В их числе был комиссар батальона 8-й бригады морской пехоты старший политрук В. Г. Омельченко. В условиях когда на участке батальона назревал опасный прорыв, он повел две роты в дерзкую контратаку против численно превосходивших гитлеровцев, наступавших при поддержке танков. Неровная местность, поросшая кустарником, помогла приблизиться к двум танкам, подорвать их гранатами, поджечь бутылками с горючей смесью, в чем лично участвовал комиссар, и это изменило в нашу пользу ход боя. Но вырвавшаяся вперед группа морских пехотинцев со старшим политруком во главе оказалась окруженной. И тогда Омельченко проявил себя снова. Расчищая путь гранатами и первым бросаясь в рукопашные схватки, комиссар вывел бойцов из вражеского кольца. Прикрывая товарищей, он уничтожил еще несколько фашистов последней гранатой, подорвав себя и гитлеровцев. Этот подвиг запечатлела потом поэма «Политрук Омельченко», написанная поэтом Павлом Панченко.

А в 7- й бригаде морской пехоты пример такой же беззаветной верности воинскому долгу показал заместитель политрука Иван Личкатый -недавний моряк-подводник, добровольцем пошедший на сухопутный фронт. В разгар боя он возглавил роту, где пали командир и политрук, и обеспечил овладение высотой, захваченной перед тем гитлеровцами. На возвращенном рубеже молодого коммуниста сразила вражеская пуля, попавшая ему в сердце. Пробитый пулей партбилет черноморца Ивана Личкатого стал одной из реликвий Музея героической обороны и освобождения Севастополя.

Утром 20 декабря поступили доклады о том, что во исполнение отданного поздно вечером приказа сформированы пять батальонов и три отдельные роты. Они пошли на пополнение частей третьего и четвертого секторов, а кое-что оставлено в резерве. Как ни скромны были эти подкрепления, отнятые у частей тоже боевых, но все-таки не стоявших на переднем крае, думается, именно они помогли в тот день сдержать врага, не дать ему прорваться к Северной бухте.

Много значило и то, что пришедший ночью транспорт «Чапаев» доставил довольно крупную партию снарядов и мин. Снаряды были не всех нужных калибров, но из Новороссийска сообщили, что на «Чапаев» погружен весь без остатка [192] боезапас для полевой артиллерии, имевшийся в тот момент на складах.

День проходил в тяжелых боях. Враг, не считаясь с большими потерями (немалыми были они и у нас), пытался развивать наступление, вновь и вновь возобновляя атаки. Однако ни у Камышловского оврага, ни к югу от хутора Мекензия, ни в районе Чоргуня - на всех тех участках, которые тревожили больше всего, продвинуться гитлеровцам не удавалось. Но, как никогда, чувствовалось: фронт обороны держится предельным напряжением всех наших сил. Чтобы ничего не проглядеть, не допустить непоправимого, командиры и комиссары частей и соединений, оставив на КП начальников штабов, находились, как правило, на переднем крае. Так, впрочем, было все эти дни, и сейчас нельзя было потребовать от старших командиров вести себя иначе, хотя участившийся выход их из строя обходился дорого. 20 декабря мы потеряли капитана Ф. Т. Леонова, всего двое суток назад назначенного командиром одного из полков 388-й дивизии, а до того - комбата морской пехоты.

Но день остался памятным не только напряженностью боев. Мы еще раз убедились, какое значение придает удержанию Севастополя Верховное Главнокомандование. Получив наше последнее донесение, Ставка уже через несколько часов приняла важные решения. Они были изложены в директиве командующим Закавказским фронтом и Черноморским флотом, дошедшей до нас к середине дня.

Ввиду обострения обстановки в Севастопольском районе Ставка подчиняла СОР во всех отношениях командующему Закавказским фронтом (напомню, что раньше, с конца ноября, Черноморский флот был подчинен Закфронту в отношениях охраны побережья Кавказа, - а затем Генштаб возложил на этот фронт обеспечение СОР всеми видами довольствия). Фронту предписывалось немедленно отправить в Севастополь стрелковую дивизию или две бригады, а также не менее трех тысяч: человек маршевого пополнения и необходимые боеприпасы, оказать помощь авиацией. Командующему флотом Ставка приказала отбыть с Кавказа в Севастополь.

