– Так… Думаю… – я поворачиваюсь к нему. – Север вспоминаю. Сегодня говорил с Булуном, с Николаем Фёдоровичем.

– Понятно… Засосало, значит?

– Угу… Хочу туда… слетать поскорее…

Молчим.

– У тебя что, там… кто-нибудь остался? – Ванька вдруг поднимает глаза.

Его внезапная догадка повергает меня в шок. Под его просто змеиным взглядом понимаю, что не могу ему соврать, и от этого ощущаю липкий страх. Сейчас я действительно его боюсь! Молча утвердительно киваю.

– Ее зовут Таня, – почти выдавливаю я.

С ужасом вижу, как Ванька бледнеет. Обозначаются скулы. У него даже широко открытые глаза белеют. Сначала слышу звонкий звук оплеухи и лишь потом чувствую боль.

– Это тебе за Дашу! – очень звонко звучит его голос, и раздаётся второй такой же звук. – А это – за Серёжу!

Из разбитого носа пошла кровь. Кажется, ещё и губа…

– А теперь можешь меня убить, – глядя в сторону, глухо и как-то устало произносит Ванька.

Беру его за плечи и прижимаю. Теперь кровь из носа капает на его волосы, на рубашку… Я его держу, а он стоит, безвольно опустив руки. И вдруг… Его плечи начинают вздрагивать, и я слышу всхлипывания.

– Ванюха… Прости меня… – бормочу я.

– Как ты мог? – он продолжает всхлипывать. – Как ты мог?! Ты же разрушил… Что, гены нашего отца сказались?

– Ванюха… Ну прости меня…

И только сейчас я чувствую обе его руки на себе. Ещё крепче прижимаю. И Ванька меня тоже.

– Я должен тебе всё рассказать, братишка, – шепчу я ему на ухо, – ты многого не знаешь… Выслушай меня, постарайся понять… Хорошо?

– Ладно… Пусти меня, пожалуйста, – бормочет он. – Конечно же, я тебя выслушаю! Знаешь, я водки хочу.

– Я тоже.

Отпускаем друг друга. Ванька бросает взгляд на мою побитую им рожу.

– М-да… Садись. Врачевать тебя буду.

– Завтра придётся рассказать, как мне братишка морду расквасил… – пытаюсь пошутить я.

Я уже рассказал всё. Всё как на духу. Ничего не утаил. Рассказал, как всё случилось с Таней и почему. Кем она была до меня и какой теперь стала. Да и как же я мог не рассказать всё моему Ваньке! Теперь он сидит передо мной, обхватив голову руками, и смотрит в стол.

– Значит, ты не шутил, когда тогда по телефону сказал, что собираешься жениться? – тихо спрашивает он.

– Почти нет… Я всерьёз собирался начинать новую жизнь в Булуне.

– Я всё понял… Во всём виноват я… Один только я! – он поднимает на меня глаза. Господи! Какая же там боль! – Это же я виноват! – и повышает голос. – Ну зачем ты всё-таки тогда со мной связался! От меня же одни неприятности! Всем!

Так… Этого только не хватало! Что это ещё за голос из прошлого?! Встаю, беру табуретку, сажусь рядом с ним и обнимаю.

– Идиот ты, Ванюха… И как тебе это пришло в голову? Ты опять забыл, что мы с тобой братья. Поэтому – чтобы я от тебя больше таких слов никогда не слышал. Понял? Ни-ког-да! Запомни! Своей жизни я без тебя не представляю. Усвоил наконец?

Грустно кивает.

– Сашка… Но что же теперь делать? Вон ведь как всё получается! Две женщины любят тебя… Да и ты… – он осекается, боясь выговорить главное.

– Буду гнать зайца дальше, – бормочу я. – Главное, чтобы Даша не узнала.

– Понимаю…

– Жизнь часто нам тяжёлые загадки загадывает. Я это уже давно понял. Вины твоей в том, что происходит, нет никакой. Не казни себя. То, что случилось, соорудил только я сам. Постарайся всё выкинуть из головы. Понял?

Молча утвердительно кивает.

– А теперь хочу шантажировать тебя.

– Это как? – безразлично спрашивает Ванька.

– Я тебе… дорог?

– Идиотский вопрос, – бурчит он.

– Вот, если я тебе дорог, то выкинь из своей лохматой башки весь этот разговор и верь, что я постараюсь эту ситуацию как-нибудь разрулить.

Молча отрицательно мотает головой.

– Извини меня… Не смогу я, Сашка… Я готов пойти на что угодно, чтобы помочь тебе.

