Следующие строения почти целые, казались обитаемыми, но вблизи стало видно, что не только сохранившиеся заборы, но двери, окна, стены непроходимо заросли диким виноградом, чьи побеги сплелись в прочную сеть. К тому же зияющие прорехами крыши обнажали сгнившие в труху балки.

Еще один дом был сожжен целиком, дотла. В правом дальнем углу куча закопченных кирпичей указывала на место, где, по всей видимости, была печь. Олегу стало не по себе, когда он увидел дерево, скрученное пламенем в почерневшую спираль. Попадались и другие пепелища, поросшие травой, среди которой торчали железные, и потому уцелевшие, спинки кроватей.

Создавалось впечатление, что на участках домов-призраков образовались некие гравитационные ямы: непонятно почему стены, пристройки, деревья падали, клонились, валились именно внутрь дворов. Несколько сильно накренившихся сараев еще пытались сохранить равновесие, но было видно, что вскоре и они полягут, притянутые той же непонятной силой.

Чуть ниже в ложбине находился большой скотный двор, но, разумеется, скотины в нем не содержалось.

В некоторых дворах виднелись могилы, чьи кресты смотрели прямо в окна.

«Неужели не могли донести до кладбища? Что за радость, когда прямо у крыльца лежат чьи-то кости…» – подумалось юноше.

От этого стало совсем жутко, и он зашагал быстрее, как вдруг услышал шорох. Олег, вскинув автомат, оглянулся, но никого не увидел. Он перестал дышать, в горле пересохло. Может, показалось? Беглец прислушался, потом опустил автомат и снова прислушался. Ничего. Тишина. Мертвая. Гробовая. Могильная.

С облегчением выдохнув, юноша пошел дальше. И вдруг – снова шорох. Сердце екнуло, будто провалилось куда-то в глухую бездну. Олега бросило в холодный пот, руки пробрала мелкая дрожь, он вскинул автомат. И опять – шорох. Прямо за спиной. Натренированное тело мгновенно развернулось, легкие с хрипом выплюнули горячий воздух. Ничего. Олег сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, но продолжал зорко всматриваться в траву, да, там определенно кто-то прятался. Юноша перестал поддерживать люльку, взялся второй рукой за цевье, прицелился…

«Ну же, давай, покажись!»

Трава закачалась, и в ней юрко промелькнуло что-то длинное, серо-зеленое. Олег улыбнулся, опустил автомат и, прикрыв веки, вытер ладонью мокрое лицо. Идиот! Это же просто большие ящерицы. Теперь напряжение сменилось слабостью. Очень захотелось присесть, облокотиться на стену какого-нибудь дома и подремать полчасика, да, только полчасика – не больше. Но опыт говорил, что расстояние между ним и карательным отрядом неуклонно сокращается, а значит нужно идти вперед. Только вперед. Не останавливаясь.

Теперь он шагал, не обращая внимания на шелест травы. Это шоссе действительно было безлюдно, и кроме изувеченных временем домов здесь ничего нет. Поэтому он не стал волноваться, когда шуршание послышалось рядом.

«Совсем ящерицы страх потеряли», – подумал Олег и повернул голову в сторону наглой рептилии. Но это была не ящерица.

Он увидел оскалившуюся гнилозубую рожу, перекошенную яростью. А в следующее мгновение с огромным разделочным ножом на него кинулся амбал в лохмотьях, измазанных в грязи. Постоянные тренировки на реакцию не подвели: ловко увернувшись, Олег умудрился-таки вмазать прикладом автомата по гнусной харе. Верзила, взревев, покатился по асфальту. Откуда-то из-за дома, с толстой палкой в руках, выскочил другой бандит, ростом чуть ниже первого, но такой же грязный и взлохмаченный. Олег не успевал, поддерживая одной рукой люльку, вскинуть автомат, но зато ударил берцем точно в коленную чашечку дикаря. Тот взвыл, выронив палку, и повалился на асфальт, недалеко от собрата. Теперь юноша мог спокойно прицелиться в голову скулящему дылде.

– Только попробуй, ублюдок! – услышал он полный ненависти голос.