И еще до исхода дня почувствовалось, какие силы и с какой быстротой были приведены в движение, чтобы оказать Севастополю действительно немедленную помощь.

Ф. С. Октябрьский телеграфировал:

«Сегодня из Новороссийска на крейсерах «Красный Крым», «Красный Кавказ», лидере «Ташкент», эсминцах [193] «Незаможник» и «Бодрый» выхожу в Севастополь о 79-й бригадой морской пехоты. Буду утром 21 декабря».

Далее в телеграмме сообщалось, что транспорты «Абхазия» и «Белосток» выходят в Севастополь с боеприпасами, что из Поти прибудут десять маршевых рот, а в Туапсе приступают к погрузке на суда части 345-й стрелковой дивизии (выделенной из состава 44-й армии Закавказского фронта), которые начнут прибывать в Севастополь 23 декабря.

Немного позже с Кавказа сообщили о выделении нам танкового батальона. Уточнялись сроки отправки боеприпасов, маршевого пополнения.

Все на ФКП были несказанно обрадованы таким поворотом событий. Мы с Г. В. Жуковым сознавали, что силы, направленные в Севастополь, особенно 79-я бригада, да и все корабли, отвлечены от десантной операции и она, намечавшаяся на 21 декабря, теперь будет на какой-то срок отложена. Но в том, что в конце концов остро поставили вопрос о помощи Севастополю, раскаиваться не приходилось - сделано это было своевременно.

В директиве Ставки смущал лишь один, совершенно неожиданный для нас пункт: командующему Закавказским фронтом предписывалось «командировать в Севастополь крепкого общевойскового командира для руководства сухопутными операциями». Командующий Приморской армией Иван Ефимович Петров спросил меня, как это понимать. Я ответил, что пока ничего не могу сказать и, возможно, что-то объяснит Ф. С. Октябрьский.

Вечером командование СОР и Приморской армии обсуждало наши ближайшие задачи. Необходимо было серьезно подумать об обеспечении завтрашнего дневного прорыва кораблей с войсками в севастопольские бухты (давно уже корабли входили в них и выходили, как правило, в темное время). Однако главной заботой оставалось - как удержать до прибытия подкреплений наш сухопутный фронт, не подпустить врага к Северной бухте.

Командованию соединений было уже сообщено (и разрешено довести это до командиров и комиссаров батальонов): гарнизону Севастополя направляется крупная поддержка свежими войсками, маршевым пополнением, боеприпасами и первые эшелоны ожидаются в течение двадцати четырех часов. Мы требовали от командиров и комиссаров дивизий, бригад и полков защищать занимаемые рубежи до последней возможности, чтобы обеспечить развертывание прибывающих частей. Всем работникам политотделов было приказано [194] находиться в батальонах и ротах, укрепляя их стойкость.

* * *

Находиться в ротах и батальонах… Эти слова, можно сказать, были тогда в обиходе под Севастополем. Работники политуправления флота, политотдела Приморской армии, политотделов соединений очень часто, иные почти неотлучно, находились в частях и подразделениях, на боевых постах, в окопах. Они помогали командирам, комиссарам и политрукам, руководителям партийных и комсомольских организаций целеустремленно строить воспитательную работу, преодолевать танко - и самолетобоязнь, пропагандировать боевой опыт. При этом представители политорганов показывали личный пример в бою.

Начальник Главного политического управления ВМФ И. В. Рогов как-то заметил: непосредственно в бою личный пример коммуниста, тем более политработника - основная форма партийного воздействия на личный состав. И это действительно так. Разумеется, сказанное не означает, что все другие формы - митинги, собрания, беседы, выпуск боевого листка - как бы отодвигаются на задний план. Конечно нет! Разъяснительная, политико-воспитательная работа велась непрерывно. Она призвана была формировать у воинов высокие морально-боевые качества, глубокое понимание своего воинского долга. Но все те мероприятия, которые проводит политработник, могут быть обесценены, если они не подкрепляются личным примером. Человек, призывающий других, и сам обязан подавать достойный пример, его слово не должно расходиться с делом. Более того, во время боя смелость и храбрость руководителя часто становятся решающим фактором, обеспечивающим боевой успех. Можно сказать, что личный пример командира и политработника, всех коммунистов - это альфа и омега партийно-политической работы.