками в голосе произнес человек в капюшоне. — Варвары хотят как можно дольше сохранить поход в тайне, поэтому намерены утром выставить речную стражу на Днепре и перекрыть конными дозорами все дороги по сухопутью в направлении Дуная. Что, если они сделают это не утром, а раньше? Потому спеши, сын мой, мы должны опередить осторожных русов.

— Я уже в пути, святой отец. Благослови меня…

Григорий проводил глазами быстро удалявшийся вниз по Днепру челн, облегченно вздохнул. Сегодня он совершил самое важное за время пребывания у язычников дело. До прихода на реку к служке-рыбаку он отправил из Киева еще одного тайного гонца, приказав ему во всю мочь скакать на Дунай к верному империи человеку. Уже от него по не раз проверенной цепочке тревожная весть должна понестись вдоль морского побережья прямо в стены императорского дворца. Однако попадет она не к императору или патриарху, а к истинному руководителю Григория — главе тайного братства легионеров-фашистов.

Еще во времена языческого Первого Рима те, кто мечом раздвигал его пределы и собственной кровью оплачивал нерушимость границ, создали свое тайное братство, членом которого мог стать лишь полноправный римский гражданин-воин, а не скороспелые солдаты из легионов, укомплектованных наемниками или сформированных из жителей покоренных Римом и присоединенных к нему местностей. Имя себе — фашисты — они дали от названия крепко связанного пучка древесных прутьев. Каждый из прутьев, взятый отдельно, был слаб и мог быть легко переломлен, но, связанные воедино, они могли успешно противостоять действующей против них силе. Такой связкой-фаши, но не прутьев, а бывалых, заслуженных легионеров-ветеранов были и они, участники тайного воинского братства. Рим мог быть республикой либо империей, поклоняться сонмищу языческих богов или одному Христу, но это нисколько не должно было сказываться на его роли сильнейшей державы Европы и Северной Африки, отражаться на его мощи и политике, направленной к завоеванию еще не принадлежащей ему части мира. Истинными вершителями судьбы державы должны быть те, кто создавал ее и посвятил свою жизнь ее сохранению и приумножению славы и могущества! Этими людьми были легионеры-фашисты, ставящие свое братство выше земной и небесной власти.

Но Первый Рим рухнул под напором варваров и из-за внутренних междоусобиц, на исконных италийских землях, прародине легионеров-фашистов, поселились пришлые народы и племена, в большинстве выходцы из Северной Африки и Малой Азии. Они не имели ничего общего с теми, кто создал великую Римскую империю, и стали называться уже не римлянами, а италийцами, ибо не было у них той воинственности, отваги, тяги к неведомому, без которых Рим из обычного города никогда не стал бы столицей могучей империи. Но на Востоке появился Второй Рим — Византия, и, дабы он не повторил судьбу своего предшественника, в нем сразу возникло братство легионеров-фашистов. Пусть меняются на троне и борются со своими соперниками императоры, пусть обвиняют друг друга в ереси и свергают один другого патриархи, братство легионеров-фашистов, спаянных общностью интересов и железной дисциплиной, всегда будет стоять на страже державы независимо от того, кто вершит сегодня земную и небесную власть во Втором Риме!

Вот почему первого гонца Григорий отправил не к императору или патриарху, а к главе братства легионеров-фашистов. Да, сегодня он был глазами и ушами Константинопольского патриарха, но он стал ими потому, что на это дал согласие глава их братства. Уж он, знакомый с русами по нашествию на Новый Рим дружин князя Аскольда и Дира и воинства князя Олега, как никто другой, понимал, какую угрозу представлял для Византии ее северный сосед. И чем бы ни был занят сейчас император, какими бы ни были планы патриарха, глава братства добьется, чтобы князь Игорь получил такой удар, который надолго отбил бы у русов охоту к набегам на Новый Рим!

Григорий перекрестил почти полностью растворившийся в темноте челн, отвел взгляд от лунной дорожки на воде. Бог милостив, кто-нибудь из гонцов, спешивших сейчас в Константинополь по суше и воде, да исполнит поручение…

Под надутыми ветром парусами, без устали работая веслами, русские ладьи приближались к цели похода. Путь к имперской столице русичам был хорошо знаком. В ней не единожды бывали киевские купцы, да и многие дружинники, участвуя в выполнении заключенного князем Олегом договора с Византией о взаимной помощи, высаживались в Константинопольской гавани для защиты южной соседки.

Вначале плавание проходило спокойно, затем по мере приближения к неприятельским берегам от кормчих сторожевых ладей, высылаемых впереди русской флотилии, стали поступать странные донесения. Кормчие неоднократно замечали на горизонте неизвестные суда, которые немедленно исчезали, едва русские ладьи пытались с ними сблизиться. Великий князь не придавал этим сообщениям особого значения, поскольку суда скорее всего принадлежали местным рыбакам. Даже если это были патрульные византийские корабли, они могли опередить русичей всего на двое-трое суток, которые уже мало что значили для организации обороны Константинополя.

Дело в том, что накануне похода из Царьграда в Киев возвратились великокняжеские лазутчики, засланные туда осенью под видом русских купцов. Они сообщили Игорю, что на имперских кораблях идет спешная подготовка к отплытию в Италию, поэтому к моменту появления русичей у стен Константинополя византийского флота там не будет. Именно это известие явилось одной из причин, отчего великий князь вначале настаивал на задуманном им походе, а теперь без должного внимания отнесся к настораживающим донесениям кормчих со сторожевых ладей…