С восходом солнца тронулись в путь; ослабевшие от поста, к полудню еле передвигают ноги. Авель тащит подношение на плечах, свободной рукой поддерживает Яффу. Каин и Нава опираются на посохи. Задыхаясь от волнения, Ашам плетется последней, ветер треплет ее волосы. Для беспокойства есть веский повод. Поскольку братья все еще собачатся, отец объявил, что отдаст ее тому, чья жертва будет принята.

Поди знай, насколько серьезна его угроза. Он и прежде что-то подобное говорил. Однако Адам взбирается на гору рьяно (Ева следует тенью) – похоже, на сей раз все будет иначе.

Рядом пристраивается Каин.

– Гляди веселей, – шепчет он. – Что выйдет, на худой-то конец? Я. Считай, повезло. Я бы не шибко переживал. – Каин тычет ее под ребра и нахально подмигивает.

Ах, ей бы такое самонадеянное неверие.

Считается непреложной истиной, что Авель красив, а Каин умен. Однако все не так просто. Мнение, будто всякий наделен каким-нибудь талантом, будто неизбежно побеждает справедливость, грубо противоречит ее опыту. Да, на Авеля приятно посмотреть. Но можно и отвернуться, ибо всегда можно посмотреть снова, и он останется прежним.

Красота в несовершенстве.

В его развитии.

Со стороны, братья вроде как не соответствуют своим поприщам. Наверное, Авелю больше подошло бы землепашество, а Каину – маркие хлопоты с живностью. Ан нет, думает Ашам. Почти во всем овцы самодостаточны. Родят себе подобных. Готовеньких. И хозяин опекает их, не особо утруждаясь.

Землепашество – иное дело. Это рукопашный бой, бесконечные толки с несговорчивым партнером. Сражение с сорняками, битва с лопухами и чертополохом. Возня с непокорными саженцами, которые нужно выстроить шеренгами и заставить с каждым годом плодоносить обильнее. И Каин весьма преуспевает на этой грани улещенья и принуждения, мечты и замысла.

– Возьми. – Каин отдает ей посох. – Кажись, тебе не помешает.

Он догоняет Наву и, обернувшись, снова подмигивает. Пожалуй, он все-таки хорош собой. Бледно-зеленые глаза искрятся, как росистая трава. Смуглое чело подобно грозовой туче, что всех страшит, но одаривает влагой. Плохо ли, хорошо ли это, но он волнует.

Обессилевшее семейство падает на колени. Жара и стужа отменно потрудились: от прошлогодних подношений не осталось и следа. Адам воздевает руки, умоляя принять дары. Слова его тонут в вое ветра.

Молитва окончена, все встают.

Первый дар от Каина – ошметки кудели. Адам велел принести пшеницу, но сын взъерепенился – мол, сам знает, как распорядиться своим урожаем. Вырасти свое и делай с ним, что хочешь.

Он кладет мягкую волокнистую кучу на жертвенный камень. Нава поливает ее вонючей водой, в которой замачивали кудель, и пара отступает, ожидая милостивого знака.

Небеса безмолвствуют.

Каин криво улыбается. Жену он не получит, зато молчание доказывает его правоту.

Авель принес лучшего новорожденного ягненка. Трех дней от роду, барашек еще не ходит, и Авель, связав ему ноги, нес его на плечах. Малыш озирается, жалобно блеет, призывая мать, которой нигде не видно.

Яффа утыкается лицом в плечо Антам.

Авель кладет ягненка на камень, успокаивает, поглаживая ему пузо.

– Давай поскорее, – бурчит Каин.

В дрожащей руке Авель сжимает смертоубийственный булыжник. Оглядывается на Ашам, словно ища поддержки. Она отворачивается, ожидая крика.

Тишина. Антам смотрит на жертвенник. Ягненок егозит. Авель застыл.

– Сын, – говорит Адам.

Авель качает головой:

– Не могу.

Ева тихонько стонет.

– Тогда уходим, – говорит Нава.

– Неужто бросим бедняжку здесь, – сокрушается Яффа.

– Нельзя его забрать, – говорит Адам. – Он – дар.

Эта невразумительная логика бесит Каина. Он возмущенно фыркает, подходит к брату и выхватывает у него камень.

– Держи этого, – говорит он.

Авель бледен и никчемен.

Каин одного за другим оглядывает родичей и наконец обращается к Ашам:

– Подсоби.

