Да уж… Они злобны и безжалостны, но в то же время наивны и просты как дети. Когда американцы были в Афганистане – можно было грабить караваны и конвои, продавать все это на рынке, требовать с американцев деньги за то, чтобы пропускать по своей территории караваны без обстрелов. И власти Пакистана – они тоже могли требовать денег, помощи оружием, военных инструкторов, «на борьбу с терроризмом», шантажируя взрывом террористической активности, дестабилизацией всего региона и тому подобными вещами. Но самое главное – американцы давали смысл жизни – джихад – и объяснение того, почему жизнь так плоха, почему они живут в грязи, в мерзости, в запустении, живут как скоты. А после того как американцы ушли, не стало ничего. Не стало денег, которые здесь еще отцы зарабатывали только джихадом, не стало врага, против которого можно было воевать. Самое главное – не стало объяснения, почему все так мерзко, страшно и убого, почему треть детей умирает еще до года, а через весь кишлак течет зловонный ручей нечистот, который тек и при отцах, и при дедах, и при прадедах. Не стало ни американских ботинок, ни американской одежды, которая удобна и годами не рвется, ни топлива, которое можно слить с обстрелянного бензовоза, ни доступного металлолома у американских баз, который можно собрать и сдать.[23] Осталось только то дерьмо, что вокруг тебя. Да сосед, который жаждет мести за какую-то историю столетней давности.

И выход только один. Либо жить как скоту, и подохнуть как скоту, в блевотине и отвращении к самому себе, в осознании собственной отсталости и убогости. Либо идти вперед. Вперед и вперед, туда, где еще можно взять что-то ценное, где женщины и дети, где мужчины, похожие на женщин, не готовые драться и умирать за свою землю и свои семьи, где протестовать и воевать способны только против своего государства, а главный протестный метод – уехать. Вперед, и только вперед, не слушая кличей и воплей, не прислушиваясь к голосу разума, трактуя Коран так, как нужно в данный момент, не хороня мертвых и не думая о живых. Вечное настоящее и вечная война, джихад до победы, светлое будущее в виде всемирного Халифата, в который никто не верит. И очередная страна, грабя которую можно прожить еще год, два, пять…

Сирия, Пакистан, Ирак, Индия, Ливан, Азербайджан, Грузия, Таджикистан, Туркменистан, Казахстан, теперь вот – и Россия. Чистые и ухоженные города, дома, в которых есть горячая вода, чистенькие, не знавшие лишений дети – дети неверных, над которыми можно надругаться, можно заставить прислуживать себе, продать, угнать в рабство. Чистые руки, правильные слова и сострадание к несчастным, которые заменяют пулю, кнут и праведный гнев отцов и дедов, – о, будьте уверены, несчастные по достоинству оценят заботу. И таких стран хватит на наш век, а то, что с нами будет потом… ведь это будет потом, не правда ли…

Похоже, что тыл был. Проблема, с которой сталкивались армейские офицеры, переходя в ЧВК, была в том, что в армейских терминах нет понятия «заказчик». Заказчик, который платит деньги и потому всегда прав. Но одновременно с этим заказчик не является профессионалом, и потому очень важно найти тонкий баланс между выполнением пожеланий и требований заказчика и тем, что действительно нужно сделать, объяснить заказчику, что для него самого лучше лишь определять политику в целом, оставив остальное на откуп профессионалам. И нет более легкого пути вылететь из бизнеса, чем раз за разом вступать в конфликт с заказчиком. Если ты приносишь фирме деньги, если заказчик платит – она будет тебя прикрывать и поддерживать, что бы ты ни делал. Если денег нет… тогда ничего нет. Жестко, но в чем-то очень правильно. Если бы военная служба была поставлена именно так – они никогда не оказались бы в этом долбаном Эй-стане, откуда и происходят все их теперешние неприятности…

– Я понимаю… – открыто сказал индус, – что ваша… успешность как менеджера региона будет зависеть и от тех отчетов, которые я буду посылать в штаб-квартиру. И поскольку у меня есть основания доверять вам как профессионалу, я намерен дать вам серьезный карт-бланш, по крайней мере на первое время. Дальше по обстановке, сами понимаете. Я не дурак и понимаю, что будет, если перегнуть палку. Тот же Душанбе…

