— Смотришь по телевизору что-нибудь интересное?

Она мне заявила, что греческие сериалы никуда не годятся, так что она смотрит только одну турецкую многосерийку об идиллической любви молодой турчанки и грека.

— Турчаночка просто прелесть, как раз о такой девушке для тебя я и мечтаю. Ты непременно должен посмотреть хоть кусочек.

«Она будет счастлива, когда получит внука, — подумал я. — Наверное, это единственная вещь, которая еще может доставить ей удовольствие».

Сразу же после нашего разговора — было без двадцати девять — я позвонил Ситарасу. Я знал, что он собирался сесть в полвосьмого на паром до Тиноса. Прежде чем раздался его голос, я услышал рев ветра. Значит, устроился на палубе. Когда я задал ему вопрос о юридическом статусе горы Афон, он проворчал:

— Ты в самом деле считаешь, что сейчас самое время об этом говорить?

— Мне нужно всего-то несколько сведений.

Послышался женский голос:

— Танассис, малыш, не подходи к перилам, в море упадешь!

Должно быть, женщина сидела совсем рядом с адвокатом, поскольку ее голос звучал даже яснее, чем его собственный.

В общем, я узнал, что Афон представляет собой самоуправляющуюся часть греческой территории, наделенную привилегиями, которые определены статьей 122 Конституции и признаны Европейским Союзом. Афонские монахи не облагаются налогами и не платят никаких сборов. Они ведут свои дела при посредстве Священного Собора (Кинота), маленького парламента из делегатов от двадцати больших монастырей, и Священной Эпистасии, правительства из пяти членов. Эти органы располагаются в Карьесе, административном центре полуострова, где пребывает также мирской губернатор, назначаемый государством. Он отвечает за общественный порядок и служит посредником между монастырским сообществом и афинским правительством. Иностранный монах не может вступить в общину без согласия министерства иностранных дел. В случае приема ему автоматически предоставляется греческое гражданство.

— София была совершенно права, заметив вчера, что аватон нарушает закон о равенстве граждан. Порядки Афона — конституционное отклонение.

Я поблагодарил его, как мог.

— Можно задать тебе еще один вопрос?

— Танассис, малыш! — снова крикнула женщина.

Я спросил его, существует ли органическая связь между греческой Церковью и Священным Собором.

— Нет, не существует. Во всем, что касается духовной миссии, монахи подчиняются Константинопольскому патриархату. Тем не менее многие из них оспаривают политику патриарха, а некоторые даже открыто его презирают. В общем, они во всем пытаются своевольничать.

— Танассис, вот я тебе сейчас всыплю!

Угрозу изрек мужской голос. Из чего я заключил, что маленький Танассис путешествует с родителями.

— На сегодня тебе хватит? — съязвил Ситарас.

Едва закончив с ним разговор, я хотел было позвонить Янне, но не нашел, что бы такого сенсационного ей сообщить. «Она и так прекрасно знает, что некоторые монахи на ножах с патриархатом… И никогда не согласится, что православное монашество может довести до отчаяния». Около девяти часов я представил себе, как изучаю ее тело под одеялом при свете карманного фонарика, с которым Навсикая читала тайком в пансионе урсулинок.

Ровно в девять я позвонил журналисту, о котором мне говорил Ситарас. Его имя, Харис Катранис, показалось мне каким-то ненастоящим, как у персонажей писателя Янниса Мариса, чьи имена тоже всегда вызывают недоверие. Уже набрав номер, я сочинил фразу: «Харис Катранис с дурным предчувствием проник в квартиру Маро Дессипри, которой та владела в Колонаки». Одно из самых известных произведений Мариса называется «Убийство в Колонаки».

Катранис снял трубку сразу же.

— Я уже несколько лет не веду религиозную рубрику, — сообщил он мне. — Работаю теперь ответственным секретарем в редакции «Эмброса». Но все же могу подкинуть вам два-три факта, в частности, расскажу, какую позицию монахи занимали в некоторые поворотные моменты нашей истории.

Его любезность снова напомнила мне Мариса, чьи персонажи, как правило, отменно вежливы.

