СВАЛКА, ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЧАСТЬ, УСАДЬБА

  К святилищу - усадьбе прорвались к концу второй недели, если считать с того момента, как решились идти в центр.

  Прошли бы мимо, если б не Девочка. Пихнула ручкой в затылок - направила, и будто горячая волна прошла по Восьмому, когда остановился, проследил за направлением руки...

  Очередная округлая лощина, утопающая в зелени. Может быть чуть глубже и пошире тех, которые проходили до сих пор. Обычно в них избегали спускаться, старались обойти поверху.

  Мастера несли на носилках, сменяясь попарно. Мастер был плох. Лекарь не обещал, что выживет. Много чего было за две недели Был день, когда пришлось жечь штуцер почти непрерывно. Теперь от ствола оставался маленький огрызок - в кулаке спрячешь.

  Первое, что показалось не таким - зелень. Непривычная зеленка, не такая. С завязями плодов. Спустились вниз, наткнулись на тропу, не набитую, и не как в городе, а уложенную пористым серым легким камнем. Тропа удивляла, как бы дышала под ногой, но и внушала чувство уверенности, надежности. Это надо же так потрудиться, чтобы каждый камень к камню подогнать.

  Дом действительно оказался красным, но не таким большим и красивым, как грезилось Стрелку. Выбитые окно, заделанные кусками выгоревшего от света пластика. Зашли внутрь. Запустение. Подумать, сколько народа положили, чтобы прикончить всего одну легенду? Стоило напрягаться? Конец сказке о Красной Хате! Даже разжиться нечем, чтобы как-то компенсировать труды. Сначала кучей ходили - страшно, потом разбрелись по комнатам. Каждый сам по себе.

  В одной зале, прямо посередке, тумба стояла, в пол вдавленная, на ней округлость. Сухой труп прилип ладонями. Восьмой смахнул его на пол. Что, трупов что ли не видал? Сдунул пыль с колпака - легко сошла, будто его дожидалась. Оказалось, нож под прекрасным прозрачным колпаком лежит в пазу.

  Стрелка заинтересовал не столько нож (уж ножей-то он на своем веку повидал!), как изумительной прозрачности идеально округлый колпак над ним. Уже и думал-знал, под что его приспособить - путево пайку жрать из такой посуды - ни у кого такой нет! Попробовал снять - колпак словно прикипел. Поискал - что бы такого загнать под колпак, нажать...

  Слухач подошла, посмотрела, что мучается, стукнула со всей дури по колпаку рукоятью от машинки. Прозрачное чудо рассыпалось в крошку.

  - Хотел взять? Возьми! Тут много еще что есть...

   Расстроился до слез. Что тут скажешь? Вот дура! Взял нож в руки. Рукоять сильно на тельце лахудры похожа, если крылья ей оторвать. Лезвие голубоватого оттенка с двумя серебристыми полосками до кончика. Глаз лахудры блестит вложенным зерном-камнем. Перевернул - вторая глазница пустая. Выпала? Стал смотреть по сторонам, под ноги - куда укатилась. Труп сухой перевернул, может под ним?

  Нашел то, что меньше всего ожидал. Вторая блестючка в кости черепа... Или первая? В ноже вторая? А в черепе сидит, будто пальнули ему в башку кристаллом. Разом все вспомнил... Узнал. Прилизанный! Тот самый, с Сафари! Глаза вытаращил и стал покрываться потом. Девочка из корзины высунулась, свесилась на грудь, заглядывая Восьмому в глаза.

  Лекарь подошел.

  - Что, знакомого встретил?

  Наклонился, рассеянно ковырнул ногтем - отошла блестючка, повисла на паутинках.

  - Ну-ка, ну-ка... - сказал Лекарь, оттесняя Стрелка. - Интересно!

  И спустя некоторое время уже глуше: - Очень интересно!

  У Стрелка если и был свой интерес, хотел вставить эту блестючку во второй глаз той морды, что на рукояти ножа, то враз пропал. Не только понял, что не дадут, но и, если обнаружат вторую, и ее отнимут. Машинально прикрыл пальцем.

  - Этот с Сафари, - сказал Восьмой. - Знаешь, - добавил он увлеченно, - а я его помню! Дополз-таки...

  И задумался, стоит ли вспоминать про то и уже более позднее, когда... Решил, не стоит, не время.

  Лекарь бегло взглянул на нож - ничего не заметил, отвернулся. Занимался кристалликом, или даже скорее паутинками, что тянулись от него. Оторвал череп и теперь вертел его так и этак, стараясь заглянуть внутрь.

