Тут Сталин ответил, что Коморовский, конечно, получит, что заслужил.
– Но у вас в Британии есть понятие «прецедент». И если имеет место один случай, когда некто, прикрываясь вами, совершал действия, никак не приближающие победу над немецким фашизмом, то советская сторона в будущем имеет право иметь подобное в виду и принимать те меры предосторожности, какие найдет нужным. Конкретно же, касаемо, например, Югославии – мы принимаем ваше предложение. С оговоркой, что любое лицо, уличенное в связях с фашистами или в своей деятельности способствующее им, должно быть осуждено как военный преступник, и это не подлежит обсуждению!
Британский джентльмен играет честно. Это значит – никогда и никому не прощает своих поражений! Первое правило мудрости англосаксонской расы: не покоряющийся, не управляемый нами должен считаться врагом, даже если в данный конкретный момент никак нам не угрожает или формально является союзником. Второе правило: с врагом совершенно не обязательно воевать оружием, тайная работа по разъеданию его изнутри, ослаблению его мощи, одновременно с внешней улыбкой и заверением в дружбе, бывает гораздо действеннее! И третье правило общеизвестно: у Британии нет друзей, а есть интересы. Что следует понимать: даже контролируемый нами союзник должен быть уничтожен без всякого сожаления, если это будет нам выгодно! Понятия подлости и предательства в политике не может существовать по определению! Это называется «реалполитик», джентльмены! Я никогда не прощу России даже не своего личного унижения – а того, что она осмелилась играть по своим правилам! Это исключительно наше право – менять правила во время игры.
И потому – я уничтожу Россию! Мы с ними разные цивилизации, мира между нами не может быть никогда. Как только завершится эта война – начнется следующая, и не обязательно с громом пушек!
А если я не успею завершить дело – закончат мои наследники. Но эти слова никогда не будут доверены бумаге.)
Ленинградская конференция была вершиной в развитии сотрудничества трёх великих держав. Мы искренне желали всеобщего благоденствия и мира – и не вина Запада, что послевоенное мироустройство пошло по другому пути. Было принято, что важнейший вопрос об обращении победителей с Германией подвергнется предварительному обзору, как колоссальной политической проблеме, и, как выразился Сталин, «весьма предварительному». Политические аспекты были и более отдалёнными, и более гадательными. Они явно зависели от результатов великих битв, которые ещё предстояли, а затем и от настроений каждого из союзников после победы. Также были достигнуты предварительные, но принципиальные соглашения по чисто техническим вопросам, в преддверии будущей встречи наших войск – установление оперативных каналов связи, возможный обмен офицерами связи, даже ознакомление с силуэтами военной техники друг друга, чтобы избежать «дружественного огня».
(Ну вот, вполне прилично звучит для мемуаров)
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж», Норвежское море, 21 декабря 1943 года
Вот не было печали – купила баба порося!
Это я про янки и англичан, конкретно – про их подводников. Оказывается, они с их флотом шли не просто так – а должны на время пребывания эскадры в Полярном развернуться в море, обеспечив ближний базовый дозор. А по жизни – ежу понятно, что хотят изучить наш театр. Чем наши руководствовались, разрешив это безобразие, не знаю, возможно, ссориться не захотели. Но командование СФ рассудило здраво:
– Так, орлы, возле Кольского залива вы нахрен никому не нужны, это давно уже тыловой район, где немцев год как не видели. Если хотите реально помочь – пожалуйста, в Нарвик, там вам поставят боевую задачу (всё подспорье!). Там ближайший порт у немцев – это Тронхейм, наши на него по суше посматривают, но пока еще не добрались. А значит, есть и немецкая коммуникация по морю туда, и Арктическая флотилия их U-ботов – вот для вас и цели!