— Могу я увидеться с вами сегодня? — предложил я ему не без апломба.

— Да, почему бы и нет… Заходите к семи в редакцию.

После этого звонка я почувствовал себя просто чудесно и решил, что моя статья об Афоне наделает много шуму. Я даже подумывал отдать ее в газету с большим, чем у «Авги», тиражом.

Так что я пребывал в превосходном настроении, когда около десяти с половиной утра явился в библиотеку Геннадиоса, расположенную в квартале Колонаки, в глубине роскошного сада. Вокруг росло несколько очень старых, почти черных кипарисов, и среди них — олива, помоложе, с густой листвой и стволом, раздвоенным, как буква «V». Портик здания поддерживали восемь очень высоких колонн, а прямо над входом была высечена фраза Исократа: «Греками зовутся те, кто разделяет НАШУ культуру».

Я никогда не был в этой библиотеке, хотя она самая крупная в стране после Национальной. По счастью, она принадлежит не государству, так что не страдает от нехватки денег и порядка, что обычно свойственно государственным учреждениям. Геннадиос, знаменитый библиофил, служивший послом Греции в Лондоне, завещал свою коллекцию Американской школе археологии в Афинах.

Тем не менее в этой исключительной библиотеке меня ожидало двойное разочарование. Во-первых, я не нашел книгу того немца — его зовут Михаэль Царнт, — которую мне рекомендовал Везирцис, а во-вторых, выяснил, что она не переведена на греческий. Как же я смогу ее прочитать, даже если вдруг найду? Немецкий я знаю неважно.

— Один экземпляр должен быть в Аристотелевской библиотеке, в Фессалониках, — сказал мне библиотекарь.

Видимо, мое огорчение не оставило его равнодушным, поскольку он продолжил свои поиски, пока не обнаружил в конце концов в бюллетене Французской школы археологии статью в двенадцать страниц о древностях Афона, написанную неким Базилем Прео. Я погрузился в чтение. Хоть мой французский и не слишком хорош, такие тексты я могу читать свободно.

Прео составил список найденных древностей, а также указал места, где могли бы оказаться и другие. Первых, разумеется, мало. Существуют всего две коллекции находок с горы Афон, одна в Карьесе, другая в монастыре Ватопеди. В русском Пантелеймоновом монастыре хранится почти целая, хоть и разбитая на два куска, статуя из храма Зевса-Аммона. Благодарственная надпись, высеченная по решению граждан города Акрофои в честь некоего Дорофея, сына Мирмика из Александрии, за его благодеяния, которую археологи считают очень важной находкой, исчезла через несколько лет после обнаружения. Ходит слух, что сегодня она в музее Одессы. В 1974 году Прео сфотографировал вмурованную в полевую ограду герму — бюст Гермеса на четырехгранной стеле. В 1982 году, когда он снова побывал там, герма уже исчезла. Француз убежден, что монахи, возделывая землю в течение многих веков, наверняка нашли гораздо больше древностей, чем те жалкие крохи, которые выставляют. Вопрос только в том, чтобы узнать, что они с ними сделали: уничтожили, продали или спрятали в каком-нибудь подземелье? Похоже, монастырские подземелья просто необъятны — настоящие лабиринты в несколько этажей. Однако Священный Собор не позволил Прео осмотреть их, не пустил его и в другие места, которые он хотел посетить. В частности, ему запретили обследовать руины, сохранившиеся, как говорят, в одной оливковой роще, и колонны, лежащие в русле речки. Основываясь на том, что он смог увидеть сам, а также на свидетельствах других археологов (я с удовлетворением отметил, что он очень часто обращается к труду Царнта), Прео называет шесть мест, в которых следовало бы произвести раскопки.

Я вышел в сад, чтобы позвонить Везирцису, и остановился под прекрасной оливой. Какая-то девушка курила, сидя на мраморных ступенях.

— Я и забыл про Прео, — признался мне Везирцис. — Он был членом Французской археологической школы, руководил раскопками на Фасосе, но в последние годы занимается, в основном, византийской историей. Сотрудничает с Центром византийской истории и цивилизации в Париже, который довольно давно публикует афонские архивы.