— Вроде нет… Почему ты так думаешь? — встревожился Кумбар.
— Прах и пепел! Я так не думаю! Но ты — ты думаешь именно так! Какого Нергала ты тут разнылся? Пойди да удави его, вот и все дела!
— Как я его удавлю? — Сайгад недоуменно поднял редкие брови.
— Руками!
Конан рывком поднялся, сделал круг по комнате. Он отлично понимал причину всех бед старого солдата, но оформить свои ясные мысли не умел. Он вспомнил вдруг, восемь лет назад обнаружил в маленьких глазках Кумбара Простака, коего он до тех пор считал нытиком и занудой, насмешливый холодный огонек, свойственный, по его мнению, лишь бывалому воину. Сайгад и был таков; только круто замешанная на подлости и коварстве дворцовая жизнь заставила его нацепить дурацкий шутовской колпак, дабы не прогневать высокомерных лизоблюдов Илдиза. А они — сие знал даже последний служка — имеет власть едва ли не большую, чем сам император, и при случае могли расправиться с любым неугодным. Конан-то относился к ним и прочим обитателям дворца с презрением, но он и не зависел от них. Золотая клетка вовсе не прельщала его — ни в молодости, ни теперь. А сайгад, по всей видимости, уже не мог от нее отказаться…
— Ты заменил простое сложным, приятель, — наконец сказал киммериец, останавливаясь перед Кумбаром. — Наплюй на интригу, скажи Илдизу прямо о том, что замыслил ублюдок. Я знаю точно — любой твари можно заткнуть пасть, вот ты и сделай это. Или ты не держал в руках меча? Ими ты не свернул шею ни одному врагу?
— Так было, Конан, — уныло согласился сайгад. — А ныне все стало иначе, поверь. Я и сам думал одно время, что стоит мне только захотеть, и Гухул вместе с остальной сволочью вылетит из дворца, как бродяга из дорогого кабака, но… Ах, как противно было осознать однажды тщету и иллюзию… Тем не менее я осознал, и вот — ты видишь перед собой не воина, а старца без ума и силы… Я смирился…
— Ну и болван, — спокойно заметил Конан, снова усаживаясь в удобное глубокое кресло. — Зато вино у тебя хорошее.
По последней реплике Кумбар понял, что друг его предлагает завершить эту тему и перейти к другой.
— О, варвар… — пробормотал он, снова впадая в полу-транс. — Ну, пойду я к Илдизу… А в общем, я уж год его не видел. Мне не дозволяется… Написать записку? Так первым всю почту читает этот гад… Знаешь, друг, что я скажу тебе? Нелегко мне признаться, но Гухул — лишь одно несчастье Турана. Дворец забит дерьмом по крышу. Никто не делает своего дела без взятки, а со взяткой делает, но плохо; честь не в чести, и ум в изгнании; суд вершится неправедный, жестокий… Я часто вспоминал тебя — ты заставил меня освободить невиновного, хотя он был всего лишь ничтожным грязным евнухом. Ты, привыкший рубить головы на поле брани, не захотел осквернить душу свою убийством… Да, именно убийством, потому что война — это все же что-то другое… Помоги мне, Конан, прошу тебя…
— Хм-м… Ну, что ты от меня хочешь? Чтобы я прирезал цирюльника?
— Нет… Этого мне будет мало…
— Прах и пепел! — почти весело воскликнул Конан. — Да аппетит у тебя растет с каждым вздохом! Ладно, скажи, кто еще на очереди? Может быть, сам Илдиз?
— Эрлик свидетель, вовсе нет. Я… — Кумбар замялся, выискивая нужные слова, но, так и не найдя их, обратился к единственно верному способу смягчить варвара, — Выпей еще вина. Вон у меня его сколько!
— Выпью, — одобрил предложение Конан, — а ты не рассусоливай. Говори, что тебе надо?
— Шлем Воина Белки!
Глава II
— Шлем Воина Белки! — выдохнул сайгад, сам испугался своей наглости и втянул голову в плечи. — Это еще что такое?
— Шлем.
— Я понял, что шлем, а не кувшин с ослиной мочой! — рявкнул варвар. — Какой шлем? Кто этот Белка? Говори все толком, а не то я уйду — только теперь ты уже не вернешь меня нытьем и слезами.
— Я скажу, скажу, конечно… История недолгая, ты успеешь выпить пару кубков — а я уже подойду к концу ее… Но с чего бы начать?
