— Спасибо, мама, за то, что ты поделилась со всеми нами столь ценной информацией, — сказала Риган, беря с подноса кусочек хлеба. Она пыталась придать своему голосу легкость, но в глубине души чувствовала себя весьма обеспокоенной. «Я ведь профессиональный детектив, — размышляла она, — и я знала, что Ибен — вор. Не такой вор, который просто имел какие-то мелкие неприятности с законом, а достигший вершин в этом преступном бизнесе к тому моменту, как нарвался по невезению на жену полицейского комиссара. Поэтому мне просто необходимо выяснить, что же случилось с Ибеном на самом деле».

Она положила хлеб обратно на тарелку. «Нет, не так. Я должна выяснить не то, что случилось с этими произведениями искусства, где их взял Ибен и почему, а то, что произошло с самим Ибеном». Что-то говорило Риган, что перед ней вовсе не очередное дело о том, как некий вор-рецидивист вновь взялся за старое.

— Риган, слава Богу, что ты сюда приехала! — воскликнул Луис, когда увидел, как она входит в холл его гостиницы, а таксист вносит следом ее вещи.

По выражению его лица Риган поняла, что ее знакомый находится в состоянии, близком к отчаянию.

— Не беспокойся, все образуется, — попыталась успокоить она его. — Смотри-ка, тут у тебя симпатичненькое местечко, классное.

На какое-то мгновение ужас слетел с лица Луиса.

— Это точно, — признал он.

В холле гостиницы царила клубная атмосфера благодаря восточным коврам на старом дубовом полу, стульям с высокими спинками, большому камину, достаточно большому, чтобы жарить там тушу барана на вертеле, столам со стеклянными поверхностями и на ножках из оленьих рогов. «Последние, — подумала Риган, — вообще стали лейтмотивом в декоре помещений гостиницы Луиса». Они выглядывали из-под абажуров ламп и смотрели с подсвечников. На стенах на фоне красных обоев было развешано множество картин и портретов. Большая широкая лестница вела на второй этаж.

— Ресторан там, в глубине помещения, — объяснил Луис, подхватывая чемоданы Риган и направляясь к лестнице. — Но давай сперва доставим вещи в твою комнату.

Риган проследовала за ним по холлу. Когда они проходили мимо стойки администратора, сидевший там клерк, имевший облик завзятого, закаленного на горном солнце лыжника, обратился к ним:

— Луис, может, мне позвать кого-нибудь, чтобы отнести вещи наверх?

— Поздно уже, поздно, Трипп, — бросил ему Луис, уже начавший взбираться по ступенькам вверх.

«Что-то он уж больно напряжен», — решила про себя Риган. Редеющие каштановые волосы Луиса были стянуты на затылке в маленький пучок. Серебристые пряди виднелись на голове и тут, и там. «Вероятно, седые волосы прибавляются у него сейчас буквально по минутам», — подумала Риган. Несмотря на то, что Луис явно страшно нервничал, в своем шикарном красном вечернем пиджаке и серых стильных брюках он выглядел очень впечатляюще, настоящим хозяином престижного заведения.

— Где ты раздобыл все эти замечательные портреты? — спросила Риган, чуть задержавшись на лестнице, чтобы получше рассмотреть висевшие на стенах гостиницы картины.

— Они просто выглядят богато, — как бы защищаясь, ответил Луис. — Я стал собирать их, когда только купил это заведение. Ты, вероятно, будешь просто потрясена, как много людей просто-напросто выбрасывают на свалку портреты своих предков или распродают их по дешевке у дверей своих гаражей. А мне они нужны, они придают моему заведению должную атмосферу.

— А насколько стар этот дом? — спросила Риган, когда они поднялись на второй этаж.

— Ему ровно сто лет. Именно поэтому я так дорого за него заплатил и много рассчитываю с этого получить. Это заведение сначала было таверной «Сильвер майн» — «Серебряный рудник», она была построена дедом Джеральдин Спунфеллоу. Она-то и является основной вдохновительницей деятельности известной тебе Ассоциации Спасения Прошлого Аспена. Она, кстати, собирается подарить Ассоциации какую-то картину, и мы будем демонстрировать ее здесь, на нашем празднике открытия… Если торжественное мероприятие вообще состоится.

