Наверху был слышен визг винтов эсминцев. И более низкий шум – больших кораблей. Судя по пеленгу, они проходили перед лодкой. Может быть, их можно было достать торпедами, даже не всплывая под перископ, рассчитать положение по акустике, примерно оценив эскадренную скорость и, по изменению пеленга, дистанцию? Но для залпа требовалось как минимум всплыть со ста метров на десять-пятнадцать. И быть замеченными – даже если Ужас не успеет перехватить во время этого маневра, он после уже не выпустит. Так что лучше – не делать глупостей. Что там будет на берегу, это после – а здесь конец настанет немедленно.

Шнее был опытен и умен. И считал, что дожил до четвертого года войны (что не удалось даже его учителю, великому подводному асу Отто Кречмеру), исключительно благодаря своему благоразумию, заменяющему азарт. Играть лишь верную игру – и пас, когда положение сомнительно. Пусть рискуют и гибнут дураки.

Русского Нечто не слышно. Но вряд ли он сунется прямо к эскадре, у янки есть привычка сначала стрелять, разбираться потом. Судя по пеленгу, американцы (или англичане) уже прошли вперед, мы почти сзади, от них справа за кормой. И кригс-комиссар молчит – наверняка по возвращении донесет об уклонении от атаки! Значит, атака должна быть – теперь, когда это безопасно. Всплывать под перископ, цель по пеленгу… готовить полный залп (веером, задав торпедам угол растворения – может, в кого-нибудь да попадет!). И позаботиться, чтобы в журнале, на схеме маневрирования, объектом атаки значился вражеский линкор – кригс-комиссар, эта береговая крыса, не подводник, нестыковок не заметит! Залп – и сразу на глубину, и снова полная тишина – а вдруг Ужас вернется?

Это же место и время. Союзная эскадра

Эскадра – или целый флот! – шла двумя отрядами. Линкор «Кинг-Эдвард», в окружении тяжелых крейсеров, завесы эсминцев впереди, с двумя легкими крейсерами, и по флангам, замыкали строй подводные лодки. Позади и левее в десяти милях в подобном же ордере шли американцы.

Одна торпеда с U-1505 попала в «Джавелин», замыкающий из эсминцев правофланговой завесы. Остальные ушли в молоко, из-за веера растворения, заданного автоматом стрельбы, и слишком большого расстояния – немецкие электрические торпеды имели максимальную скорость всего двадцать восемь узлов, а Шнее стрелял уже вслед уходящей эскадре, не конвою, залп просто не успевал догнать цели. Но «Джавелину» не повезло – судьба такая у корабля, однажды он уже перенес попадание двух немецких торпед, оторвавших ему и нос и корму – и больше года провел в доке, с ноября сорокового по январь сорок второго. Сейчас же и одной торпеды хватило, чтобы эсминец потерял ход – через сутки, когда корпус буксируемого корабля начнет переламываться на штормовой волне, британский адмирал прикажет снять экипаж, людские потери будут минимальны – всего восемь человек, погибших при попадании торпеды. И Шнее, услышав взрыв, с чистой совестью приказал записать: «Поражен британский (или американский) линкор, миссия выполнена, и пора уносить ноги».

Доклад с «Ашанти», одного из головных: «Немецкая подлодка потоплена неизвестно кем, или погибла от взрыва своей же торпеды. Спустя короткое время торпедирован «Джавелин», явно другой лодкой». Значит, эскадра попала в зону охоты «волчьей стаи» – ситуация была хорошо известна англичанам, и меры защиты отработаны: увеличить ход и отворот в сторону (в данном случае, влево), чтобы оставить прочие лодки стаи за кормой. И передать оповещение американцам!

Всё могло быть иначе, не задержись американский отряд с поворотом всего на десять минут. Подчинение не было установлено, и в радиограмме от англичан было «рекомендую», а не «приказываю». По замыслу, американцы тоже должны были отвернуть на шестьдесят градусов влево, сохраняя прежнее положение относительно британского отряда, ну а после, пройдя миль двадцать на север, так же синхронно повернуть на прежний курс.

