Возможно, наиболее экстравагантным является гипотеза Томаша Падурры о еврейском происхождении Хмельницкого. Падурра, опираясь на якобы виденные им, но неопубликованные источники, утверждал, что отец Хмельницкого был сыном мясника из Хмельника на Подолье, евреем по имени Берко, перешедшим в католичество. Даже если принять, что Михаил Хмельницкий был шляхтичем герба «Абданк» (хотя Хмельницких нет в списке семей, принадлежащих к этому гербового клана), надо ещё ответить на вопрос, был ли шляхтичем сам Богдан. В сообщениях венецианца Альберто Вимина и шведского посла Самуила Грондского, которые соответственно в 1650 и 1656 гг. встречались с Богданом и могли получить от него или кого-то другого в Чигирине информацию, что Михаил был осуждён судом то ли по «баниции», то ли «инфамии». Такие приговоры суды выносили шляхтичам за нападения на имения соседей, произвола, отказ подчиняться судебным решениям, за долги и др. Не исключено, что Михаил Хмельницкий совершил нечто подобное и, спасаясь от тюрьмы, а то и смерти, бежал поближе к Дикому Полю, где приговоры судов становились призрачными. Возможно, бежать ему помог сам Жолкевский или кто-то из его круга.

По мнению Смолия и Степанкова, исходя из норм тогдашнего польского права (в частности устава 1505 г.), Богдан де-юре не принадлежал к шляхетскому сословию. Ведь, во-первых, шляхетство велось по материнской линии. Если шляхтич женился на простолюдинке, он автоматически лишал своих будущих детей шляхетства. Матерью Богдана была казачка. Во-вторых, Михаил Хмельницкий был наказан на инфамии, что предполагало потерю шляхетства, а потому его дети не могли унаследовать шляхетства (по крайней мере до отмены инфамии), даже если бы он женился на шляхтянке. Другой вопрос, что в полной опасностей повседневной жизни на пограничьях Дикого Поля казаки считали свой статус равным шляхетскому. Юридические тонкости наследования шляхетства далеко не всегда принимались во внимание, а потому сын чигиринского подстаросты считал себя полноправным шляхтичем.

Как аргумент против шляхетского происхождения Богдана приводится также то, что его сына Юрия король счёл нужным нобилитовать (но тут можно возразить, что он точно был сыном казачки). Другой аргумент – то, что по ординации 1638 года Богдана лишили его должности войскового писаря, когда должности такого уровня были зарезервированы только за шляхтичами.

Вернувшись на родину, Хмельницкий участвует в польско-турецкой войне 1620–1621 годов, во время которой, в битве под Цецорой, гибнет его отец, а сам он попадает в плен. Два года тяжёлого рабства (по одной версии – на турецкой галере, по другой – у самого адмирала) для Хмельницкого не прошли понапрасну: выучив турецкий и татарский языки, далее он был выкуплен родственниками. Вернувшись в Суботов, он был зачислен в реестровое казачество.

С конца 1620-х годов начинает активно участвовать в морских походах запорожцев на турецкие города (кульминацией этого периода стал 1629 год, когда казакам удалось захватить предместья Константинополя). После долгого пребывания на Запорожье Хмельницкий вернулся в Чигирин, женился на Анне Сомковне (Ганна Сомко) и получил уряд сотника чигиринского. В истории последовавших затем восстаний казаков против Польши между 1630 и 1638 годами имя Хмельницкий не встречается. Единственное его упоминание в связи с восстанием Павлюка 1637–1638 года – капитуляция восставших была писана его рукой (он был генеральным писарем у восставших казаков) и подписана им и казацкой старшиной. После поражения вновь низведён в ранг сотника.

По утверждению Летописи самовидца, когда на польский престол вступил Владислав IV и началась война Речи Посполитой с Россией, Хмельницкий участвовал в осаде поляками Смоленска в 1634 году и, как установил первый исследователь «Метрики Коронной (польск.) русск.» П. Н. Буцинский, в 1635 году получил от короля золотую саблю за храбрость и за спасение короля Владислава от русского плена во время одной из стычек под Москвой.

