руки, и он снимает её с меня. Расстёгивает застёжку на

моих джинсовых шортах, и те соскальзывают по моим

ногам вниз. Я снимаю его футболку, просовываю пальцы

под пояс его джинсов и тяну на себя. Макс делает

один шаг, отделяющий нас друг от друга, и наконец

оказывается вплотную. Я расстёгиваю его джинсы,

поглаживаю пальцами низ его живота, затем нежно скольжу

выше, по животу, по груди, по шее. Макс втягивает в

себя воздух, пока я медленно, с наслаждением вожу

кончиками пальцев по его телу. Накрывает мои губы

своими. Я тут же приоткрываю их, чем он незамедлительно

пользуется, запуская свой язык в мой рот. Ладони скользят

по моей спине, расстёгивают бюстгальтер и снимают его

с меня, отбрасывая куда-то в сторону. Я отрываюсь от

Макса, открываю затуманенные глаза, тяжело, будто

задыхаюсь, глотаю урывками воздух. Жадным взглядом

скольжу по его торсу. Макс понимающе усмехается

(сволочь!), хватает меня за талию и впивается в мои

губы. Прежней неспешности как не бывало. Я обнимаю

руками его шею, мы двигаемся в сторону моей кровати.

- Я люблю тебя, - шепчу я, но он молчит.

Девяносто шесть

Стук дверь. Затем ещё один. Более настойчивый. Я

неохотно открываю сонные глаза и поворачиваю голову.

Чёрт!

- Макс! - шиплю я и толкаю его в плечо. Он

медленно просыпается.

- Энни! - зовёт из-за двери мама.

- Прячься быстрее, - шепчет Макс.

Я смотрю на него, как на полоумного.

- Ты дурак, что ли? Это я моя комната. - Стук в

дверь. - Лезь под кровать!

Макс скатывается с кровати и залезает под неё. Я

кидаю туда же его одежду. Быстро встаю, надеваю первое

попавшееся платье, в котором обычно хожу дома, и несусь

открывать.

- Ты зачем закрылась? - спрашивает мама и проходит

в комнату. Я лихорадочно озираюсь в поисках чего-либо

компрометирующего, но к счастью в глаза ничего не

бросается. Комната как комната.

- Я разве закрылась? - спрашиваю я, стараясь убрать

из голоса нервозность и не фальшивить. - Даже не

заметила вчера. Случайно, наверное.

Были времена, когда я не врала своей матери на

каждом шагу.

- Я тебе плеер принесла, - мама кладёт на комод мой

плеер с наушниками. - Чуть не села на него. Бросаешь

вещи где попало, а потом они ломаются.

Я мысленно закатываю глаза. То есть, и это всё?

Плеер? Не пожар, не цунами, не землетрясение. Чёртов.

Плеер. И ради этого столько потерянных нервных клеток?

- Спасибо, мам, - бормочу я, - прости, впредь не

повторится.

- Сегодня мы идём на обед к родителям Олега,

помнишь? - Я издаю мысленный стон досады и киваю.

- Начинай собираться. А я пойду Максима разбужу.

- Не надо! - вскрикиваю я быстрее, чем успеваю

подумать. Мама удивлённо смотрит на меня. - Ну, в

смысле, я сама его разбужу, - уже спокойнее поясняю

я. - Не утруждайся.

- Только оденься, - мама окидывает меня критическим

взглядом. Я с трудом сдерживаю усмешку.

- Конечно, - с серьёзным лицо отвечаю я. Мама

уходит, бормоча себе под нос «нервная какая-то»…

Макс вылезает из-под кровати. Одетым. Как он

умудрился одеться под кроватью?

- Чур я в ванную первая, - быстро говорю я и

вылетаю из комнаты.

Мне надоели, надоели, мне жуть как, мать их, надоели

дорогие дома, квартиры, рестораны… Нет, серьёзно, мы

какая-то семья буржуев. Всё у нас не по-человечески. Если

свадьба Беллы, то обязательно в дорогущем ресторане, чтоб

у завистливых подружек челюсти поотпадали. Если юбилей

бабушки, то я должна тащиться в её безбожно дорого

обставленную квартиру. Если тащиться на ужин нового

мужа дорогой сестрёнки, то в трёхэтажный частный дом,

выглядящий так, словно его хозяева буквально суют всем

присутствующим в лицо свою состоятельность. Буржуи.

