Б: Давай не усложнять. Пожалуйста, не пиши мне больше.

И он больше не пишет.

Глава 20.

Неужели я правда решилась на это?

Неужели я выдержу?

Стоя у зеркала, я хватаю свои черные волосы в горсть. Резко тяну — как тянут меня во время секса мужчины. Но мне же нравится, верно? К горлу подступает тошнота. Я тяну все сильнее. Мои синие глаза блестят лихорадочным блеском. Я убеждаю себя, что никакой разницы нет. Хотя… есть. Небольшая. Если раньше я получала подарки или возможность пару месяцев не тратиться на квартиру, то теперь мне заплатят за услуги по-настоящему, живыми деньгами, а потом — та-дам! — спасибо и до свиданья.

И это в точности то, чего я хочу.

Особенно после…

Я не могу заставить себя произнести его имя.

Заметив на своем лице тень нерешительности, я расправляюсь с ней, как обычно поступаю со всем, что вызывает во мне хотя бы подобие чувства. Я не хочу ничего чувствовать. Я не могу. Чувства — зло. Они делают человека уязвимым. У меня нет времени на эмоции вроде стыда или раскаяния.

Я люблю деньги.

Я люблю власть.

Я люблю обожание.

Я люблю секс.

И в сексе я хороша — по крайней мере, по словам тех, с кем я спала. Вероятно, быть чьей-то красивой игрушкой для траха это единственное, на что я гожусь. Но, эй… кроме себя самой, мне винить некого. Это мой выбор. Я добровольно встала на этот путь. И я не первая в истории женщина, которая раздвигает ноги за деньги.

Еще бы прошла эта тошнота…

Отвернувшись от зеркала, полного лжи, я ухожу к кровати. Надеваю свои самые крошечные черные стринги, подхватываю с одеяла платье-бандаж насыщенного алого цвета и, проскальзывая в него, наслаждаюсь тем, как эластичная ткань постепенно стягивает мое тело.

Последний штрих — макияж. Я хочу, чтобы при виде меня Лоренс лишился дара речи, и потому уделяю привычному ритуалу побольше времени. Я хочу выглядеть прекрасной, насколько это возможно, когда буду расставаться с остатками души и невинности. Если погибать, то красиво — вспыхнув ярко, как умирающая звезда.

Я взбиваю волосы, смотрю, как они блестящей черной рекой ниспадают на спину, закрывая ее почти целиком. Делаю шаг назад. Оглядываю себя в отражении и, пока улыбаюсь зеркалу, вижу, что до глаз улыбка не добралась. Они холодные и пустые.

Моя маска на месте.

***

— Прошу прощения…

— Да, мисс? — отзывается водитель.

— Скажите, а в какое именно место на Лонг-Айленде вы меня везете?

Я еду к Лоренсу в специально присланном за мной черном «Роллс-Ройсе». Несмотря на включенный кондиционер, мне так жарко, словно я стою у открытой печки.

— В его поместье, Ротшильд-холл. Это на Сентр-Айленде, мисс.

— Ого. Он что, живет во дворце? — Мой голос звенит сарказмом. Впрочем, я склонна ему поверить. Пару раз я бывала на вечеринках в домах, которые вместо номера имели название и личный почтовый индекс.

Водитель усмехается, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

— Можно сказать и так.

— Я, кстати, Блэр. А вас как зовут?

— Тони. — Он улыбается. Кожа у него красноватая, цвета корицы.

— Приятно познакомиться, Тони.

— Взаимно, мисс Блэр.

— Ой, только без «мисс», пожалуйста. — Я кокетливо подмигиваю ему. — Просто Блэр.

Уголок его рта ползет вверх.

— Хорошо, Блэр.

На выезде из тоннеля под Ист-Ривер я задаю новый вопрос:

— Давно вы работаете у Лоренса?

— Я работаю на семью Ротшильдов уже тридцать лет, но годы потихоньку берут свое, так что теперь я вожу Лори… то есть, мистера Ротшильда… всего два-три раза в неделю.

— Лори? — Мне вдруг страшно хочется захихикать. Не представляю, чтобы кто-то называл так того мужественного красавца, с которым я повстречалась в музее.

— Ох, он не выносит это имя. С самого детства, когда был шестилетним сорванцом, — отвечает Тони с любовью и смехом в голосе.

