Скоро ее увидит весь мир. Главный элемент статуи находится пока на земле. 1966 г.

— Вот эта модель уже на что-то похожа. Мы с вами сделаем ее из бетона. А росточком она будет метров пятьдесят. Для этого мне нужен конструктор номер один. Это вы! Вот вам любые условия. Нужно сделать эту скульптуру. Вы — мой соавтор. Ну как, согласны?

— Пятьдесят метров? А с мечом все семьдесят?

— Ну, да! Ну, да!

— Такая не устоит. Это примерно… 30–40 тысяч тонн бетона. Без подпорок не устоит.

— Вы уверены? — с жалобой в голосе спросил Вучетич. Он медленно отчленил голову и раздавил содеянную скульптуру. Явился новый глиняный ком, и снова немые вопросы к собственным пальцам и еще более фальшивый маршевый мотив. Через полчаса, боясь повернуться, скульптор спросил: «А эта?» Никитин молча качал головой.

— Да что вы понимаете в скульптуре, черт вас подери! — закричал Вучетич. — Навязались здесь на мою голову!

Никитин встал и направился к выходу.

— А ну, садитесь! А то я усажу вас вот этими руками! — И он протянул желтые, вымазанные глиной руки. — Если я дам ей твердо стоять, то где я возьму движение?!

— Попробуйте сделать шире шаг.

— Ага, как на параде! — со злой иронией сказал скульптор. — Вы понимаете, что уйдет тело! Где я возьму ей тело, когда оно потонет в складках тряпья? — кричал Вучетич, размахивая руками, и с пальцев летели во все стороны комки глины.

Он успокоился так же быстро, как разбушевался.

— Но лицо-то, лицо вам хоть нравится? — спрашивал через минуту скульптор, снова принимаясь за работу. — А насчет шага вы очень точно сказали. Шаг надо сделать покороче, как перед броском! А плечо откинуть — тогда она выпрямится. Вот вам и устойчивость!

Закончив работу, Евгений Викторович вытер тряпкой руки.

— Это я переделывать не буду! И слушать ничего не желаю! И не говорите мне, что не так, — быстро сыпал словами скульптор и, довольно улыбаясь, с прищуром смотрел на глиняное изваяние.

Он прекрасно понимал, что движение и пластика попали в сочетание с тем, чего добивался от него конструктор.

— И нечего вам радоваться, — с напускной строгостью сказал Евгений Викторович. — Вы с ней еще наплачетесь, еще повозитесь. Идемте ужинать! — И они пошли в столовую, очень довольные друг другом.

Никитин писал об этой встрече: «Недавно пригласил меня к себе скульптор Вучетич… Я посмотрел его работу. Портретные скульптуры изумительны. Такая острота, экспрессия. Это, наверное, действительно гений.

Он лепит в глине голову Кента, Тореза, Конева за один сеанс. А дальше — «форматоры» переводят ее в гипс, бронзу, мрамор. Увеличивают в 2–3—50 раз. Это — техника».

Став автором-конструктором монумента «Родина-мать», Николай Васильевич вступил в неведомую для себя сферу высокого искусства.

Трудно было не поддаться страстной устремленности, могучему порыву прекрасной женщины с поднятым над головой мечом. И долго еще эстетическое чувство мешало ему работать, не позволяя представить скульптуру инженерной конструкцией.

Никитин рисовал план статуи — вид сверху, вид сбоку. Но чем больше он рисовал таких планов, тем больше убеждался, что опробованными приемами к этой многоплановой скульптуре подступиться не удастся. Создать внутри статуи каркас, повторяющий ее контуры, означало бы построить из переплетения металлических конструкций такую же статую, только чуть меньших размеров. Размах рук, разворот корпуса и головы не оставляли никаких надежд на успех, если не придумать какой-нибудь хитрости.