Так и не удалось узнать, отчего подводные лодки «Тюдор» и «Тайрлес» отвернули чуть круче, чем должно. Эскадра шла без огней, радары были включены лишь на эсминцах, но не на лодках. И две английские субмарины, оторвавшись от своих, выкатились влево из общего строя, пройдя за кормой эсминцев левофланговой завесы – никто не подумал, что скорость подлодок чуть меньше заданного по эскадре «в маневре уклонения», они неизбежно отстанут – на короткое время, и ничего бы не случилось, по завершении маневра они заняли бы свое место в строю.

Но из-за задержки с поворотом американского отряда, идущая концевой «Тюдор» была замечена с «Мелвина», самого правофлангового из эсминцев американской головной «завесы». Расследование показало, что на «Мелвине» ничего не знали о повороте англичан, зато приняли предупреждение о подводной угрозе. И, как изрек один из национальных героев янки: «Пусть лучше меня судят двенадцать присяжных, чем несут на кладбище двенадцать могильщиков – всегда стреляй первым!» Разрывы пятидюймовых легли недолетом, на «Тюдор» сделали правильные выводы и поспешили погрузиться «от этих сумасшедших янки», тем самым, по мнению американцев, обозначив себя как врага. И в то время как «Мелвин» совместно с пришедшим на помощь «МакДермутом», бомбили «Тюдор», быстро обнаруженную сонарами, третий эсминец, «Хелси-Пауэл», заметив «Тайрлес», атаковал немедленно. Британцы пытались передать опознавательные, помня об инструкции, не погружаться, чтобы не приняли за немцев – но уже вторым залпом «Пауэлл» добился прямого попадания в рубку лодки, затем еще и еще, и наконец, протаранил «обнаруженную немецкую субмарину», пока она не ушла на глубину. Только восемь человек из экипажа «Тайрлесс» успели выскочить наверх, и были подобраны эсминцем, остальные пятьдесят три погибли, как и весь экипаж «Тюдор». И лишь тогда американцы разобрались в обстановке.

После Уинстон Черчилль скажет, что это было символично: по пути на переговоры с СССР пролилась английская кровь от рук американцев. По утверждению биографов, он до конца жизни так и не простил бывшим союзникам «предательства общих англосаксонских интересов» – что, на взгляд старины Уинни, было не меньшим грехом, чем мировой коммунизм.

А в это время на Германию…

…густо падали американские бомбы. Это началось с первых чисел декабря, но целями тогда еще были не города, а объекты ПВО – радиолокационные станции, аэродромы. Кажется странным, что тогда американцы еще гордились: «Мы бомбим не мирных жителей, а военные объекты – в отличие от англичан, этих ночных убийц». Англичане же в оправдание вспоминали сороковой год – Лондон, Ковентри, Роттердам: «Гунны начали первыми». Но сами же признают, что эти бомбежки английских городов оказались спасением для своей же ПВО, получившей передышку – если бы немецкие удары по аэродромам и авиазаводам продолжились в то лето еще две недели, у Англии бы закончились самолеты-истребители и пилоты для них. И ничто бы тогда не мешало немцам, завоевавшим господство в воздухе, сделать «Морского Льва» из плана реальностью, ничего не стоило бы тогда британское морское превосходство, применительно к отдельно взятому проливу Ла-Манш, ну а что из себя представляла английская сухопутная армия сорокового года, в сравнении с вермахтом, только что раздавившим Францию, это даже не смешно! Тем более что большая часть техники и тяжелого вооружения этой армии было потеряно в дюнкерской катастрофе, и против немецких танков будущего Вторжения британское командование всерьез рассчитывало на обычные грузовики, наспех покрытые котельным железом, просто потому, что не было ничего другого!

Теперь настал час мести за пережитый тогда страх. За норы в огородах – наспех выкопанные бомбоубежища. И за клетки из толстых стальных прутьев, которые ставились под стол – предполагалось, что если спрятаться там при бомбежке, то когда дом рухнет, тебя не раздавит, и спасатели смогут после откопать. Уже были разрушенные Гамбург и Эссен, и разбитые плотины на Рейне. Колбасники – бояться теперь, пришел ваш черед!