Тут он уселся прямо на землю, желая подробнее поведать гостю о своем горе.

— …А еще туфля слетела с моей ноги и утонула в наузе.

— Как же она могла слететь? — недоверчиво поинтересовался Ши.

— Очень просто. Я ударил ногой одного охранника и собирался ударить второго, тут она и слетела.

— Теперь понятно.

— А хочешь, я расскажу тебе, как я узнал об исчезновении моего песика?

— Конечно, хочу, — отозвался Ловкач, подавляя тяжелый вздох.

— Я спал — так сладко, как спят обычно праведники, дети и я сам. Мне снился чудесный сон, один из тех, какие боги посылают лишь особам королевских кровей и мне. Представь, на рассвете пришел в мой дом Бел (ну, ты знаешь, покровитель воров) и сказал: «О, прекраснейший из прекрасных! Красота твоя затмила солнце, и боги недовольны. Они велят тебе хоть изредка прикрывать лицо шелковым платом, ибо невозможно им посмотреть на мир без того, чтоб не зажмурить глаза от яркого сияния твоего. А за то, что ты исполнишь их пожелание, они подарят тебе…»

Ши Шеламу так и не довелось узнать, что боги подарят Куршану, если он закроет свою физиономию платком. С тихой грустью поведал толстяк гостю, что как раз в этот момент его сна дико завопил охранник у дверей опочивальни и ему пришлось пробудиться.

— С чего ж он завопил? — с интересом осведомился Ши.

— Видишь ли, о сырная корка, он привык слышать не один храп, мой, а два — мой и Мухруза. Лишь к рассвету он разобрал, что из опочивальни доносится только мой голос, приоткрыл дверь и увидел, что Мухруза на месте нет. Тогда он снова закрыл дверь и заорал.

Ловкач, обиженный тем, что его назвали сырной коркой, молчал. Однако Куршан ничуть этим не обеспокоился. Прерывисто вздохнув, он достал из кармана халата зеркало, придирчиво осмотрел свои щеки и нос, выдавил маленький прыщик под глазом, потом убрал зеркало и продолжил рассказ:

— Все утро в панике бегал я по дому и по саду, рыдал, кричал, звал моего бесценного песика. Увы. Напрасны были надежды. Он не выскочил из-за куста, не бросился в мои объятия, не залаял так нежно, как умеет лишь он один… В довершение ко всем несчастьям мой слуга Раху принес… О, язык не повернется вымолвить это слово…

— Какое слово? — полюбопытствовал Ши Шелам, уже забывший о сырной корке.

— Хвост… Его хвост!

— Чей хвост? Мухруза?

— Да-а-а-а… — снова заплакал Куршан, осторожно пытаясь выдрать клочок волос из своего затылка.

— Какое горе… — пробормотал Ловкач, в душе ликуя. Он терпеть не мог это черное косматое чудище с человеческим именем и готов был благословить того, кто оборвал ему хвост.

— Еще б не горе, — буркнул разбойник, успокаиваясь. — Каково ходить без хвоста? Все равно что без головы.

— Без головы хуже, — не согласился Ши.

— Потому что у тебя нет хвоста.

— У тебя тоже.

— Фу! Ты запутал меня, племянник крысы из мусорной ямы. Конечно, у меня нет хвоста, да только мне он и не нужен. А Мухрузу — просто необходим.

Ши Шелам опять обиделся. Этот разбойник ловко придумывает прозвища — остается лишь порадоваться, что его не слышит Конан, а то бы на всю жизнь быть Ловкачу сырной коркой или племянником крысы, которая живет в мусорной яме. Но потом Куршан сказал то, от чего обида испарилась бесследно…

— Так что теперь придется мне выпустить тебя на волю, — так неожиданно закончил толстяк свой рассказ.

— На волю? — выпучился Ши Шелам.

— Ну да, на волю. Твой приятель заодно с гадким воришкой Длинным Анто украл моего драгоценного красавчика и требует, чтоб я отпустил тебя до нынешнего вечера. Вот, вечер уже наступает, иди себе, раб…

— Я не раб! — гордо вскинул подбородок воспрявший духом Ловкач.

— А-а, — махнул пухлой рукой Куршан. — Мне-то что за дело…

Он встал, вынул из кармана ключ и пошебуршил им в замке. Дверь клети со скрипом отворилась.

— Так ты меня отпускаешь?

— А зачем ты мне сдался? — грубо ответил Куршан. — Иди, мои парни проводят тебя до постоялого двора Артекса — там этот глупый варвар ждет тебя…

Ши Шелам, все еще не веря своему счастью, выскочил из клети и прытко поскакал по тропе. Сердце его стучало так громко, что казалось, на шум сейчас выбегут стражники и вернут его к петухам… Ну уж нет!