Ну а мы болтаемся в море. Вместе с «Куйбышевым» и «Урицким», принявшим в Нарвике топливо, идем встречать очередной конвой – вдруг немцы рассудили, что страшная «моржиха» союзную эскадру охраняет? Значит, по транспортам можно отработать, и сколько еще у них лодок «тип XXI» может найтись? По автономности, в принципе, терпимо – до Конго весной ходили гораздо дольше. А светиться в Полярном, пока их эскадра назад не уйдет, нам не с руки. Будут всякие вопросы задавать, а то и попросятся на борт посмотреть и познакомиться, так что отказать будет неудобно – ну зачем нам это? Так что «чтоб вас в Главной базе пока не было», и нет пока еще у СФ оборудованных баз в дальних бухтах вроде Видяево и Гаджиево, там в лучшем случае причал с парой домиков рядом.
В Тегеране нашей истории они вроде как за три дня обо всем договорились? Думаю, и тут не задержатся. Как раз и мы вернемся. И если не будет новых заданий – то домой, в Северодвинск!
Уж очень Серегу Сирого арматура в реакторе беспокоит. Высоконапорные трубки – самое слабое наше место. Лопнет – и получим местную версию голливудского блокбастера «К-19»! И ведь при технологии этого времени починить вряд ли удастся – так что придется капитально стать на прикол. А у руководства СССР в отношении нас, судя по всему, есть еще планы – так что приказано заводской осмотр и текущий ремонт с техобслуживанием проходить при первой возможности. И спокойной жизни не будет – Сирого с Князем Курчатов и Зенгенидзе в оборот возьмут, Бурому по торпедам отписываться, и с Видяевым на его «щуке» на полигон выходить, «три ЭС», наш ракетчик, еще летом с корабля исчез – «граниты» давно из шахт выгрузили, ходим как чисто торпедная лодка-истребитель. И у меня забот будет двадцать пять часов в сутки. Одно хорошо – Аня будет рядом. Как мы в прошлый Новый год с ней в клубе танцевали… И вот почти четыре месяца, как расписались, а виделись в сумме дай бог пару недель! Она, как фильм «Адмиралъ» посмотрела, так старается внешне на Тимиреву походить в исполнении Лизы Боярской – не знаю, как та, настоящая выглядела, а ведь и она жива еще, в семидесятом умрет, в последние годы работая на «Мосфильме», даже слышал, снималась она там в эпизодах и «Войны и мира», и какой-то комедии с Никулиным, там она уборщицу, в кадре мелькнувшую, сыграла.
А, наплевать – мне моя Анна Петровна нужна, и никто больше! И дожить я с ней надеюсь до преклонных лет, увидев и детей, и внуков – не то что киношный герой, отличный моряк, но никуда не годный политик. Так ведь не ожидается больше революции в этой стране, до конца века – а до всяких «оппозиций» мне дела нет.
Лодка идет ровно, на глубине сто десять, четырнадцать узлов. Только винты эсминцев наверху, всё та же пара «новиков», Головко уже шутит – их с нами в один дивизион объединить можно. Так корпуса еще крепкие, машины тянут, ПВО им усилили, радар поставили, от надводного и подводного врага мы прикроем – и вся работа: немецкую субмарину бомбами закидать по нашей наводке, да мелочь отогнать вроде «шнелльботов», на которую нам торпеды тратить жаль. Есть на СФ и третий «новик», с именем «Карл Либкнехт», но он умудрился с сорок первого и до сих пор просачковать в ремонте (правда, в той истории, откуда мы родом, он всё ж успел под самый конец отметиться, в апреле сорок пятого потопив U-286 у входа в Кольский залив). Ну, а здесь, очень может быть, так и не успеет повоевать.
Вхожу в ЦП, принимаю доклад от Петровича, непорядка не усматриваю, сажусь на свое командирское место. До Медвежьего, значит, и назад – а наверху штормит и полярная ночь. Сегодня ведь день зимнего солнцеворота, как на севере говорят. Солнце уходит под горизонт ниже всего – и сейчас начинает подниматься, выглянет наружу через месяц-другой. С берега авиация еще летает, а вот с палубы даже пытаться не стоит при такой волне. Так что, будь там наверху хоть «Эссекс», хоть «Мидуэй» и Третья мировая – сделали бы мы его однозначно. А за каким еще чертом янки этот театр изучают, если намерений не имеют? Значит, кто-то у них в высоком штабе задал себе такой вопрос.
