— Увы, мсье инспектор. Я не нашел рукописи.

— Потому что рукопись уничтожена. Но вы же знаете, где вы обнаружили этот обрывок станиоля. И очевидно отдаете себе отчет в том, что можно найти важный элемент в совершенно случайном месте и необходимо еще проводить кропотливые поиски и расследования, чтобы выяснить, каким же образом элемент оказался в столь случайном месте. Можно также, зная, кто взял рукопись, не быть уверенным на сто процентов в том, что взявший является одновременно и убийцей. Но я все-таки склоняюсь к мысли, что это сделал один и тот же человек.

— Я тоже в этом убежден.

— Вот тут бы пригодилось предположительное содержание рукописи. Этого вы не станете отрицать?

— Итак, вы сомневаетесь в том, что мое краткое изложение содержания рукописи было правдивым.

Рандо развел руками и невинно улыбнулся.

— Мне очень жаль, но это так. Однако вернемся к нашему предыдущему разговору. Мы говорили о мадемуазель Луизе. У меня припасена для вас неожиданность, — Рандо приподнялся на цыпочках и опять опустился.

Маккинсли подошел к шкафчику и открыл его, чтобы вынуть сигареты, лежавшие на полочке. Воспользовавшись тем, что дверцы шкафа на какое-то время заслонили его, он нажал кнопку звонка на стене рядом со шкафом. После чего вернулся к столу и закурил.

— Очень я люблю неожиданности. С детства, — сказал Маккинсли инспектору. — Я всегда просил своих родных, если они собирались что-то купить мне, чтобы они не говорили мне заранее. Ведь неожиданный презент доставляет удовольствие.

— Не знал, — сказал Рандо. — В таком случае я доволен еще больше.

— Наверное, неожиданность будет связана с мадемуазель Луизой? — спросил Маккинсли.

— Вот именно! — воскликнул Рандо.

— Пожалуйста, говорите. Я готов ко всему.

— Видите ли, — начал инспектор, — для меня все люди одинаково подозрительны. Даже те, про которых я точно знаю, что они не способны кого-либо убить.

— Все, стало быть, и я?

Инспектор кивнул.

— И комиссар Лепер?

— И его я принял во внимание. Коль уж он сообщил, что готов похитить сценарий, только бы не допустить вас к работе над ним.

— И Луиза?

— Да. А теперь, мистер Маккинсли, неожиданность.

Прежде чем инспектор двинулся с места, режиссер остановил его движением руки. Он подошел к двери в коридор и широко распахнул ее. Он сказал:

— Прошу, войдите.

В комнату вошел, неуверенно озираясь, молодой человек в измятом, не слишком приличном костюме. Он был небрит и грязен. Маккинсли закрыл за ним дверь.

— Мсье Жакоб Калле, — представил молодого человека Маккинсли. — Да, я и забыл, что вы с ним знакомы, инспектор. Мы его пригласили оба, только каждый по своему поводу.

Рандо все же был специалистом своей профессии. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и только глаза показали, что в этот момент он крайне удивлен американским режиссером.

Калле нерешительно стоял на середине комнаты. Он засунул руки в карманы, чтобы чувствовать себя более уверенно.

— Мсье Калле, — обратился к нему Маккинсли, — инспектор Рандо хотел бы, чтобы вы ему рассказали то, что ему нужно.

— Да это дурацкая история, — буркнул молодой воришка, заметив, что оба мужчины не выглядят поссорившимися друг с другом.

— Послушай, — сказал Рандо, придавая тону разговора суровость, — правда ли, что мадемуазель Луиза хотела убежать с тобой из От-Мюрей?

— Известное дело, хотела.

— А мсье Шарль Дюмолен любил тебя?

Калле пожал плечами.

— Известное дело, нет.

— А деньги тебе мсье Дюмолен давал?

Калле поглядел на Рандо и ответил не совсем уверенно.

— Давал.

— За что?

— За что? Ну, за то, чтобы… ну, чтобы я оставил Луизу в покое.

— А кто же кому не давал покоя — ты ей или она тебе?

— Известное дело, она мне, — ответил Калле с гордостью.

— А мадемуазель Луиза любила Шарля Дюмолена?

— Кто ж их знает? Когда любила, когда нет.

— Ты часто встречался с мадемуазель Луизой?

— Когда не сидел, часто.

— Кто первый предложил встретиться?

— Известное дело, она.

