— Ленинградский фронт, — сказал он, помолчав, — готовит крупную наступательную операцию с целью разгрома нарвской группировки противника и освобождения города Нарва. Леонид Александрович Говоров просит назначить командующего артиллерией Второй ударной армии. Как вы на это смотрите?
Я немедленно выразил готовность отправиться на Ленинградский фронт. Николаю Николаевичу, видимо, не понравилась та поспешность, с которой я дал согласие на его предложение. Он строго взглянул на меня и сказал:
— Служба на должности начальника оперативного отдела Штаба артиллерии Красной Армии столь же ответственна и не менее почетна!
Я поблагодарил главного маршала артиллерии за доверие, но вновь твердо сказал, что мне хотелось бы снова вернуться на самостоятельную работу в строй.
Николай Николаевич спросил, знаю ли я генерала Федюнинского. Заметил: у него сложный характер, с ним не просто сработаться. Я рассказал о том, как в начале войны на Юго-Западном фронте тяжелые пушки-гаубицы 331-го гаубичного полка, которым мне довелось тогда командовать, поддерживали части корпуса полковника Федюнинского, при каких обстоятельствах познакомился о комкором, как сразу же нашел общий язык.
Н. Н. Воронов молча выслушал меня, а потом снова вернулся к артиллерийским группировкам фронтов. Когда все вопросы были решены, спросил:
— Итак, вы хотите получить назначение командующим артиллерией Второй ударной армии?
— Так точно!
Мое назначение состоялось. [112]
В Ленинграде я не бывал лет пятнадцать, с конца двадцатых годов. И вот еду туда опять. Июнь — самая, пожалуй, прекрасная и лирическая пора года в Ленинграде. Вспоминаю белые ночи, силуэты мостов и башен на незакатных небесах, гудки буксиров на Неве.
Поезд идет на север, за окнами вагона, по обе стороны железной дороги, видны разрушенные дома, сады, где на черных, обугленных деревьях ни единого листочка, и всюду воронки, воронки, воронки... Здесь шли тяжелые бои, эта территория недавно освобождена от фашистских войск, движение по железной дороге Москва — Ленинград восстановлено после двух с половиной лет перерыва. Три тяжких блокадных зимы пережил героический город, и, хотя враг отброшен от его стен на запад, отпечаток этого периода лежит на всем. Уже на вокзале меня поразил суровый, истинно фронтовой вид города. Людей на улицах мало, окна домов заложены мешками с землей, баррикады и противотанковые ежи перекрывают дороги, оставляя узкие проезды, на площадях и пустырях глубоко вкопанные в землю огневые позиции зенитных батарей. Везде и всюду строжайший порядок — и в поведении людей, даже штатских, и в той особой атмосфере, которой, кажется, насыщен сам воздух.
Пока штабная машина везла меня от вокзала через город, нам встретилось несколько разбитых и сгоревших зданий. Это — работа немецко-фашистской артиллерии. Самые тяжелые ее калибры были доставлены из Германии под Ленинград, с тем чтобы испепелить его и стереть с лица земли саму память о колыбели пролетарской революции. Гитлеровцы, просматривая с наблюдательных пунктов ленинградские улицы и площади, вели огонь по школам, госпиталям, музеям и просто по скоплениям людей. Трофейные документы — журнал боевых действий 768-го немецкого тяжелого дивизиона — так, например, фиксировали «боевые действия» 5 декабря 1941 года: «С 14.35 до 14.46 дивизион выпустил 25 снарядов по скоплению людей на Крестовском острове в северной части Петербурга. По-видимому, это было скопление эвакуируемых»{38}. Эту и другие ей подобные записи пленный фашист из того же артдивизиона объяснил: «Мы знали точно, что в Ленинграде много гражданского населения, по нему мы и стреляли. У нас вошло в обычай, когда стреляли по городу Ленинграду, говорить так: «Это привет Ленинграду» {39}. [113]
Обстрелы города враг вел по плану, методично. На артиллерийских картах, захваченных нами впоследствии, все невоенные учреждения также были занумерованы, как цели для обстрела. Всемирно известный музей Эрмитаж стал целью № 256, больница имени Нечаева — целью № 99, Дворец пионеров — целью № 192 и так далее. Непрерывно насыщая свою осадную артиллерию все более тяжелыми калибрами, фашисты пытались разрушить город, и если это им не удалось, то только благодаря мастерским и самоотверженным контрдействиям артиллеристов Ленинградского фронта. Борьба с вражескими тяжелыми батареями велась централизованно, ее возглавлял штаб специально созданного контрбатарейного артиллерийского корпуса, которым командовал опытный артиллерист Николай Николаевич Жданов.
