орёт Rammstein. Я продержалась где-то двадцать минут, в

надежде, что в Максе всё же проснётся совесть, он

вспомнит, что теперь живёт не один, что за стенкой, в

конце концов, я, пытающаяся грызть гранит науки. Но

это совершенно бесполезно, какая к чёрту совесть, это

же Макс.

Поэтому я кидаю учебник на кровать, выхожу из

комнаты и стучусь в соседнюю дверь. Как в общаге,

ей-богу. Макс открывает дверь, и меня буквально-таки

оглушает криком Тилля.

- Я пытаюсь делать уроки, - говорю.

- И что?

- Макс, если ты ни хрена не делаешь, хотя бы не

мешай другим.

- Это всё?

- Выруби музыку.

- Потому что ты просишь? Извини, не слишком

мотивирует.

И захлопывает дверь. Какого хрена?

Ладно, не на ту напал.

Возвращаюсь в свою комнату, беру телефон, нахожу

самую шумную из песен Papa Roach, подключаю телефон

к колонкам и врубаю полную громкость. В первую секунду

жутко бьёт по ушам, но я не собираюсь признавать

поражение. Посмотрим, кто кого. Кажется, будто вибрирует

вся комната, уши уже болят.

И пяти минут не прошло, а Макс долбит в дверь.

- Чего? - ору я, открывая её.

- Выруби на хрен свой Papa Roach, - орёт он в ответ,

с трудом перекрикивая «Burn».

- Выруби на хрен свой Rammstein, - парирую я и

захлопываю дверь. Пошёл к чёрту, я вошла во вкус.

Тут он стучится снова, я вновь открываю, а он,

ни слова не говоря, проходит в комнату, вынимает

штекер колонок из разъёма телефона, отсоединяет колонки

от розетки, берёт их и выбрасывает с балкона. Я молча,

не шевелясь, стою и пялюсь на него. Наконец, ко мне

возвращается дар речи, и я воплю, как полоумная:

- Ты что, совсем охренел?! Ты псих, что ли?!

А он смотрит на меня, так спокойно, умиротворённо,

что мне хочется его придушить. Но вместо этого я

выбегаю из своей комнаты, забегаю в его и закрываю на

замок дверь. Здесь всё ещё орёт Rammstein. Я проделываю

с колонками то же, что и он с моими, только отсоединяю

их от системного блока, и выкидываю на улицу.

Смотрю вниз, там валяются мои старенькие белые

колонки и его новые, с чистым глубоким звуком, чёрные.

Хоть какое-то утешение.

- Твою мать.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь

- Ты всё-таки их выкинула, - говорит Макс, на

удивление спокойно.

- Как ты вошёл?

- На наших дверях одинаковые замки, поэтому ключ

от твоего подходит и к моему.

- Ещё одна хорошая новость, твою мать.

- Что мы теперь будем делать? - спрашивает Макс

и тоже свешивается с балконных перил, чтоб посмотреть.

- Избавимся от улик, - пожимаю плечами я. - Даже

если родители и зайдут в наши комнаты, они вряд ли

заметят пропажу колонок.

- Тогда пойдём вынесем их на помойку.

Мы расходимся по комнатам, одеваемся и спускаемся

вниз. От колонок мало что осталось, приходится обыскать

весь летний сад в поисках разлетевшихся деталей.

Когда колонки, буквально по кусочкам, собраны, и мы

уже собираемся тащиться на местную помойку, к дому

подъезжает машина Миши. Отлично. И как мы на этот

раз выкрутимся?

- Привет, дети. - Миша хмурится и настороженно

спрашивает: - Это что?

Мы с Максом молчим.

- Может, объясните, что случилось с техникой?

Мы с Максом переглядываемся и в один голос

произносим:

- Вот чёрт…

Семьдесят семь

- Я не могу понять, что происходит в этом доме?

- спрашивает мама, но вопрос скорее риторический.

Глупо было ожидать, что мы избежим разбора

полётов. Поэтому, как только пришла мама, мы

расположились в гостиной, мы с Максом на диване, эти

двое - в креслах напротив нас. Как на допросе, ей-богу.

- Ничего не происходит, - пожимаю плечами я.

- Мы просто немного повздорили, - продолжает Макс.

- Да, с кем не бывает, - заканчиваю я.

- И выкинули колонки? - спрашивает мама.

