^{note 15}

После передачи заявления Советского правительства о фашистском нападении на кораблях и в частях прошли митинги. Работники Управления политической пропаганды флота, выехавшие на места еще до войны (для приведения соединений и частей в повышенную боевую готовность), докладывали члену Военного совета о высоком моральном духе личного состава, его клятвах достойно встретить врага, ответить на его удар, отстоять Родину.

Кулаков доложил И. В. Рогову по телефону, что нет никакой паники и даже жалоб на трудности и что флот сосредоточивает усилия на отражении врага.

Появились десятки неотложных дел. Срочно пришлось принимать решение о пополнении кораблей и частей командными кадрами. Октябрьский и Кулаков решили не проводить экзаменов на флотских курсах командиров, выпустить 200 специалистов досрочно.

— Экзаменом будет бой, — сказал командующий.

Руководители флота собрали начальников отделов штаба и Управления политической пропаганды. Рассказали им об организации работы в боевых условиях, потребовали высочайшей четкости, бдительности, максимума энергии и инициативы. Кулаков повторил фразу командующего:

— Экзаменом будет бой!

Перед войной флот получил значительное количество снарядов и мин. Снаряды едва успели разместить в старых складах, мины остались на открытых площадках: строительство новых хранилищ не было завершено. Во время первого налета на Севастополь Октябрьский и Кулаков опасались, что авиация врага ударит по Сухарной балке. Взрыв снарядов и мин грозил лишить флот главных видов оружия и — что не менее страшно — угрожал городу и людям.

Военный совет дал указание немедленно рассредоточить запасы, организовать прием мин на кораблях, готовившихся к минным постановкам. Во второй половине дня Николай Михайлович выехал на минно-артиллерийский склад. У Сухарной балки он увидел очередь машин на погрузку.

^{note 16}

К Кулакову подбежал усталый, встревоженный старший политрук В. К. Карандин — заместитель начальника арсенала по политической части. Вместе они обошли склад, побеседовали с людьми. Члену Военного совета рассказали, что не хватает шоферов. Многие из них так устали, что засыпают за рулем, мало грузчиков. Бригадный комиссар распорядился выделить дополнительно водителей, краснофлотцев для погрузки, усилить их питание. Когда были организованы подмена и отдых людей, работа пошла веселее.

По совету И. В. Рогова вечером Н. М. Кулаков отправлял семью в Москву. Детишек и жену видел всего несколько минут на вокзале. Времени навестить их так и не выдалось. Варвара Осиповна рассказала:

— Ночью услышала стрельбу и взрывы, схватила сонных детей и прятала их среди камней в скалах.

Радовался, что жене и детям будет лучше с родными, к которым они ехали: со спокойной душой легче воевать. Да далеко самые близкие люди, если что, как им поможешь…

Когда Кулаков приехал на флагманский командный пункт флота, оборудованный в длинной штольне под тридцатиметровой скалой в помещении узла связи, на ФКП с руководителями ВВС обсуждался вопрос об ударе по порту Констанца — главной базе врага на Черном море.

Получив задание, летчики распрощались. Октябрьский и Кулаков зашли в свою «каюту» площадью 12–14 квадратных метров с двумя походными железными кроватями, двумя столиками и стульями. Октябрьский рассказал Николаю Михайловичу, что надводные корабли несут дозоры в море, ставят минные заграждения. Вышли на позиции подводные лодки. Зенитчики Одессы, Николаева и Херсона отбили воздушные налеты врага…

Прошли только сутки войны, а десятки самолетов флота нанесли три удара по Констанце и два по Сулину. Летчики бригады Героя Советского Союза А. Н. Токарева потопили транспорт, разрушили военные объекты на берегу. В последующие

^{note 17}

дни черноморские авиаторы успешно бомбардировали вражеские корабли, суда, склады, нефтеперерабатывающие заводы, поддерживали действия сухопутных войск и кораблей Дунайской флотилии.

И время, и дела боевые

Командование Военно-Морского Флота потребовало поддержать удары с воздуха ударами с моря. На ФКП флота Октябрьский и Кулаков встретились с командирами и их заместителями по политчасти крейсера «Ворошилов», лидеров «Харьков» и «Москва», эсминцев «Сообразительный» и «Смышленый». Кораблям приказали обстрелять порт Констанца, его военные объекты. Прощаясь с приглашенными на инструктаж, Кулаков пожелал им успеха.

— Не беспокойтесь, товарищ член Военного совета, в личном составе я уверен, все будет хорошо, — ответил командир «Москвы» А. Б. Тухов. — Завтра встретимся.

Вечером 25 июня корабли вышли из Севастополя. Ранним утром 26-го «Москва» и «Харьков» открыли огонь. В районах обстрела забушевали пожары. Уходившие уже корабли были неожиданно обстреляны с берега. Потом выяснилось, что стреляла тяжелая немецкая батарея, об установке которой тогда не было еще известно. «Москва», получив повреждения, уходила на противоартиллерийском зигзаге, прикрываясь дымовой завесой. Вдруг грохнул взрыв. Лидер разломился, словно был не могучим боевым кораблем, а хрупкой ореховой скорлупкой, — подорвался на мине.

Набеговая операция в целом удалась. В Констанце горели нефтехранилища, взорвался склад с боеприпасами, получили повреждения железнодорожные пути. Но когда командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский докладывал о результатах боя, Кулаков думал не о его итогах, а об уроках. Вспомнились слова Тухова: «В личном составе я уверен, все будет хорошо. Завтра встретимся». В людях командир был уверен не зря. На «Москве» сражались, пока корабль оставался на воде. А встреча не состоялась. Почему? В чем ошибки? Ясно, что за обстрел заплачено слишком дорого. Разведка не знала о новой береговой батарее у Констанцы. Штаб просчитался в определении границ минного поля. Если бы удар наносил крейсер, он мог бы стрелять с большей дистанции, не входя в зону минной опасности.

На заседании Военного совета подвели итоги операции. Кулаков говорил о просчетах. Сказал, что жаль корабль, еще больше — людей. Урок серьезный. Надо безотлагательно организовать борьбу с минами в районе главной базы. Помнить о людях. Краснофлотцев с «Харькова» П. З. Гребенникова и П. Е. Каирова, работавших в раскаленной топке, чтобы дать ход кораблю, представить к наградам, пропагандировать их мужество и мастерство.

Николай Михайлович не случайно упомянул о минной опасности. В первую же ночь войны после налета немецких самолетов по приказу комфлота началось траление бухты

^{note 20}

и фарватеров. Контактные тралы, рассчитанные на мины, стоящие на якоре, ничего не обнаружили. Но буксир, тащивший плавучий кран к месту падения сбитого вражеского бомбардировщика, в протраленной зоне подорвался на мине и затонул.

Стало ясно, что поставлены донные, неконтактные, магнитные мины. Командующий заговорил о новом минном оружии. Кулаков напомнил: для всякого оружия существует противодействие. Только бы быстрее его найти, подыскать нужных и смелых людей, и еще надо попросить помощи у штаба ВМФ…

Смелые и умелые нашлись быстро. Командир охраны водного района главной базы контр-адмирал В. Г. Фадеев доложил Военному совету, что звено катеров-охотников лейтенанта Д. А. Глухова сбрасывало глубинные бомбы по курсу выходившего в море крейсера, чтобы очистить путь от вражеских подводных лодок. Бомб сбросили три, а взрывов раздалось четыре. Значит, тралить можно глубинными бомбами, вызывая их взрывами детонацию мин.