Номер Риган оказался совсем рядом с лестницей. Луис открыл дверь и вошел внутрь.

— Это мой самый лучший номер, — сообщил он, обводя комнату рукой. — Надеюсь, он и тебе понравится.

— Мне он уже нравится, — сказала Риган, осматривая старомодные обои на стенах, пышную позолоту и раздвижную кровать. — Все это заставляет представлять себя какой-нибудь поэтессой, например Эмили Дикинсон. Что ж, может, все это меня вдохновит, и я даже напишу какую-нибудь поэму.

Уже произнося эту фразу, она поняла, что ее шутка не будет по достоинству оценена собеседником. Она помедлила.

Луис опустился в покрытое зеленым вельветом кресло-качалку, стоявшее у окна.

— Риган, — простонал он, — я столкнулся с большой неприятностью. — Он нервным жестом пригладил волосы на висках, потянул за завязанный на затылке хвостик. — В это место я уже вложил огромные деньги.

— Это-то как раз видно, — согласилась Риган, но тут же пожалела о своей опрометчивости.

— Я сюда вложил все свои деньги и кучу денег инвесторов. И для меня очень важно, чтобы эта гостиница начала делать деньги и я смог уже кое-что потихоньку возвращать спонсорам.

— Ресторанное дело — очень трудное, — согласилась Риган и опять поняла, что сказала что-то не то. Наверное, есть смысл записаться на курсы изучения правил общения с людьми по системе Дейла Карнеги. «Надо думать позитивно, вселять оптимизм в своего собеседника». Так, кажется. — Ничего, ты сумеешь оправдать расходы, — не совсем удачно добавила Риган, вспоминая, что в самолете говорил обо всем этом Сэм по пути в Аспен.

— Риган, ключ к успеху — в торжественном обеде, который я собираюсь организовать здесь, — сказал Луис, его голос при этом сломался от нервного напряжения.

— Я знаю, что весь успех зависит именно от этого.

— Дело даже в большем. Я тебе не рассказал по телефону. Дело в том, что Джеральдин Спунфеллоу нашла у себя картину своего Дедули.

— Своего кого? — переспросила Риган.

— Своего Дедули. Деда своего. Она так его называет — Дедуля. Речь идет о картине Бизли, и ее стоимость оценивается в три миллиона долларов. Именно эту картину она и собирается подарить нашей Ассоциации. В новом музее города для этой картины уже отводят специальную комнату. На картине изображен тот самый Дедуля и еще один шахтер. Причем именно на той горе, что принесла им огромный доход. В четверг собираются впервые представить эту картину публике и будут там продавать серебряные именные таблички, которыми потом украсят эту комнату в музее. Бизли сделал для Колорадо то же, что Ремингтон для Запада, а О’Киф — для пустынь, — немного нервничая, принялся объяснять Луис.

— То же, что Моне сделал для пропаганды загородных пикников, — завершила его мысль Риган.

— О, Риган! — рассмеялся Луис. — Как бы то ни было, именно поэтому мы будем принимать тут столько прессы и столько любопытных со всей округи Аспена. У нас уже не осталось ни одного свободного номера, все занято. Я даже пригласил за плату одного известного публициста. Приезжают даже из журнала «Пипл». Я, в общем, пустился во все тяжкие. — Луис остановился, чтобы перевести дыхание. — А вот теперь, из-за Ибена, все на меня страшно разозлились. Они поговаривают о том, что следует все это мероприятие провести в каком-то другом ресторане. Если они это сделают, то я опять вернусь в Нью-Йорк, чтобы занять свое заслуженное место в очереди на бирже безработных.

ТЕКСТ ОТСУТСТВУЕТ — ТИПОГРАФСКИЙ БРАК

стить мероприятие в другое место? — спросила Риган.

— Ну, а разве Кендра не разозлилась на меня?

— Да, это так.

— Я знаю, что на меня страшно злы и ее друзья — Гранты.

— Точно, — опять согласилась Риган.

— Ты очень меня успокаиваешь. А как ты считаешь, что по этому поводу, в таком случае, подумает Ассоциация Сохранения Прошлого Аспена? Какое все же идиотское название у этой Ассоциации! Я накрепко привязан к преступнику, который взял да и обокрал двух самых выдающихся граждан Аспена.