— Калле, скажи мне, только честно, поскольку мы с тобой впервые говорим не как обвинитель и обвиняемый: у тебя не сложилось впечатление, что мадемуазель Луиза посмеялась над тобой?

Глаза Калле зловеще блеснули.

— Ни одна женщина на это бы не отважилась.

— И последнее. Вы договорились о времени побега с мадемуазель Луизой?

— Да.

— И когда же?

— Так ведь это попало на тот день, когда убили Дюмолена.

— Может, теперь вы хотите ему задать какой-либо вопрос? — Рандо с изысканной вежливостью обратился к Маккинсли. — Пожалуйста.

Режиссер озабоченно улыбнулся.

— Если вы позволите…

— Конечно, конечно. Ведь и вы же его вызвали сюда для того, чтобы выяснить кое-что, не правда ли?

Маккинсли кивнул.

— Что вам сказала мадемуазель Луиза однажды, когда поссорилась с мсье Дюмоленом?

Калле заколебался. Он бросил беспокойный взгляд на инспектора, сидевшего напротив.

— Ну, говорите же, — настаивал режиссер, — вы же видите, что инспектор ждет. Это очень важная деталь, мсье Калле!

Калле провел рукой по волосам. Он раздумывал, видно было, что ему тяжело решиться.

— Мы ждем, мсье Калле, — голос Маккинсли звучал бескомпромиссно.

— Она сказала, — Калле уткнулся взглядом в потолок, — что ненавидит его так, что готова убить.

— Спасибо, — сказал режиссер.

В тот же день после полудня инспектор Рандо встретился с комиссаром Лепером. Запершись в кабинете Дюмолена, они часа два вели оживленный разговор. Около семи вечера мадам Гортензия сообщила, что звонит сержант Панье.

Через минуту инспектор Рандо узнал, что кандидат в мэры советник Жан Дюверне мертв. Комиссар доложил инспектору, что Панье предполагает отравление. Оба полицейских немедленно направились в дом Дюверне.

Дом Дюверне размещался по соседству с домом комиссара Лепера. На улице уже собралась толпа, жаждущая выяснений. Когда полицейские проталкивались через толпу, послышались выкрики против партии Пуассиньяка. Комиссар увидел у забора, отделявшего участок Дюверне от его двора, Сильвию с красными пятнами на лице. Он сделал ей знак рукой, чтобы она шла домой.

Около калитки стоял полицейский, он впустил подошедших, вытянувшись в струнку. На пороге дома их ожидал сержант Панье. Он молча проводил обоих в кабинет Дюверне. Советник сидел за столом, положив голову на сгиб руки. Стол был завален старыми газетами, политическими брошюрами, машинописными рукописями. Комната была темной. Окно, завешенное не очень плотно портьерой черного цвета, почти не пропускало света. Инспектор включил бра. Несколько книжных полок, старые портреты на стенах, большая фотография молодой женщины. Рядом с головой Дюверне развернутая бумага, на которой лежала недоеденная трубочка с абрикосовым кремом. Жирный след на бумаге сразу бросался в глаза и ясно указывал, что трубочек было две. Рандо наклонился и понюхал пирожное. Потом он сразу обследовал пепельницу, из которой вытащил затушенный окурок сигареты «Тобакко Рекорд».

Сержант Панье докладывал:

— Полчаса тому назад Котар-старший прибежал в участок и сообщил мне, что Дюверне умер. Я быстро прибежал сюда, чтобы зафиксировать все отпечатки. Потом позвонил мсье комиссару. Я думаю, что здесь мы имеем дело с отравой. Прошу прощения, я слишком разговорился… — сержант Панье вообще-то был неразговорчив.

— Сообщите врачу, — распорядился комиссар.

— А где Котар? — спросил Рандо, внимательно осматривая стол.

— В другой комнате. Я велел ему ждать вашего прихода, — сообщил Панье.

— Пусть войдет.

Сержант вышел и привел Котара-старшего. Тот выглядел потрясенным и с трудом переводил дыхание.

— Садитесь, пожалуйста, — Рандо указал на кресло. — Прошу вас сообщить все, что вы об этом знаете.

— Мы договорились о встрече с мсье Дюверне, — Котар потупил взор, чтобы избежать вида мертвого приятеля. — Мы должны были обсудить возможный ход избирательной кампании. Дверь открыта, я вхожу — и вижу вот это… — Котар закрыл глаза рукой. — Я думал, что он уснул, потому что в последнее время очень уставал, да где там. Он уснул навеки.