Я знаю, что она пытается разрядить обстановку, при-

вести меня в чувство, но у неё не получится. Я - это

снова я, и ей придётся привыкать ко мне прежней. Заново.

После первого урока ко мне подходит Нина Игорева.

- Пойдём покурим.

Я киваю. Выходим на улицу, заходим за школу.

- Ну, как дела вообще? - небрежно спрашивает.

Я знаю, что она не испытывает неловкости, не

пытается выведать что-либо нелепой попыткой начать

вымученный разговор. Просто спрашивает.

- Никак, - пожимаю плечами.

- Уже неделю ходишь, как убитая.

- Не высыпаюсь.

Тут Игорева резко бросает сигарету, затаптывает.

- Это что ещё такое? - восклицает женский голос. Я

оборачиваюсь. Литераторша стоит перед нами с видом

«какого, мать вашу, хрена?». Я молча смотрю на неё.

Затягиваюсь.

- Леонова, немедленно потуши сигарету!

Я снова затягиваюсь, поднимаю руку и тушу окурок

о запястье. Жжёт. Больно. Терпимо. Кожа плавится. Пахнет

горелой плотью. Неприятно. Один большой бледно-красный

круглый след и много более тусклых вокруг. Кожа пылает.

Больно. Очень.

У Ирины Максимовны вытягивается лицо. Я кидаю

бычок на асфальт и иду обратно в здание.

Биология. Ира сваливает в середине урока,

попросившись выйти. Через несколько секунд после её ухода

я чувствую запах гари. Не обращаю внимания. Затем

звучит сигнал пожарной тревоги. Народ тут же загалдел,

поднялся, начал двигаться к выходу. Выходим из класса. В

нос ударяет характерный запах горелого. Весь третий этаж

заволокло дымом. Мои глаза слезятся. Школьники паникуют.

Биолог ведёт всех к выходу, спокойно и громогласно

отдавая команды. Я вспоминаю об Ирке. Где она? Я не

видела её, когда вышла из класса. Я прячусь в хвосте

толпы, жду, когда все свалят, тщательно высматривая Иру,

затем бегу в туалет. Открываю дверь. Закашливаюсь. Глаза

тут же заволакивает пеленой слёз. Ни черта не вижу из-за

дыма. Закрываю лицо рукавом кофты. Осматриваюсь. Ирки

нет. Горит деревянная дверь кабинки. Шикарно. Несмотря

на то, что уверена, что Ирки тут нет, кричу:

- Фролова!

Огонь перекидывается на соседнюю кабинку. Чёрт… Я

выбегаю из туалета, плотно закрыв дверь. Бегу к лестнице

и сталкиваюсь с Кириллом Алексеевичем.

- Где Ира? - быстро спрашивает, явно нервничая.

- Не знаю! В туалете её нет.

- На улице тоже.

- Может, она на втором? - Я сбегаю по ступенькам,

Биолог за мной.

- Фролова! - воплю я.

Я быстро оглядываюсь. Грачёв бежит в коридор, что

прямо, я - направо. Никого нет. Весь второй этаж тоже в

дыму.

Ирка. Сидит около кабинета директора. Я сажусь рядом

с ней на корточки. Прикладываю руку к шее. Затем

подношу к носу. Пульс - есть. Дыхание - есть. Сознания -

нет.

- Кирилл Алексеевич! - кричу.

Грачёв подбегает к нам, хватает Ирку на руки и несёт

к выходу. Видимо, она надышалась дыма. Интересно, что

она вообще здесь делала? И откуда столько дыма здесь? Я

захожу в туалет. Та же картина. Подожжены кабинки. Я

захожусь в долгом приступе кашля. Закрываю рот и нос

рукой, стараясь не дышать, бегу к двери. Дверь не

открывается.

Что. За. Херня.

Я не помню, чтобы закрывала дверь. На втором этаже

она всегда закрывается слишком плотно, хрен откроешь. Я

пытаюсь выбить. Руками, ногами, всем телом. Кабинки

горят. Если это конец, я против. Только не здесь. Не в

том туалете, в котором покончила с собой Лиза Ефимова.

Только не сейчас. Я молодая, и у меня Художник.

Которому я не нужна, но всё же. Я отхожу от двери и,

разогнавшись, врезаюсь в неё. Ни черта. Задохнуться и

умереть? Сгореть заживо? Задохнуться и сгореть заживо?