- Макс первый начал.

- Если б ты вела себе по-человечески, я бы ничего

не начал, - не остаётся в долгу он.

- Если б ты вырубил музыку, я бы вообще тебя не

трогала.

- Если бы ты нормально попросила, я бы вырубил.

- Может, мне ещё на колени встать надо было? Не

слишком много чести?

- Вечно ты ведёшь себя так, будто тебе все что-то

должны.

- Вечно ты ведёшь себя так, что мне хочется тебя

придушить.

- А ну-ка заткнулись оба! - прерывает наш спор Миша

и мы разом замолкаем, вспомнив, что в комнате не одни.

- Почему вы вечно собачитесь? Ещё недавно не отходили

друг от друга, а тут не можете элементарно поладить.

- Можем, если Аня перестанет капать на мозги.

- А Макс - действовать на нервы.

- Так, всё, - вздыхает мама. - Вы оба ужасно

несносны, и не хотите слышать ни друг друга, ни

окружающих. Идите по своим комнатам и не появляйтесь.

И никаких вам новых колонок, тоже мне, войну с

выбрасыванием затеяли.

Мы облегчённо вздыхаем и встаём с дивана,

поднимаемся наверх.

- Добилась? - спрашивает.

- Хотелось бы напомнить, что ты первый начал.

- Детский сад, ей-богу, - кривится Макс. - А ты

повторила. Своего ума нет?

- Ладно, в следующий раз буду думать сама.

- Не будет следующего раза. Предлагаю нам с тобой

вообще не видеться и не общаться.

- Отлично.

- Отлично.

Двери спален одновременно захлопываются. Отлично.

Семьдесят восемь

Поджигаю сигарету, затягиваюсь и выдыхаю дым. Снова

затягиваюсь и выдыхаю. Уроки уже закончились, мы стоим

за школой. Верка смотрит на меня.

- Ты нервная, - говорит.

- С чего бы?

- Это уже третья сигарета.

Я удивлённо смотрю на неё.

- Я даже не заметила.

- Зато я заметила. - Верка оглядывается. - Что за

шум?

И правда, с соседней стороны здания слышен какой-то

гул. Верка, видно, тоже заметила. А я-то думала, что

это у меня в голове шумит.

Как по заказу появляется Нина Игорева и, весело

улыбаясь, суетливо тараторит:

- Вы чего встали? Там во дворе драка!

Я выкидываю окурок и скучающе смотрю на неё.

- Плевать вообще, - говорю. Верка согласно кивает.

- Да вы дуры, что ли? - вопит Игорева. - Там

Лебедева из параллельного со Смирновой дубасятся не

на жизнь, а на смерть.

Мы с Верой удивлённо переглядываемся.

- Со Смирновой? - переспрашивает она.

- Ну да. Блонда как будто с цепи сорвалась.

- Пойдём посмотрим, - говорю.

Нина возбуждённо кивает и, на удивление быстро, на

своих-то высоких каблуках возвращается к побоищу. Мы

идём за ней.

То, что «Лебедева со Смирновой дубасятся», было

слишком громко сказано. Скорее, это Лебедева дубасит

Смирнову. Мы протискиваемся туда, где стоит Ирка,

практически в первые ряды, и приступаем к просмотру.

Кто снимает на телефон, кто-то смотрит неодобрительно,

и даже с жалостью. Но при этом ни один из

присутствующих не хочет помешать этим двоим, или

позвать кого-то на помощь.

- Что случилось-то? - спрашиваю я у Игоревой.

Та усмехается.

- Парня не поделили.

- Кого? - интересуется Вера.

- Короче, - произносит Нина, и мы готовимся к

рассказу, наполненному сплетнями и грязью. - Макс

засадил Лебедевой по самое не хочу, а Смирнова

узнала и назвала Линку шлюхой. Ну и понеслась.

Светлые волосы Юлианы уже все в грязи, под

носом кровь, белая юбка и жёлтая кофта тоже испачканы.

Не знаю, кого мне больше жаль - Юлиану, или её

так кощунственно испорченную светлую одежду.

- Может, кого-нибудь из учителей позовём? - предлагаю

я и морщусь, видя, как Лина хватает Юлиану за волосы,

и бьёт головой об асфальт.

- Не надо, - протестует Ира. - Давай посмотрим.