Примерно метрах в двадцати на дороге стояло существо с натянутым луком, одетое хоть и в поношенную, но относительно чистую одежду. Лицо у этого человека было грубым, скуластым, неопрятная замасленная копна волос нависала над светло-серыми глазами. Олег окинул взглядом мешковатые штаны, вылинявшую майку с нарисованной усатой зверюгой, из-под которой чуть выпирали два бугорка, и догадался, что перед ним стоит женщина. Юноша быстро оценив ситуацию, перенаправил автомат.

– А ты уверена, что попадешь в меня? – спросил он ледяным тоном. – Я-то точно снесу тебе башку.

– Попаду! – прошипела дикарка. – А если не я, так другие попадут! Бросай свою стрелялку, ты попался, господин хренов.

Юноша быстро огляделся и насчитал не менее восьми стрелков с луками, которые внимательно наблюдали за каждым его движением из окон, с крыш, из-за кустов. С пеленок Олегу внушали, что даже на явно смертельную опасность следует взирать без тени страха, и сейчас это помогло не удариться в панику. Да, его малышка могла погибнуть вместе с ним, но если бросить оружие и сдаться, они умрут еще быстрее, в чем можно не сомневаться. Так что оставалось только драться… или вести переговоры… заморочить противника чем-то неожиданным…

– Я не господин, я беглый крестьянин.

Женщина засмеялась. Хрипло, надрывно, отвратительно.

– Думаешь, я идиотка и поверю? Скажи еще, что ты раб! У тебя на рукаве нашивка, которую носят мрази из Лакедемона. И одет в военное, совсем не как крестьяне. Бросай стрелялку.

– Если хочешь поубивать настоящих господ, подожди немного, скоро целый отряд будет проходить здесь, они ищут меня… – юноша говорил спокойно, ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Не морочь мне голову, – атаманша сдула грязную прядь, упавшую на лицо; руки ее дрогнули, видимо, она устала держать лук натянутым. – Бросай стрелялку и становись на колени, лакедемонский пес!

– Я скорее умру, чем сделаю так, как говоришь ты, – в голосе Олега появились трагические нотки, глаза невольно прищурились. – Я рисковал жизнью, чтобы сбежать. Мне пришлось зарезать воина, забрать его одежду и оружие, потому что он, пьяный, изнасиловал и убил мою жену. И у меня на руках моя маленькая дочь. Можешь подойти и взглянуть. Она мутант.

Атаманша обвела глазами свое воинство и, видимо, решив, что ежели чего, за нее успеют отомстить, ослабила тетиву лука. Подойдя к Олегу, она протянула руку, пытаясь заглянуть в люльку. От давно немытого тела шла такая вонь, что юноше пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не поморщиться, но все же он отступил на шаг.

– Не бойся, я ничего не сделаю твоему, – сказала атаманша. – Дай посмотреть.

Она оттянула край брезента и увидев личико малышки улыбнулась, но сразу же нахмурилась, а потом ее грязный палец оттянул веко девочки, которая никак на это не отреагировала.

– Осторожней! – воскликнул Олег, которому и в голову не приходило так бесцеремонно обращаться с малышкой.

– Какой идиот ее напоил сонным отваром? Ты? Не лучший способ заставить ребенка замолчать, когда он кричит от голода. И еще треплешь, это твоя дочь? Ты хоть понимаешь, что новорожденные должны есть, а не только спать? Или ты ждешь ее смерти? – глаза атаманши с подозрением уставились на беглеца.

– Я старался накормить ее коровьим молоком, но она не стала его пить, не знаю почему… – Олег был по-настоящему испуган ее словами.

– Конечно! Ей нужно материнское! Уж я-то знаю. У меня тоже были дети, они умерли от голода, а моего отца зарезали во время проклятых обрядов три года назад. Я не видела, кто это сделал, но если бы узнала, я вырвала бы этому ублюдку глаза.

Затылок Олега мгновенно заледенел, засосало под ложечкой, но лицо оставалось невозмутимым.

– На твоем месте я поступил бы точно так же, – ответил он непослушными, будто заиндевелыми на морозе губами. – Теперь ты можешь отомстить. Скоро здесь будут воины, человека четыре. Если думаешь, что у тебя хватит сил, напади на них.

– Это мое дело. А вот куда ты теперь собрался? – спросила она, все еще недоверчиво глядя на юношу, чья история была слишком невероятной, чтобы делать однозначные выводы.

– В Таганрог, – он закинул автомат за спину.