Мы болтаем о его семье, но когда он спрашивает о моей, разговор стопорится. Вопрос напоминает мне, почему я сижу в этой машине и с какой целью еду на встречу с его боссом. О том, кто я, и о моем прошлом. Забавно, но на память вдруг приходят мои первые дни в большом городе. Вскоре после приезда я устроилась официанткой в итальянский ресторан на Уолл-стрит. Подозреваю, меня взяли из-за внешности, поскольку опыта у меня не было.

Как и все остальные, он был постоянным посетителем. Вальяжный, чуть старше мистера Каллахана, он сразу произвел на меня впечатление. Он появлялся в ресторане достаточно часто, один или, реже, с друзьями. Но всегда возвращался. Всегда не скупился на чаевые, демонстрируя мне, насколько богат. Когда я дала ему номер своего телефона, то получила цветы. Когда приняла первое приглашение на ужин, меня осыпали подарками. Когда же, наконец, уступила его ухаживаниям…

…Скользя на высоких каблуках по блестящему полу, я нахожу его взглядом. Вон он, сидит в баре — мужчина за сорок в джинсах, белоснежной рубашке под синим пиджаком и кожаных лоферах. Увидев меня, он тотчас встает. На лице рассеянная улыбка, в глазах — голод.

Пора выходить на сцену. Пора играть Блэр. Играть саму себя.

Медленно устанавив зрительный контакт, я гипнотизирую его своими синими глазам и чарующе улыбаюсь. Пусть представит, как его член будет выглядеть у меня во рту. Уловка срабатывает на отлично. Он пожирает меня взглядом, отчего у меня подскакивает пульс. Ничто так не опьяняет, как обожание.

Я останавливаюсь напротив него и протягиваю руку.

— Привет, Люк, — выдыхаю, понизив голос.

— Блэр… ты сегодня поистине бесподобна, — бормочет он.

От него сильно пахнет — можно сказать, разит — дорогим одеколоном. У меня даже в носу щиплет. Обливался им, что ли?

— Выпьем что-нибудь перед тем, как подняться наверх?

Хочется усадить его к себе на колени, как ручную собачку, и успокоить, но я не могу и потому просто растягиваю губы в улыбке.

— Пожалуй. Бокал шампанского, если можно.

Может, попробовать напиться? Вдруг алкоголь поможет мне ничего не чувствовать. Ни его рот, ни руки. Ни то, как он двигается внутри.

На долю секунды я задаюсь вопросом, знает ли он, что мне всего восемнадцать. Впрочем, какая разница. Наверное, этим я и привлекаю его — своей юностью.

После двух кругов — виски со льдом для него, шампанское для меня — он наклоняется ко мне и, придерживая за задницу, шепчет:

— Тебе хватит. Я слишком долго этого ждал и хочу, чтобы ты ясно соображала.

— Тогда пошли, — отвечаю, а сама борюсь с подспудным желанием дать деру. Приходится напомнить себе, зачем я сюда пришла. Чтобы выжить, я должна научиться играть в эту игру.

Люк ведет меня к лифту, приобняв мускулистой рукой за талию. Как только двери закрываются, я оказываюсь притиснута к стене. Он целует мою шею, груди, выступающие из выреза платья; мягкие губы оставляют влажные следы на моей обнаженной коже. Я запрокидываю голову — закрыв глаза и разум, выключив все эмоции — и начинаю отрабатывать то, что он на меня потратил.

— Что теперь? — спрашиваю, когда мы заходим в номер.

— Теперь я сделаю то, о чем мечтал весь вечер.

Он целует меня в рот. Потом укладывает в постель, отодвигает мои волосы в сторону и кончиками пальцев задерживается на лице. Его прикосновение обжигает.

— Ты такая красивая… В жизни не встречал никого красивее, — шепчет он, щупая меня.

Я вижу в его глазах свое отражение, и оно пугает меня. Пока он повторяет то, что бормотал мне когда-то мистер Каллахан, я все смотрю на свое отражение и думаю, какое же у меня холодное и пустое лицо… Но красивое. Всегда красивое.

Не тратя время на раздевание, он задирает мое платье до талии, потом расстегивает молнию на брюках, натягивает на свой возбужденный член презерватив и проталкивается внутрь. Я сухая, мне немного больно, но чем дольше он двигается и теребит мой клитор, тем труднее мне поддерживать в себе отвращение. Тем больше моему телу все это нравится.