Сердце ее колотится.

– Долго будем валандаться? – понукает Каин.

Словно подчиняясь чужой воле, Ашам подходит к жертвеннику. Обнимает ягненка. Какой горячий.

Барашек кричит и брыкается.

– Держи крепче, – говорит Каин. – Не хватало мне пораниться.

Ашам берет ягненка за ноги. Тот бешено лягается. Ужас удвоил его силы, сейчас он вырвется. Каин его цапает.

– Слушай, тут дела на минуту. – Голос его мягок. – Чем крепче держишь, тем оно проще и легче. Всем. Держи. Крепче. Хорошо. Молодец.

Ашам зажмуривается.

Рукам мокро.

Ягненок раз-другой дергается и затихает.

Она сглатывает тошноту.

– Всё.

Ашам открывает глаза. С камня в руке Каина капает кровь, брат сердито глядит в безмолвное небо. В ужасе Авель смотрит на мертвого ягненка.

Сама чуть живая, Ашам берет Авеля за руку и уводит прочь.

Едва семейство пускается в обратный путь, гора взрывается.

Ашам, оглушенную грохотом и ослепленную вспышкой, швыряет наземь. Когда очухивается, видит: Яффа кричит, Адам держит на руках бесчувственную Еву, Авель скорчился, Нава мычит от боли.

Звенит в ушах.

А где Каин?

С вершины катятся клубы пыли. Мать очнулась – стонет, кашляет, бессвязно бормочет. Где Каин? Сквозь пыльные тучи Ашам карабкается к вершине, окликая брата. Лавиной накрывает облегчение, когда в султане жирного дыма, что поднимается от искореженных камней, она различает невысокую, крепко сбитую фигуру.

Каин смотрит на жертвенник.

Невыносимый запах паленой шерсти и горелого мяса.

Начинается дождь. Ашам запрокидывает голову, капли холодят лицо.

– Смилуйся, – говорит Ева.

На четвереньках подобравшись к Наве, Яффа зажимает кровавую рану на сестриной руке. Адам пал на колени и молится.

Дождь усиливается, по склону, уволакивая камушки в долину, бегут мутные ручьи.

Все ошеломлены, но всех больше Авель. Он смаргивает капли, рот его распахнут, золотистые кудри превратились в мокрое мочало.

– Смилуйся, – повторяет Ева. – Пощади.

Каин слышит ее. Глядит на мать, высмаркивает воду.

– Ну и что это значит?

Он вновь смотрит на жертвенник. Не поймешь, рад он или испуган, победитель или проигравший.

Проходит день-другой, гора еще пыхает дымом, что черной струйкой вьется в небеса. Сеется дождик, кругом лужи, загадка не разгадана.

Авель пришел в себя и нагло заявляет: раз подношение от него, то и милость явлена ему. Каин насмешливо фыркает. Непогодь, говорит он, всего лишь совпадение. Кроме того, милость, безусловно, явлена тому, кто не ослаб в коленках.

Бранные слова рвутся наперегонки.

Многообразие трактовок наводит Ашам на мысль, что знака не было вовсе.

Устав от братниных препирательств, Ашам напоминает, что выбор за ней.

Крикуны ее даже не слышат.

Поглощенный работой, Каин не замечает сестру. Ашам добирается до границы поля с фруктовым садом; кряхтя, Каин вылезает из-за деревянного мула – темная поросль на груди слиплась от пота.

– Чего подкрадываешься?

– И не думала.

– Я не слышал твоих шагов. Значит, подкралась.

– Я не виновата, что ты глухой.

Каин смеется и сплевывает.

– Чего надо-то?

Ашам разглядывает деревянного мула. Какой он ладный и соразмерный, рукоятки отполированы ладонями. Каин взрыхляет землю вдесятеро быстрее отца. Настоящий мул, запряженный в устройство, ритмично помахивает хвостом, сгоняя оводов с крупа.

Иногда Ашам воображает, как родителям жилось до появления Каина. Наверняка спокойнее, однако удручающе монотонно.

Она бы еще больше восхищалась братом, если б он этого не требовал.

– Весь в трудах, – говорит Ашам.

– Некогда прохлаждаться. Новая страда.

Ашам кивает. После затяжного дождя пашня поблескивает лужицами. Ветерок, посетивший сад, напитан ароматом фиг и лимона, сильным и терпким.