— Давно это было. В детстве, — продолжал Юрий Александрович уже спокойным тоном, уловив по реакции шофёра, что подчинил всё его внимание. — Когда отец умер, мне было девять лет. Нас осталось трое короедов — я и две младшие сестрёнки. Мать работала учительницей в школе. Шили в городе. Своего хозяйства нет. Жили на одну зарплату от получки до получки. Матери надо самой выглядеть как подобает учительнице и нас всех троих одеть, обуть, накормить. Каждое лето, когда начинались каникулы, она всячески экономила за счёт растительности. Черемша, щавель, грибы, коренья, ягоды, щи из зелени — вот была наша главная еда в летнее время. Благо лес начинался сразу за городом, и мы с утра до вечера сочетали приятное с полезным — дышали свежим воздухом и искали чем бы прокормиться. Однажды мать потратила деньги на ремонт квартиры. Последний кусок хлеба отдавала нам, а сама полностью перешла на подножный корм и как-то раз объелась черёмухи. Попался куст очень вкусной спелой черёмухи, и она дорвалась, как говорится, до бесплатного. В результате — заворот кишок. Была уж при смерти, когда её отвезли в больницу. Я остался в семье за старшего. Экономить не умел. Какие гроши ещё были, мы их за неделю профинтили и повесили зубы на полку. Мать все ещё в больнице. Чем кормить сестёр? Одной зеленью не прокормишь. Что делать? Шастать по огородам и воровать с колхозных полей — не можем, ни я, ни сестры. Не так воспитаны. Пошёл в ближайшее кафе в надежде набрать остатков еды со стола — тоже не могу, стесняюсь. Тогда с отчаяния пошёл на городскую свалку. Там мигом насобирал полную сумку картошек. Картошка, конечно, плохая. Вся проросшая, наполовину гнилая, но я был доволен. Есть из чего варить суп. Когда уже собрался идти домой, случайно среди мусора наткнулся на фасоль. Выбросила какая-то хозяйка за ненадобностью. Я собрал эту фасоль в карман и не удержался — съел несколько зёрен прямо там, на свалке, не мытыми. Получил острое отравление. Меня привезли в ту же больницу, где лежала мать. Её едва спасли, и я еле выкарабкался с того света. Вот во что обошёлся нам ремонт квартиры. Обо всём этом каким-то образом узнал один бывший фронтовик, подполковник в отставке. Не знаю, как он об этом узнал. Наверно, случайно. Разговоры-то шли по городу. Так вот этот самый подполковник, совершенно посторонний нам человек, — я уже потом узнал его имя — Иван Фёдорович Кабанов, — специально из-за нас дважды ездил в Москву. В Министерство обороны. Поскольку отец мой был на фронте с самого начала и до конца войны и прошёл с боями от Буга до Волги и от Сталинграда до Берлина, Иван Фёдорович выхлопотал для нас пенсию. Вторично, когда поехал, собрал все справки о ранениях отца и о причинах преждевременной смерти, — как раз сказались эти ранения, — собрал документы, подтверждающие боевые награды, и добился своего. Ведь совершенно посторонний нам человек дважды ездил на свои деньги из Сибири в Москву. А ты не хочешь проехать каких-то сорок километров от посёлка до райцентра, чтобы помочь людям.

— Каким людям? Чем помочь-то? — спросил шофёр. — Ты объясни толком.

— Я ж тебе сказал. Тут в одной семье несчастье. Отца похоронили, мать болеет, не может ни работать, ни хлопотать о пенсии, а у неё двое ребятишек.

— Голодают, что ли?

— Хуже. Живут подачками со всей деревни. Что люди дадут, тем и живут. Мать-калека пошла работать на ферму, но у неё открылась рана на ноге, и она опять слегла.

— Тьфу, мать твою… — воскликнул шофёр. — Так бы сразу и сказал.

— Сразу, — пробурчал Юрий Александрович, обходя грузовик спереди. — Тебе пока втолкуешь, всю кровь испортишь.

Шофёр опять выругался и нажал на акселератор. Юрий Александрович сел в кабину и захлопнул дверцу. Разворачиваясь, шофёр, снова обратился к нему:

— Но ты-то чем можешь им помочь? Ты не подполковник и в райцентре нет Министерства обороны.

— Знаю чем, — важным тоном ответил Юрий Александрович и, устанавливая на коленях портфель, добавил: — Твоё дело жать на всю катушку, а об остальном не волнуйся.