— С начала. — Киммериец взял в руку кубок и доверху наполнил его аргосским, как бы намереваясь проверить обещание Кумбара.
— Я лучше начну с середины. — Сайгад ухнул, передавая вздохом сим тяжелый труд рассказчика, но глазки его блеснули предовольно: варвар согласился выслушать его, а это значило, что половина дела завершена. — Итак — слышал ли ты об Ордене Бессмертных, иначе именуемом Орденом Воинов? Нет? Я так и думал. Он состоит всего-то из четырех человек, трое из которых — юные воины — меняются каждые двенадцать лет. Четвертый — старец Исидор, их наставник, не покидает пределы замка никогда. Правда ли, нет ли, но я слышал сам от известного тебе Мишрака, что достойный муж сей в далеком прошлом был знаменитым на весь мир бойцом-манниганом и…
— Постой, — Конан едва не поперхнулся аргосским, чем обидел бы хозяина смертельно. — Манниганы — это те самые парни, что владеют всеми боевыми искусствами? Это их еще кличут Бессмертными? Тогда ты врешь, приятель. Они жили в то время, когда и дед твой еще не родился. Бродили по свету, дрались, пили пиво, но на одном месте не задерживались, а потому и потомства но оставили… Так что этот Исидор никак не может быть манниганом.
— Да, все они давно на Серых Равнинах, — подтвердил Кумбар, нисколько не смутившись. — Боги никогда не были благосклонны к ним, ибо те слишком дерзки и горды… Ты знаешь, конечно, о колдунах Белой Руки, отвратительных тварях, которые проживают в Гиперборее? Вот — первейшие враги манниганов. Они уничтожали их последовательно и изощренно — пока не перебили всех. Война эта получила название Битвы Бессмертных…
В общем, старец Исидор — единственный оставшийся ныне манниган. Уж не знаю, каким образом, но он живет на земле едва не триста лет; он всегда печален, молчалив, даже скорбен, ибо… гм-м-м… легко ли нести на плечах своих, пусть и весьма еще крепких, силу всех тех воинов, чьи души бродят давно по Серым Равнинам… Конечно, он силу эту передает другим: раз в двенадцать лет берет мальчиков-пятилеток в свой замок Дамира-Ланга, который находится далеко за морем Запада, в маленькой и нищей стране Саул.
Он обучает их всему, что знает сам; их мощь, равная, наверное, только мощи вымуштрованной армии, растет вместе со стихией огня — сие есть символ и талисман Ордена Воинов; перед тем как Исидор отправляет их в мир, они берут этот огонь в свое сердце, и тогда-то становятся непобедимыми… Так должно быть. Но — это но так.
Ты помнишь, что злейшими врагами манниганов всегда были колдуны из шайки, именующей себя Белой Рукой? Поскольку ученики старца Исидора в какой-то степени и есть манниганы, они также погибают — никто, кроме их наставника да еще самих колдунов, не знает, как именно и где; ясно одно: ни разу причиной их смерти не был огонь. Но прочие стихии, по всей видимости, участвуют в их гибели в полной мере… Какой-то злой рок преследует несчастных…
Первая тройка воинов — Олень, Сова и Гепард — исчезли с лица земли на следующий же день после того, как покинули замок Исидора и пошли в мир с тем, чтобы вершить славные дела, помогая нуждающимся, защищая их… Вторая тройка — Рысь, Орел и Вепрь — продержались немногим больше и погибли — один спустя луну, второй через половину года после него, а третий через год после второго. К счастью, двое последних успели-таки истребить банду жутких разбойников — истинных монстров, что вырезали целые деревни вблизи иранистанского города Хамри, а еще кхитайского змея из озера Тай-Фо и зембабвейского шамана Бдхаамбайа, жестокосердого полусумасшедшего убийцу.
Третья тройка — Медведь, Лев и Белка — погибли всего год тому назад. Ладно, не стану утомлять тебя подробностями. Перейду к главному. Дело в том, что старец Исидор в первый же день знакомства с учениками даровал каждому какой-либо воинский атрибут. Например, Медведю достался меч, Льву — щит, а Белке — шлем. По мере того, как мальчики росли и мужали, их личная вещь наполнялась тем же духом огня и тою же силой и в конце концов становилась для них отличной защитой от любого посягательства на их жизнь. Увы, любого человеческого… На колдовство сие не распространялось…
