– Ты голоден?

– Немного, – с наигранным смущением признался Клаас. Не мог же он сказать, что два часа назад купил у разносчика сочный мясной пирог и добавил к нему солидную кружку пива.

– Садись, разделишь мой ужин.

Клаас не заставил себя упрашивать. В конце концов, было бы странно, если бы человек, за которого он себя выдавал, мог себе позволить каждый день даже самую скромную пищу.

– Ты хочешь быть посвященным в тайну, но готов ли ты к ней? – тем временем спросил Гийом.

– Не знаю, но Паоло мне сказал, что вам решать.

– Хорошо, а теперь давай поедим, да у меня есть только хлеб и немного сыра.

– Спасибо, буду рад.

– Почему ты встал на этот путь? Что тебя привело к нам? – задал тем временем следующий вопрос Белибаст.

– В один момент я почувствовал себя путником на неизвестной ему дороге. Мне стало страшно, и я впервые стал задавать себе вопросы: почему я здесь, что я ищу, куда иду, но никто не мог ответить. Я потерял покой и сон, когда обратился к нашему падре, он мне сказал, что я должен всего лишь следовать уже начертанным рукой Господа путем. Но покой в мою душу не возвращался, и однажды я встретил Паоло…

– Ты хорошо говоришь, – покачал головой Гийом, – ты хочешь утолить свою жажду, но к тому ли источнику ты пришел?

– Я уверен, что к тому! – с неожиданной уверенностью произнес Клаас, которому внезапно стало казаться сущей правдой все только что выдуманное и рассказанное.

И самое странное, он действительно поверил в этот момент, что нашел единственный на свете источник, способный утолить его жажду. Все, что говорил Гийом, было простым и понятным. Он вспомнил часы, проведенные во время скучных и серых проповедей, когда единственным ярким впечатлением были расписываемые картины ада. С Гийомом все представлялось проще и интереснее.

– Мир вокруг нас – не истинный мир, – говорил Гийом. – Когда вы страдаете, когда ваше тело разрывает боль, когда ваши дети приходят в мир, корчась от боли, когда в один миг судьба может отнять все, созданное за целую жизнь, вы не будете утверждать, что этот мир совершенен и добр!

На глазах Эльке показались слезы. Словно Гийом видел его собственную жизнь и чувствовал, что он чувствовал. Слова проникали в самое нутро и оставались где-то глубоко в сердце. Иногда ему казалось, что он уже не испытанный жизнью старый волк, а молодой мальчишка, открывающий каждое утро глаза с надеждой, что новый день будет лучше предыдущего. Но теперь он твердо знал, что новый день приносит всего лишь новые испытания. Если бы он встретил Гийома раньше, то, может быть, и не цеплялся бы с отчаянием за столь тяжелую и безрадостную жизнь.

– Бог не мстителен и не ревнив. Он любит вас, и не его вина в том, что сатана соблазнил некоторых из ангелов и обманом заманил светлые души в тела из грязи. Но Бог не забыл о падших. Он послал им слово и любви и надежды. Ты задавал себе вопрос, почему люди верят?

– Боятся возмездия и ада?

– И они не знают, что они уже в аду. Ад – здесь, на земле!

И Клаас верил ему, вспоминая измученную нищетой мать, умершую при очередных, никто уже не помнил, каких по счету, родах, состарившегося раньше времени, сгорбленного отца, хватающегося за любую работу, умиравших один за другим братьев и сестер. В голове всплывали сцены, одна ужаснее другой, и самое главное, пережитое возвращалось тяжелым зловонием заполненных нечистотами улиц, на которых он рос, пробирающими до костей холодом и сыростью, давно урчащим от голода пустым желудком, мучающими маленькое тело ссадинами и рубцами… Клаас поморщился, усилием воли отгоняя непрошеные видения.

– Ты боишься смерти, почему? – неожиданно спросил Гийом.

– Странный вопрос, – изумился Эльке и впервые подумал: «Почему?»