К осени 1943 года, когда борьба двух артиллерийских группировок — вражеской, созданной для уничтожения Ленинграда, и советской, созданной для его защиты от артиллерийских обстрелов, — достигла высокого напряжения, соотношение сил и по числу орудий и по их калибру складывалось еще в пользу врага. Его осадная артиллерия располагала 240 орудиями, из которых 42 орудия имели калибры от 170 мм и выше. А 3-й Ленинградский контрбатарейный корпус имел только 195 орудий, из которых 12 имели калибр от 180 мм и выше. Однако, как и в любом другом военном противоборстве, исход многолетней контрбатарейной борьбы под Ленинградом решило не только число и калибр орудий, но и мастерство артиллеристов. Защитники города эту борьбу выиграли. Они умело маневрировали своими ограниченными средствами, разрабатывали все новые тактические приемы, непрерывно усовершенствовали все виды разведки ну и, разумеется, метко вели огонь по врагу.
Особые условия боевых действий непосредственно под Ленинградом, длительная стабилизация линии фронта, создание глубоко развитой, насыщенной инженерными сооружениями обороны, болотистая местность — все это способствовало выработке у артиллеристов Ленинградского фронта своих, часто весьма оригинальных тактических и огневых методов. Тон в этой творческой деятельности командиров и штабов задавал командующий артиллерией Ленинградского фронта генерал-лейтенант артиллерии Георгий Федотович Одинцов — старый артиллерист, блестяще владевший самыми сложными видами артиллерийской стрельбы, отличный организатор и обаятельнейший человек. Да и командующий войсками фронта Леонид Александрович Говоров [114] смолоду, с первой мировой войны, был артиллеристом и в этом качестве прошел и гражданскую войну, и начало Великой Отечественной. Став затем командующим армией и фронтом, генерал Говоров всегда деятельно помогал своим артиллеристам.
Высокая профессиональная квалификация старших начальников, несомненно, сказалась и на успехе, который одержали артиллеристы Ленинградского фронта в единоборстве с немецкой осадной артиллерией, и в конечном счете на авторитете, завоеванном артиллеристами этого фронта в Штабе артиллерии Красной Армии. Напутствуя меня в Москве, маршал артиллерии Н. Н. Воронов говорил:
— У ленинградских артиллеристов есть чему поучиться. Их методику контрбатарейной борьбы вообще, и контрминометной в частности, можно назвать классической. Ну, а насчет «сползания огня» — это тоже их творческий поиск, и, хотя это новшество нас пока еще не убедило и рекомендовать его другим фронтам мы не можем, присмотритесь к нему, послушайте товарищей... Во всяком случае, вам придется на практике применять этот метод. Ленинградцы очень им дорожат.
И действительно, прибыв в. Ленинград, в штаб фронта, и представившись Маршалу Советского Союза Л. А. Говорову (он только что получил это звание), я среди первых его указаний услышал и такое: «Прошу все наши нововведения проводить строго в жизнь».
В беседе со мной командующий фронтом в общих чертах изложил свои соображения по Нарвской операции: одновременными ударами с севера через реку Нарва силами 2-й ударной армии и с юга, с нарвского плацдарма, 8-й армии выйти в тыл группировки противника, оборонявшей город, окружить и разгромить ее, освободить Нарву...
Представившись членам Военного совета генерал-полковнику А. А. Жданову и генерал-лейтенанту А. А. Кузнецову, я полчаса спустя в кабинете командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Г. Ф. Одинцова прослушал интереснейшую беседу о том самом методе «сползания огня», о котором говорилось выше. Кстати сказать, одной из особенностей Георгия Федотовича как человека было умение говорить просто, перемежая речь образными примерами и даже шутками, о вещах самых сложных и серьезных.