Остановились возле школы, и Юрий Александрович строго наказав шофёру ждать его на этом месте если понадобится до второго пришествия, скрылся в двухэтажном деревянном здании. Часа через полтора он вернулся с женщиной, которая тоже была взволнована. Подходя к машине, она проверила надёжность причёски, спешно заправляя слабо пришпиленные тёмные с проседью волосы под мохеровую шапочку.

— Садитесь, Антонина Трофимовна, — пригласил обходительный молодой человек, открыв дверцу.

— Войдём все трое.

Втиснувшись последним, Юрий Александрович приказал:

— В райцентр. Кровь из носу, чтоб к пяти вечер быть на месте.

Заехали сначала в райсовет.

— Морозов у себя? — спросил в приёмной Юрий Александрович.

— Отсутствует, — ответила секретарша.

— И где же он?

— В совхозе «Гороховский».

— Сегодня, конечно, уже не приедет.

— Почему не приедет? Приедет. Только поздно.

— А что, он вообще поздно возвращается из хозяйств?

— В эти дни, пока идёт сев.

— Понимаю. Что же делать?

Секретарша пожала плечами.

— Подождите до утра.

Юрий Александрович растерянно посмотрел на Антонину Трофимовну.

— Не повезло, — сказал он.

— Ну что ж теперь, — с сожалением ответила Антонина Трофимовна.

— Если у вас очень срочное и важное дело, зайдите сначала к Глебу Родионовичу, — сказала секретарша. — Он поспособствует решить ваш вопрос в первую очередь.

— А кто такой Глеб Родионович?

— Помощник Евгения Афанасьевича.

— Он сейчас здесь?

— Да. В шестом кабинете.

Пока шли по ковровой дорожке к шестому кабинету Антонина Трофимовна высказала сомнение:

— Не вовремя мы. Идёт сев. Погода вон какая плохая. До нас ли ему теперь?

— Морозова я знаю, — ответил Юрий Александрович. — Это — человек. И вообще — толковый мужик. Должен понять обстановку. А обстановка у вас, прямо скажем, пахнет керосином.

— Дементьев тоже рассчитывал, что его поймут. Ездил-ездил, и никакого толку.

— С кем он беседовал? Наверно, с чиновником райсобеса? Или с каким-нибудь юристом? Тут крупное дело, в котором завязло все село, и надо решать его в высокой инстанции, а лучше всего сразу с Евгением Афанасьевичем и чем скорее, тем лучше, пока слава и сплетни о вашей деревне не распространились по всей Сибири.

— Вы хорошо с ним знакомы?

— Однажды вместе колесили по району целый день. Но дело не в этом. Дело в том, что он терпеть не может волынки и сразу ставит все точки над «и».

— Зачем же тогда идём к помощнику? Лишняя волокита.

— Все дела к Морозову идут через него. Пусть познакомится и с нашим. Порядок не будем нарушать.

Глеб Родионович, моложавый смуглый мужчина с шевелюрой жёстких иссиня-чёрных волос, выслушал посетителей с большим вниманием.

— К Евгению Афанасьевичу с этим вопросом до вас никто не обращался? — спросил он.

— Думаю, что нет, — ответил Юрий Александрович и взглянул на Антонину Трофимовну.

— Вряд ли кто-нибудь из наших к нему сунулся бы, — сказала Антонина Трофимовна.

— В таком случае понадобится дело с документами, которое в райсобесе, — сказал Глеб Родионович и взглянул на часы. — Сегодня уже не успеем. Придётся завтра.

— Ещё без десяти шесть, — сказал Юрий Александрович, глядя на свои часы. — Если поторопиться, можно кого-нибудь застать.

— Я как назло курьершу отправил по другим делам. Да и всё равно бы она не успела.

— У нас машина. Успеем. Позвоните, и нам выдадут. Какая разница?

Глеб Родионович снял трубку телефона и набрал номер.

— Занято.

Подождали с минуту, и Глеб Родионович снова набрал номер.

— Что? — с нетерпением спросил Юрий Александрович. — Опять занято?

Глеб Родионович вздохнул и теперь уже непрерывно раз за разом набирал номер минуты две подряд.

— Что такое? — сказал он. — Неужели что с телефоном.

— Скорее всего кто-нибудь висит на проводе, — сказал Юрий Александрович. — Мы сейчас поедем, скажем от вашего имени, что дело затребовал райсовет, и пусть они сами занесут вам. Идёт?