Но возле ворот его и в самом деле поджидали стражники. Они не стали хватать его за руки и бить — они просто отправились следом за ним, не приближаясь, но и не отдаляясь. Так, впятером, они и достигли постоялого двора малопочтенного Артекса.

* * *

Пока друзья праздновали освобождение Ши Шелама, заливая в глотки лучшее вино и закусывая лучшими кушаньями, в доме Куршана происходило вот что.

Водрузив в хрустальную вазу хвост бедного Мухруза, предварительно расцелованный в каждую шерстинку, разбойник уселся в глубокое мягкое кресло и приготовился ждать возвращения друга в родную обитель. Но проходило время, а стражники, посланные с Ловкачом на постоялый двор, как сквозь землю провалились.

Куршан поплакал, повыл, покатался в истерике по мягкому туранскому ковру, однако вскоре все эти занятия ему порядком наскучили. Тогда он осушил кубок крепкого красного вина и с холодной яростью в душе начал раздумывать о том, как ему поймать варвара и какой смерти предать. О, он не забыл и о Длинном Анто с мошенником Ши Шеламом! Для них он тоже найдет нечто особенное — они умрут не сразу, нет, не сразу…

Киммериец ошибся: Мухруз был не просто другом Куршана. Друга он не стал бы выручать из плена — к Нергалу всех друзей! Но за Мухруза он готов был отдать не только вшивую мелочь вроде Ловкача, но и всех своих слуг в придачу к дому, саду и богатству.

Несколько лет назад он, мучаясь мыслью о краткости земного бытия, пришел к колдуну Аникосу и испросил у него истинного бессмертия. Старик посмеялся над ним, сказав, что и сам смертен, а посему ничем помочь не может. Однако за пять десятков золотых дал хороший совет: ищи зверя, злобного и беспредельно тупого. Потом ищи человека — все равно какого. Сердце этого человека совмести с телом зверя и тогда лишь, сотворив особое колдовство и окропив голову пса своей кровью, получишь часть себя — часть, которая необходима для того, чтоб жить вдвое более положенного тебе срока. Куршан нашел зверя — черного пса, злобного и беспредельно тупого. Он привел его в каморку колдуна, привязал к кольцу у порога, потом молча положил на стол кошель с тысячью золотых монет. Старик понял его без слов.

— Поди, — сказал он с усмешкой, — на дорогу и жди прохожего либо всадника. Убьешь его и тело принесешь сюда.

Он так и сделал. Первый, кто проезжал по узкой лесной дороге этой ночью, был молодой зингарский рыцарь, беспечный и доверчивый, как девица. Куршан без труда вогнал ему кинжал под кадык, стащил с коня и приволок в каморку.

А там… Колдун ловко и быстро взрезал ему грудь, достал трепещущее еще сердце… Затем, не теряя времени, ударил колотушкой по лбу черного пса и тем же клинком рассек грудь и ему. Через несколько мгновений все было кончено. Сердце зингарского рыцаря забилось под густой шерстью зверя — с этого момента пес обрел имя и друга…

…Воспоминания разбойника прервал шум в саду. Он вскочил и бросился туда. Из четырех охранников, кои отправились вместе с Ши Шеламом на постоялый двор, он увидел только двоих, но взволновало его совсем не это. Оба парня, бледные и дрожащие, держали за концы огромный мешок, в котором что-то яростно барахталось.

— Мухруз! — крикнул Куршан, вне себя от счастья.

Он подскочил к мешку и, оттолкнув охранников, трясущимися руками принялся развязывать веревку. Вот оно — его бессмертие! Вот оно! Оно рычит и извивается, зато теперь они вместе навсегда!..

— Не выпускай его, господин! — вдруг отчаянно завопил один из парней. — Он безумный! Он загрыз Астида и Матха!

Но Куршан не слушал его.

— Мухру-уз, — ласково шептал он, раздирая узлы на веревке, — ты вернулся ко мне, мой песик…

Так и не сумев развязать мешок, Куршан выхватил из-за пояса кинжал и одним махом распорол холст. Черная косматая голова с оскаленной пастью высунулась в дыру, вращая злобными красными, как угли, глазами. Слюни, смешанные с кровью, ручьями стекали с губ, желтые зубы громко клацали. Разбойник быстро поцеловал пса в нос и обеими руками стал тащить его из мешка. Наконец Мухруз оказался на воле.