Я подбегаю к окну, долго борюсь со шпингалетом, который

несколько лет не открывали и каждый год белили вместе

с рамой, открываю настежь окно. Свешиваюсь вниз,

урывками глотаю спасительный воздух. Снова кашляю.

Времени бороться с дверью нет. Я глубоко вздыхаю,

набираясь смелости, встаю на подоконник, осторожными

шагами пробираюсь к жестяной трубе. Если она не

выдержит, трындец придёт не только мне. Я хватаюсь

дрожащими руками за трубу и спрыгиваю, тут же

обхватывая её ногами. Тупая затея. Я кидаю быстрый

взгляд вниз. Ладно, всего лишь второй этаж. Я медленно

съезжаю по трубе, но услышав, как та натужно скрепит,

поддаваясь порыву, отпускаю её и в свободном, но

коротком падении, лечу на землю.

Приземляюсь на спину. Больно. Очень. Терпимо.

Надеюсь, не сломала позвоночник. Я осторожно поднимаюсь.

Отбила шейные, поясничные позвонки и копчик. Чёрт. Я

поднимаю голову и смотрю в окно туалета второго этажа.

Даже отсюда вижу всё разгорающееся пламя. Затем слышу

вой пожарной машины. Вовремя.

Бреду к главному входу. Здесь стоят все наши.

Некоторые учителя в панике. Пересчитывают детей и

мечутся из стороны в сторону. Интересно, моё отсутствие

вообще кто-нибудь заметил?

- Леонова!

Я оборачиваюсь. Арина Викторовна и Альберт

Николаевич стоят поодаль от меня. Я подхожу к ним.

Фирс стоит позади Викторовны, обнимая её руками.

Хм.

- Ты где была? - спрашивает Викторовна.

- Дверь в туалете опять заела, - пожимаю плечами я.

- Что ты вообще делала в туалете? - басит Фирсов.

- Да… долгая история. А что случилось-то? Поджог?

- Скорее всего.

- Анька!

Я оборачиваюсь. Верка стоит в объятиях Макса. Надо

же, все обнимаются. Как будто из Сайлент Хилл выбрались,

ей-богу. Я киваю Фирсову с Викторовной, решив подумать

об их внезапном поведении позже, и подхожу к Вере с

Максом.

- Ты где была? - спрашивает Вера.

- Да тут. Просто в толпе затерялась.

- Иру «скорая» увезла, прикинь. Дымом отравилась. Но,

сказали, ничего серьёзного. Биолог, кстати, с ней поехал.

Интересно, с чего бы…

Я нервно поёживаюсь. Вера вроде выглядит безмятежной,

мне же за Ирку неспокойно. Вечно она чем-то травится.

Будем надеяться, что в действительности ничего серьёзного.

Я сажусь на бордюр и устало потираю лоб. Достаю

из кармана сигареты и закуриваю. Ирина Максимовна

кидает на меня неодобрительный взгляд, однако ничего не

говорит. От меня воняет гарью. Я морщусь.

- Да ладно вам, - беспечно произносит Макс. -

Нормально же всё. Кроме Ирки, пострадавших нет.

- Думаю, это стоит отметить, - добавляю я.

Вера усмехается.

- Да нажрёмся, как суки.

Я поднимаю голову.

- Это сейчас ты сказала?

- Я!

Я вновь затягиваюсь. Пальцы до сих пор дрожат. Вот

тебе и переломный момент. Былого хладнокровия больше

нет. Быстро, однако. Я опять ёжусь, думая о Ирке. Я

ужас как перепугалась. И Биолог, думаю, тоже. Видимо,

он её действительно любит. От этой мысли становится

немного завидно. Меня-то никто не любит. Я смотрю на

Веру с Максом. Они обнимаются, их пальцы переплетены.

Макс смотрит на меня. Я впервые вижу в его взгляде

раскаяние. Я его прощаю. Давно простила. Во мне нет

ни злости, ни обиды. Думаю, есть вещи повесомей. Я

понимаю, что мне жаль их. Жаль их всех.

Я хочу, чтобы Лера никогда не уезжала, а Георгий её

никогда не бросал. Пускай он любит её. А она не

убивается из-за их разлуки.

Пускай Вера никогда не встретит Георгия. Пускай она

встретит кого-то другого. Кого полюбит взаимно. И очень

сильно. Пускай Макс с Верой никогда не встречались.

Пусть Макс просто живёт, радуется каждому дню. Пусть

между нами всё снова по-прежнему и он мой друг. И мы

говорим часами напролёт. О книгах. О людях. О жизни.

И нет больше этого разочарования. И нет горько-сладких