  Восьмой вздохнул, мысленно вынул эту блестючку-кристалик, которая тоже чуть не оказалась его, оборвал тонкие паутинки нервов, или что-то там еще чего-то. Сдунул, плюнул в ладонь, покатал, потом так же в мыслях своих примерил к глазнице на рукояти - надавил, вошел камешек точно в паз и щелкнул, закрепился, теперь не выпадет. И все это так явственно произошло, что удивился, почему стоит здесь, смотрит на Лекаря, и мучительно хотелось взглянуть на рукоять, что грел в ладони - появилась ли в ней вторая блестючка? Пощупал - вроде нет, пустая глазница. Надо же!

  Не ради смысла, а что бы только что-нибудь сказать, в третий раз сказал подошедшему Хамелеону:

  - Это Прилизанный! Из чистых!

  - Метрополия?

  - Да.

  - Теперь скорее - высохший, чем прилизанный.

  - И уж точно не из чистых! Пыльный! - встряла Слухач. - Знакомец?

  - Знакомец! - подтвердил Восьмой и отчего-то почувствовал, что хочется потосковать - давно такого не было.

  - Сафари?

  - Сафари.

  - Далеко ушел, - сказала Слухач.

  - Да, далеко, - подтвердил Восьмой.

  - А замочили бедолагу кристаллом, что ли? Вот прямо сюда прямо, - ткнула пальцем в собственный висок, - Чудаки здесь жили, ей-ей!

  Лекарь же на этот неумный треп заявил, что непохож он на убитого, скорее всего, сам умер. Самое странное даже не то, что без одежды оказался, а то что тело не сожрали. И вообще дом странный, живность его избегает. А умер скорее от истощения, либо инфекции какой, либо сердечный приступ, Но может даже мозговой 'скрут'. Вопрос, а стоит ли оно того, чтобы возиться?

  - Наверно нет, - сказал Восьмой.

  - Ну и ладно.

  Стали обустраиваться. Установили переносной дисцитилятор, а к нему допнабор - простейший прибор по выжиманию хвощей - два совмещенных валика, рукоять и посудину.

  Хамелеон тут же уселась, поставив между ног тазик, зажав ступнями и коленями щечки валиков, пропускала меж ними зеленые стебли хвощей, выдавливая горьковатый сок для дальнейшей перегонки. Крутила рукоять...

  - Хочешь? - спросила без уточнения, видя, что смотрит между ног. - Свежая!

  - Хочу! - честно сказал Восьмой, но ближе подойти не решился.

  Пошел, помог занести Мастера, пока тот не очухался. Очухается - опять будет на Восьмого зверем смотреть... Лунатик подле дежурит, смотрит, чтобы сны видел здоровые, говорит, заживлению помогает.

  Лекарь со своим прибором опять все углы обошел, и опять бурчал что-то себе под нос. Восьмой прислушался, только одно выговаривает:

  - Непонятно, непонятно...

  Потом:

  - Хм-м... Хм-м...

  И опять:

  - Непонятно, непонятно...

  Переклинило Лекаря. Или прибор переклинило. Взгляд у него, у Лекаря, такой же, задвинутый куда-то и наглухо там застрявший. Заклинутый, короче. Тут, наконец, Слухач на него со всякими словами накинулась (некоторые даже водиле-золотарю не к лицу) и Лекаря на внятное выдавила. Рассказал, что получается такое, какого быть не должно. На территории Усадьбы ни одного биобъекта нет, даже самых мелких, от которых чешутся, а вот такого вовсе быть не может!

  Чудной! Разве плохо от такого?

  - Сломалась игрушка Мастера? - высказал предположение Восьмой и невольно почесался.

  - Да нет, в том-то и дело, что не сломалась! Если подальше отойти, прямо заклинивает, сколько живности, словно сама Свалка живая! Потому, когда сюда шли, от этого прибора толку было мало. И не говорил никому, чтобы не пугать лишний раз, только сам пугался, когда включал - активная биомасса, пассивная биомасса, но везде биомасса, по курсу, справа, слева и снизу - там ее особо много. А здесь словно стерильно, Усадьба в кругу этой стерильности, будто какой-то излучатель внутри дома, сдерживает все.

  Пока озадачивались, Восьмой свою блестючку (которая один в один на ту похожа, что в черепушке у Высохшего была) замазал, чтобы не отсвечивала - ведь отнимут! И нож тоже повесил тем местом к себе. Про себя думал насчет того, что Лекарь сказал - ничего себе стерильно! Пылищи-то сколько! Хамелеон со Слухачем неделю не управятся выгребать! Сюда бы побольше баб надо - порядок наводить... А потом подумал - не надо побольше, и эти скандальные.