– Душанбе нельзя сравнивать с местной обстановкой, сэр, – сказал Сэммел, – это совершенно разные вещи. В Таджикистане местные жили четверть века в обстановке фанатизма, злобы и убожества, без образования, без нормальной работы, медицины и всего прочего. Здесь мы находимся на территории бывшей сверхдержавы, которая первая запустила человека в космос. По какой-то причине – здесь оказалось большое количество молодых и агрессивных фанатиков, которые требуют свой фунт мяса, но это не их земля и не их страна, сэр. Здесь мы можем остановить весь этот кошмар в зародыше, обеспечить работу вам, мир русским и, наверное, всему миру. Потому что если будет война и здесь, то война будет везде, в Европе… везде, свободного места больше не останется. Я хочу попробовать. По крайней мере, попробовать. А вы, сэр?

Индус подумал. Потом решительно протянул руку:

– В деле. Не скажу, что до конца, но по крайней мере не до первого траббла.

Соглашение было заключено.

– Каковы ваши планы? – спросил индус.

– Первым делом надо укрепиться. Поэтому я намерен облететь все сайты до единого.

Индус утвердительно кивнул.

– Затем уже начнем разбираться. Слышали про взрыв в городе?

– Слышал… ужас.

– Нужно минимизировать количество вашего персонала, который будет находиться в городе. Здесь, на открытой местности, будет намного безопаснее.

Индус недоверчиво повел плечами.

– А если… нападение?

– Будут группы быстрого реагирования. У нас есть вооруженные самолеты, сэр, и я намерен создать пару промежуточных аэродромов с тем, чтобы добираться до места как можно быстрее. У нас есть беспилотники, и можно поставить списанные армейские системы наблюдения. После того как мы ушли из Афганистана, их на рынке полно. И можно купить дешево. Что думаете?

– Без проблем, – индус легко расстался с деньгами.

– Отлично. И я намерен поставить на каждой обитаемой точке опечатанные ящики с оружием и провести краткий инструктаж по его применению.

Индус вопросительно поднял брови. Это было против всяческих правил, прежде всего против международного права, делящего сражающиеся стороны на комбатантов и некомбатантов. К этим нормам были еще какие-то нормы… например, что журналисты не имели права носить оружие на работе. Нефтяники – были, можно сказать, «живым товаром». И если на них нападали, они должны были покорно сидеть и ждать, пока их охрана разберется с нападающими: допустимы были только пассивные средства защиты, такие как бронежилет или укрепленный автобус. Если же по каким-то причинам охране отбить нападение не удавалось, нефтяники попадали в руки боевиков и должны были ждать, пока их выкупят, освободят силой или пока кто-то отрежет им голову перед камерой во имя Аллаха. Последнее случалось все чаще и чаще: обе стороны озверели и уже не задумывались о пиар-имидже своих действий.

– Это необходимо, сэр. Каждый человек имеет право защищать себя и свою свободу. А что касается договоров и всего прочего… они никаких договоров не соблюдают. Чеченцы – известные похитители людей.

– У нас будут проблемы со страховщиками. И индивидуальные страховки, и по оборудованию. Не думаю, что страховщикам понравится, что каждый сайт теперь еще и огневая точка. Они страховали некомбатантов, а не солдат.

– Сэр, если на тебя напали, есть только один выход из двух. Либо поднять руки. Либо сражаться. В морской пехоте США меня научили второму. Захват заложников – то, с чем я не хочу иметь дела ни при каком раскладе. Страховщики, я уверен, тоже.

Индус хитро усмехнулся:

– Я человек мирный. Но мне нравится ход ваших мыслей. Да, нравится. Думаю, мне удастся убедить кое-кого.

– Мы разместим звуковые пушки, сэр. Они хорошо помогали и помогают против пиратов. Но если это не сработает, надо быть готовым ко всему.