Богдан Хмельницкий пользовался уважением при дворе польского короля Владислава IV. Когда в 1645 году король задумал без согласия сейма начать войну с Османской империей, он доверил свой план и Богдану Хмельницкому. Не один раз он входил в состав депутаций для представления сейму и королю жалоб на насилия, которым подвергались казаки.

Утверждается, что во время войны Франции с Испанией (1644–1646) Богдан с более чем двухтысячным отрядом казаков принимал участие в осаде крепости Дюнкерк. Уже тогда посол де Брежи писал кардиналу Мазарини, что казаки имеют очень способного полководца – Хмельницкого. Эта версия была опровергнута в работах польского историка Збигнева Вуйцика и советского историка казачества В. Голобуцкого, которые утверждали, что на самом деле в осаде Дюнкерка участвовало 2400 польских наёмников под командованием полковников Пшиемского, Кабре и де Сиро. В действительности между историками все ещё продолжаются дискуссии об участии запорожских казаков во взятии Дюнкерка. Пьер Шевалье в своей «Истории войны казаков с Польшей» утверждал, что граф де Брежи (посол) посоветовал кардиналу Мазарини запорожских казаков в качестве наёмников. Переговоры с французами Хмельницкий вёл лично. Неизвестно, принимал ли он сам участие в осаде или нет, есть данные только об Иване Сирко, да и то сомнительные – вероятнее речь шла о полковнике де Сиро. Но, когда в 1655 году Богдан Хмельницкий участвовал в переговорах с французским послом, он говорил, что ему приятно вспоминать о его пребывании во Франции, причём принца Конде он с гордостью называл своим «бывшим вождём».

В 1646 году Владислав IV задумал без согласия сейма начать войну с Турцией начал искать поддержку у казацких старшин – Ильяша Караимовича, Барабаша и Хмельницкого (в то время он был войсковым писарем). Казацкое войско должно было развязать войну с Османской империей, а за это оно получало королевскую грамоту, восстанавливающую казацкие права и привилегии. Узнав о переговорах короля с казаками сейм воспротивился им и король принуждён был отказаться от своих планов. Выданная королём грамота хранилась в тайне у Барабаша. Позже Хмельницкий хитростью выманил у него её. Некоторые историки утверждают, что Хмельницкий для того чтобы придать законности его восстания подделал королевскую грамоту.

Хмельницкий имел небольшой хутор Суботов (по названию реки Суба), близ Чигирина. Воспользовавшись его отсутствием, польский подстароста Чаплинский, ненавидевший Хмельницкого, напал на его хутор, разграбил его, увёз женщину (Гелену), с которой Хмельницкий жил после смерти его первой жены Анны Сомковны, обвенчался с ней по католическому обряду и высек одного из сыновей Хмельницкого так сильно, что тот чуть не умер. Задокументированных подтверждений смерти сына Хмельницкого нет, но его имя больше нигде не упоминается, в отличие от Тимоши и Юрия.

Хмельницкий начал было искать возмездия на суде, но там ему ответили только насмешкой, возместив ему лишь 100 золотых (по оценкам историков сумма ущерба составляла больше 2 тысяч золотых). Тогда он обратился к королю, который, чувствуя себя бессильным перед Сеймом (Польским парламентом), высказал, как говорили, удивление, что казаки, имея сабли за поясом, не защищают сами своих привилегий. Более того, за попытки «добиться правды», Хмельницкий был обвинён в заговоре и заключён местными польскими властями в тюрьму, откуда смог освободиться только благодаря заступничеству Барабаша.

В начале февраля 1648 года группа казаков с Хмельницким прибыла в Запорожье. Отъезд не вызвал никакого подозрения у местной администрации, так как это было обычное событие. Собрав вокруг себя запорожцев на острове Томаковка, который находился вниз по Днепру в 60 км южнее острова Хортица, Хмельницкий решил идти на Сечь, расположенную на Никитском Рогу (возле современного Никополя). На Сечи с 1638 года находился гарнизон коронного войска. Отряд Хмельницкого разбил польский гарнизон и принудил к бегству черкасского реестрового полковника Станислава Юрского. Реестровые казаки гарнизона присоединились к отряду Хмельницкого, мотивируя свой переход «воювати козаками проти козаків – це все одно, що вовком орати» («воевать казакам с казаками – всё равно, что волком пахать»)