Гийом терпеливо ждал. Клаас молчал и пытался понять, осмыслить свой страх смерти. Он привык считать, что это нормально. Но что на самом деле удерживало его в жизни? Иногда он думал, что просто-напросто устал бороться. Раньше жить ему было интереснее. Интриги, вино, женщины волновали больше. Но с возрастом он пресытился. Ему стало горько, как в тот момент, когда он впервые услышал известного гасконского трубадура. Тот пел нежную песню о любви, радости встречи, страдании разлуки. Он воспевал красоту любимой, ее нежность, наслаждение просто быть с ней рядом. Тогда Клаас попытался вспомнить, чувствовал ли он когда-либо подобное. Нет, никогда… Всю его жизнь и душу заняла одна страсть: выжить вопреки всему!

– Ты не можешь ответить, – констатировал Гийом, – мы любим одну сказку о пастухе-чародее. И чтобы ты лучше понял мою мысль, я тебе расскажу ее, слушай внимательно… Жил когда-то пастух. Но был он не простым пастухом, а пастухом-волшебником. У него было много баранов. Но каждый день перед заходом солнца вместо того, чтобы собираться в стадо, бараны разбегались. Мучился с ними пастух-чародей, мучился, и, наконец, решил понять, почему они разбегаются. Оказалось, что бараны боялись, что в один не очень прекрасный день их зарежут. Поэтому и спасались, каждый как мог. Стал думать пастух, как с этим справиться. Но ведь он был не простым пастухом, а волшебником. Поэтому он собрал баранов и объяснил им, что смерти бояться не надо, ибо душа их бессмертна, а когда они умрут, то одни станут орлами, другие – львами, третьи – людьми, а некоторые – даже чародеями. И что в любом случае их участь будет более завидна, нежели участь баранов. С тех пор все стадо всегда оставалось в сборе.

– Но я не баран, а человек, – возразил Клаас, – и получается, мне есть, что терять.

– Если ты человек, значит, душа твоя уже вступила на путь спасения, и главное теперь – продолжать идти по нему! – возразил Гийом.

– Откуда ты знаешь, что моя душа вступила на путь спасения?

– Иначе ты не был бы человеком… – пожал плечами Гийом, – все на самом деле просто. Если бы ты был бараном, то спасение твое было бы далеко. Но ты человек, ты волен выбирать свою судьбу, и ты можешь по-настоящему вырваться из оков порочного и призрачного мира страдания.

Вдруг эта простая идея о том, что мир на самом деле – просто обман, наполнила душу Клааса уверенностью, что ничего он не упустил, не потерял. Потому что невозможно потерять то, чего на самом деле нет. И вся земная жизнь всего лишь ожидание.

– Мне к Шумилину, он мне только что позвонил и сказал явиться! – донеслось до следователя из коридора. Вслед за этими словами в кабинет ворвалась Кася.

– Здравствуйте, Владимир Юрьевич!

– Застенчивость, похоже, к числу ваших хороших качеств не относится, – заметил вместо приветствия несколько раздраженный Шумилин, – и звонков на ваш номер я что-то не припомню.

– Иначе через вашу пограничную заставу не пробиться, – объяснила Кася.

– Ну, пробиться – вы пробились, теперь объясните цель вашего визита. И я надеюсь, что она достаточно серьезная.

– Достаточно, – пообещала Кася и положила перед ним письма и копии корешков на получение паспортов.

Шумилин проглядел все внимательно и поднял вопросительный взгляд на посетительницу:

– Ну и что это доказывает?

– То, что Юля вовсе не скучала в глуши и вряд ли искала развлечений с археологами. А ведь, согласно вашей официальной версии, Константин Стрельцов убил свою жену из ревности. Или я не права?

– Правы, – согласился следователь, – а дальше что?

– Как – что? – возмутилась Кася. – Все основано на этой самой ревности. А если ее не было и семья Стрельцовых была совершенно счастливой, нормальной семьей? Юлин талант раскрылся именно благодаря условиям, которыми ее окружили отец и сын Стрельцовы, тогда и мотива у убийства не было.

– Тогда как быть с показаниями свидетелей? – возразил следователь.

– А их было много?

– Основных два: Переверзев и Волынский.

– Странное совпадение, не правда ли?

– Возможно, – согласился с ней Шумилин и после небольшой паузы добавил: – А что вам известно о Переверзеве? Странный персонаж, не правда ли?