– Не надо идти на что угодно. В худшем для нас случае этот разговор должен остаться между нами двоими. А лучше бы ты вообще выкинул всё из головы. Я сам эту кашу заварил, мне её и расхлебывать. А теперь пошли спать.

Устраиваемся на тахте. Ванька… не кладёт мне голову на плечо! Лежит и тупо смотрит в потолок.

– Давай-ка на своё место! – шёпотом приказываю я, пригребаю его и сам укладываю его голову себе на плечо. – И обними меня! Я хочу почувствовать, что мы вместе. Мы вместе?

– Вместе… И выкручиваться должны вместе! – тоже шёпотом и очень твёрдо отвечает он.

– Вот, так оно лучше… – улыбаюсь я разбитыми губами.

– Саш… Ты правда на меня не сердишься?

Во, блин! Детский лепет на лужайке!

– Конечно, не сержусь и не обижаюсь!

– Прости меня, Сашка… Прости за всё…

– Ну точно – идиот! – я фыркаю. – Ну как я могу тебя простить за то, что ты у меня есть? Ну скажи? Кто мне ещё может так по морде двинуть? Братишка мой любимый и родной…

– Вот и прости за то, что лицо тебе разбил.

– А рука у тебя, однако, крепкая… Я оценил, – смеюсь и сморщиваюсь от боли. – Ладно, моё всё, спи давай! И выкинь всё из башки!

– Без прошлого нет будущего… Не получится… – Ванька вздыхает.

– Ты спать сегодня будешь?

– Я постараюсь…

– Александр Николаевич, там вас спрашивают, – сообщает охранник.

Спускаюсь в приёмный покой.

Ого! Стоят Васька, который был штурманом в экипаже Ил-76, и его двоюродный брат.

– Саша! Здравствуй, дорогой! – Васька с широко разведёнными руками идёт ко мне. – Дай я тебя обниму! Спасибо тебе, лекарь ты замечательный! Вот, специально приехал, чтобы поблагодарить…

Он обнимает меня, кажется, даже прослезился.

– Ну, Вась… Прекрати! Всё здорово! Главное, что у тебя теперь этой гадости нет.

– Слушай, Саша, я твой должник по гроб жизни. А я ведь тогда тебе не поверил… Ещё раз спасибо. Знаю, что ты ничего не берёшь за лечение. Но ребята сказали, что если тебе опять нужно будет, то…

– Будет нужно, – прерываю я его. – Осенью опять вас буду просить.

– Что-нибудь там забыл? – с некоторым подковыром спрашивает Васька.

– Забыл. Людей, понимаешь, Вася, я там забыл. Да и не могу я теперь совсем без севера. Вот на месяц туда слетаю. Поработаю. Ждут там меня.

– Вас и тут ждут, Александр Николаевич, – вставляет Васькин брат. – Народ интересуется…

– Пока не выйдет настоящий главный врач, я не могу начать приём. Надо ещё немного подождать.

Сегодня я на сутках. Уже ночь. Прошёл по палатам. Вроде всё нормально. Сижу в кабинете главного и бессовестно его прокуриваю. Можно было бы прилечь на часок-другой. Только вот мысли всякие опять топорщатся в голове… Хорошо ещё, что «скорая» пока никого не привозит.

Мысли… Нелёгкие они, эти мысли.

Странно, но мой разговор с Булуном и последующие разборки с Ванькой разворошили для меня целый ворох проблем, которые в нынешней текучке отошли на второй план. Сегодня, будучи в городе, так и не нашёл времени заехать к Даше. Только позвонил ей. Всё как обычно… Мне страшно, что такая наша жизнь стала обычной. Как в Булуне я хотел семейного тепла, уюта! Таня появилась в моей жизни отчасти из-за этого. И сейчас опять эта круговерть, которая стоит нерушимой преградой на пути к теплу и уюту. Вот и Ваньке меня не хватает. Он и сам про это говорит, да и я это чувствую. Намедни особенно сильно… почувствовал… Пусть он, не разобравшись, дал мне по морде, но я с моей заботой и теплом нужен ему! И мне не хватает и его, и Даши, и нашего сына.

С Дашей вынуждены опять целоваться в парадной, как школьники… Смешно и грустно. Её отец упорствует в неприятии меня, а она его жалеет. Самое страшное, что мы с ней к такой жизни уже привыкли! А привычка затягивает в свою обыденность… Ненормальное становится нормальным! Нормальной стала любовь по телефону, а это такое же извращение, как и секс по телефону.

А с другой стороны… Хорош отец семейства, который сутками не бывает дома. Может, пока тут такие проблемы, такой вариант и приемлем?