На протяжении всей своей конструкторской практики Никитин остро вслушивался в природную сущность будущего объекта, который предстояло возвести. Он отыскивал внутренне присущие объекту закономерности, пытался представить, как поведет себя сооружение, когда его будут возводить, какими силами следует наделить каждый опорный узел, где и какое ядро жесткости должно быть в нем заложено.

Но это был не дом и даже не башня, к которой можно было применить геометрически правильную схему.

Произведение искусства не хотело считаться ни с какой геометрией. Тогда Никитин отказался от политики «встроить» в статую конструктивную «куклу», отбросил привычные пути, как это он не раз уже делал.

Решение, которое нашел Никитин, было даже для его почерка настолько непривычным, что, казалось, перечеркнуло все его прежние подходы, а заодно и практику возведения монументальных скульптур. Но, как впоследствии оказалось, не отбросило, а обогатило эту практику.

Раз статуя не желает считаться ни с какой конструктивной формой, рассуждал конструктор, то пусть и форма не считается со скульптурой. Пусть статуя и конструкция сосуществуют параллельно, независимо друг от друга. Эта мысль была почти абсурдной, но от нее оказался всего один шаг до находки — превратить в «куклу» не вписанную в скульптуру конструкцию, а саму статую сделать «куклой».

В своей диссертации Николай Васильевич писал: «В результате длительных поисков принято было следующее конструктивное решение. В статую, совершенно не считаясь с ее формой, вписывается регулярная конструкция из пересекающихся под прямым углом вертикальных стенок с шагом 3 м, с постоянной толщиной 25 см. Из этой системы стенок поверхность статуи вырезает конструкцию решетки, а железобетонная оболочка включается в совместную работу с регулярной пространственной системой стенок».

Стальная многоплановая решетка стала, таким образом, сразу и обстройкой, и внутренним каркасом монумента. Но этим приемом, которого прежде никто не знал, можно было решить задачу по возведению торса статуи.

Руки, голову и развевающийся на ветру шарф, перекинутый через плечо, Никитин решил сделать на земле, а потом поднять краном и укрепить в заданном положении. Точно так, как поступил с моделью Вучетич.

Когда Никитин знакомил Евгения Викторовича со своим конструктивным решением, то не раз встречал на себе удивленно-восторженные, торжествующие взгляды скульптора.

Возведение монумента шло своим чередом, а Никитин снова углубился в строительные работы.

На закладку скульптурного ансамбля «Родина-мать» ему выехать не удалось. Последствия змеиного укуса вылились в серьезную болезнь, которая то отступала, то прогрессировала. Никитин все труднее передвигался, и врачи стали поговаривать об ампутации, которой сорок лет назад ему с таким трудом удалось избежать.

Но, несмотря на прогрессирующий недуг, ему пришлось увидеть монумент в полный рост. По руке статуи, удерживающей меч, вдруг пошли глубокие трещины. При сильном ветре меч раскачивался и угрожающе гудел.

Ветер, который конструктор так хорошо умел усмирять, здесь, на монументе, нанес ему удар. Оказалось, что проектанты не поинтересовались «розой ветров» на Мамаевом кургане, а Николай Васильевич, увлеченный непривычным делом, о привычном ветре не стал задумываться.

4 октября 1967 года Николай Васильевич получил из Волгограда телеграмму, подписанную секретарем Волгоградского обкома КПСС: «Прошу Вас немедленно выехать».

12 октября Никитин прибыл в Волгоград, где уже работала группа по его аварийным чертежам. Внутри двадцатиметрового стального меча и в полости поднятой руки срочно натянули канаты.

На курган Никитин приехал в полдень. Ходил он к тому времени уже очень тяжело, и ему принесли жесткое кресло.

— Николай Васильевич, как же так, — спрашивал его Вучетич, — мы ведь об авариях не договаривались?

Никитин хмуро молчал, морщился то ли от досады, то ли от боли в ноге.

— А если снова меч загудит? Вы уедете, а он загудит!

— Тогда я сам залезу наверх и буду меч держать. Я эту статую рассчитывал на двести лет, а с канатами она все триста простоит. Отправляйте меня домой!