Мне опять же пришлось напялить не то, что я хочу,

а то, что покупала мне когда-то мама. Белла лично

составила для меня наряд из бледно-розовой рубашки с

коротким рукавом и чёрной юбки чуть выше колена. Она

расчесала мне волосы и убрала их в высокий хвост, стянув

резинкой с большим металлическим цветком,

инкрустированном мелкими стразами. Долбаный цветок тут

же запутался в моих волосах. Обувь Белла позаимствовала

мне свою, длинные сапоги-чулки из настоящей замши на

низком каблуке, которые, в общем-то, ничем не лучше

маминых, потому как у Беллы, так же, как и неё,

миниатюрный тридцать седьмой размер. Нет ничего лучше

новых мозолей на старых лопнувших мозолях!

Мамаша Олега мне не понравилась. Неприятная,

высокомерная особа. А вот Белла с ней ладит очень даже

хорошо, это видно. Отец мне приглянулся больше, по

крайней мере потому, что всё время молчал. Изредка

лишь вставлял несущественные комментарии и соглашался

с женой, когда она того требовала. К Изабелле равнодушен,

что тоже не может не радовать. Умный человек не

сочтёт её ангелом во плоти, а Игоря Васильевича

глупым я бы не назвала. Он мне, как и Олег, можно

сказать, понравился.

Когда на столе осталась грязная посуда, я вызвалась

отнести её на кухню, за что получила одобрительный

взгляд от мамы. Ой, да ладно, я просто нашла повод

свалить.

Стоя на кухне и в раздумьях смотря на посуду, я

всё же решила остаться здесь. Дом большой, шум и

голоса сюда не проникают. Ну, я так думала, пока не

услышала раздражённый голос Игоря Васильевича. Не

испытывая сомнений, я подхожу к коридоре, ведущему в

гостиную, прячусь за стенкой и прислушиваюсь к тому,

что он говорит.

- Может, появишься всё-таки? - Молчание. - Твой

брат, в конце концов, женился, так ты мало того, что

на свадьбе не появился, так ещё и сейчас тебя нет. -

Молчание. - Мне не интересно, Володя. - Молчание. -

Чтобы через двадцать минут был здесь. - Молчание. -

Не обсуждается!

При упоминании о Художнике мой пульс резко

ускоряется. Да, я хочу его увидеть, но, чёрт побери,

даже не знаю, почему.

Я быстро возвращаюсь обратно в кухню, успев

услышать, как он с досадой произносит: «Оболтус…»

Слышатся шаги, приближающиеся ко мне. Я включаю

воду и ставлю тарелки в раковину с намерением их

помыть.

- Что не так с вашим сыном? - как бы между

прочим обронила я, на самом деле отчаянно желая узнать

хоть немного о Художнике.

- А что с ним? - удивлённо спрашивает Игорь

Васильевич.

Я пожимаю плечами.

- Не знаю… Он не кажется мне столь же

ответственным и старающимся во всём быть похожем на

вас, сколь Олег.

- Аня, верно? - спрашивает он и садится на стул,

обитый мягкой бежевой тканью.

Это был явный пас в мою сторону, но меня не

так-то легко смутить.

- Верно, - как ни в чём не бывало киваю я.

- Он инфантил, - усмехается Игорь Васильевич.

- Я бы назвала его романтиком, - бормочу я.

Игорь Васильевич некоторое время молчит, а я не

вижу, почему, так как мою посуду, затем он почему-то

вновь усмехается и спрашивает:

- Так это ты с ним тогда со свадьбы уехала?

Я киваю.

- Так вот о ком он всё говорил. Все уши прожужжал

мне про тебя.

Я роняю мыльную тарелку из рук. Глупое сердце

пропускает удар.

- Смотри, испортит тебя, - не замечая моей реакции,

произносит Игорь Васильевич.

- Если не я его.

Я домываю тарелки и выключаю воду. Поворачиваюсь

и вижу, как он достаёт из кармана пачку дорогих сигарет.

Я достаю из кармана рубашки зажигалку и прикуриваю.

- Куришь? - интересуется он.

Я беззастенчиво киваю, не видя смысла врать. Уже

жду, что скажет, мол, не хорошо, тем более, в моём