— Вы поняли, что он имел в виду?
— Не уверен, — пробормотал я, отдирая кусок воска с руки, и тихо выругался — воск, застывая, прихватил несколько волос, и выдирать их оказалось больно.
— Он что, такой мудрый, что не все понять могут? — глаза Фера блестели от осознания, с каким умом он встретился — даже магу его мудрость оказалась недоступна!
— Тебя я тоже не всегда понимаю… В мудрецы записывать?
Фер, сделал вид, что обиделся, но надолго его не хватило.
— А зачем тогда мясо оставили? — по негласным правилам, если совет таких отшельников не помогал, то можно было не оставлять даров.
— А на кой нам целый ягнёнок? Съесть всё равно не успеем, испортится.
В деревушку возвращаться не стали — слишком уж неприглядная она была, однако мимо пройти пришлось. Дорога, правда, прошла неподалёку, так что видны были тёмные головы и обращённые в нашу сторону лица. Я про себя улыбнулся. Будет теперь разговоров на неделю. Что им ещё делать в такой глухомани? Погода давно да не по одному разу обсуждена, у кого какую овцу волки подрали тоже не особо новость. А вот случайные прохожие с гор, да к отшельнику сходившие… Нет, пожалуй, не неделю, месяц говорить будут. Да ещё и с соседями обсудят.
Крюк до отшельника и обратно внёс свой вклад в усталость, а дорога всё петляла среди деревьев, между огромными камнями, растущими из самой земли, иногда стелилась по склону, прижимаясь к горе. Переночевали в деревне, почти близнеце первой, разве домов в полтора раза больше. Показалась она только в сумерках — верхом, да с утреца выйти, так к обеду и приедешь. Фер уже давно крепко спал, свернувшись калачиком на лежанке у двери, а словоохотливый хозяин полночи трепал языком, что баба в праздный день у колодца. Уставшее тело хотело спать, желудок требовал добавки за ночное бдение, а руки так и тянулись схватить горшок да надеть мужику на голову. Если посильнее сверху кружкой пристукнуть, так может и до утра помолчит. А там уже далеко сбежим с мальчишкой. Нет, пожалуй, не стоит. Ещё задохнётся в горшке ненароком. Я тихо вздохнул и согласно закивал болтуну, жалующемуся на вконец распоясавшихся волков, последнюю скотину режущих, прямо как мытари, приходили две луны назад за князевым оброком, да толку с того оброка, никакой защиты от ярла не дождёшься, пусть кочева с гор всех перережут. Уже не в состоянии следить за монологом и потерявшись в словесной лавине, я опять покосился на горшок.
Нет, при желании и времени я мог разобрать по отдельным ниткам и верёвочкам всю мешанину, что вывалил на меня мужик. Не зря в Замке иной раз и по несколько лет ученикам подобным образом законы мироздания объясняют. Чтобы суть ловили и внимание оттачивали. Мол, так можно замаскировать заклинание, а вы, дражайшие ученички, и не поймёте. Я и не понимал. Все демонстрационные заклинания читал помощник, прячущийся то на балке под крышей, то на карнизе за окном. А то и под мороком глазоотводным среди толпы слушателей. Я всегда чувствовал, откуда волшба идет. Это вроде слуха — и не видишь комара проклятущего, но знаешь — из того угла летит, зараза крылатая. Остальным приходилось пользоваться поисковыми заклинаниями, сторожевыми сферами или сетью, так что этот учительский обман оставался незамеченным из года в год. Я же сначала не ставил известность о своём «слухе», считая, что так и должно быть. А потом, разобравшись, часто пользовался этим преимуществом на практике.
Мужик, наконец, замолчал и перебрался на лавку у дальней стены. Я радостно улёгся на другую и, завернувшись в мантию, почти мгновенно заснул. Спалось плохо. Снилась охота на волков, с лаем волкодавов, рычанием загнанных зверей и руганью загонщиков. Проснулся я от того, что меня потрясли за плечо.
— Хозяин! — шепотом окликнул Фер, заметив, что я приоткрыл глаза. — Там ослика… того…
— Увели что ли? — полусонно спросил я и попытался отвернуться от Фера на другой бок.
— Нет, кажется, волки съели, — продолжал шептать Фер.
Я сел на лавке, и потёр заспанные глаза. С ослика на ночь сняли поклажу и пустили животное пастись в заросшем дворе. Привязывать не стали, забор показался надёжным.
— Волки? Какие волки в деревне в начале осени? — мой голос со сна показался хриплым.
— Голодные, наверно.
— С чего ты взял‑то?
— Сытые не вышли бы к жилью.
В темноте было плохо видно, но мне показалось, что Фер пожал плечами.
— Я до ветру пошёл, а двор пустой. Я глянул, на поле к лесу вроде волки жрут кого.
— Ну и что разбудил? Если жрут, то помогать поздно. Если свели, то ночью всё одно, следов не видно. С утра и посмотрим, что там случилось. Может и показалось тебе.
Я всё‑таки отвернулся к стене и натянул шкуру — одеяло почти на голову, показывая, что разговор окончен. Фер ещё немного постоял рядом, потом всё‑таки отошёл на свою лавку и там затих.
Утром первым делом проверили осла. Вернее, его обгрызенные останки — судя по следам стая ночью пришла не маленькая, но в саму деревню не зашли. Осёл, не привычный к близости диких хищников, сначала побегал по двору, а затем бодро перескочил забор и встретил свою кончину на острых зубах обрадовавшихся волков.
Прикинув по следам численность стаи, я обрадовался, что не вышел ночью. Раз не побоялись выйти к деревне, то и на человека могли кинуться.
Мужик, у которого переночевали, сочувственно рассказал с десяток историй о волках, волках — людоедах, волках — оборотнях и прочей хищной лесной живности, регулярно и, судя по этим историям, невозбранно поедающей селения целиком, начиная от домашней скотины и хозяев и заканчивая домами и сараями. Фер молча, я иногда из вежливости вставляя слово — другое, переложили поклажу. Животных на продажу в деревне не было, а нести всё на себе слишком тяжело, так что часть вещей обменяли на местные деньги — маленькие восьмиугольные монетки с дырочкой посередине.
Прощаясь, мужик подробно рассказал у какого куста сворот на тракт и долго стоял у забора, сожалея об уходе столь благодарного слушателя.
Куст оказался деревом, поворот — развилкой, а тракт — узкой дорогой с настолько глубокой колеёй, что встреться на ней две повозки, одну пришлось бы на руках оттаскивать в сторону. Может, и не мужик то был вовсе?
По тракту идти стало легче. Не приходилось выбирать, с какой стороны обойти камень, гадать, не завязнешь в разлившемся ручье, принявшем обочину за русло. Стали регулярно встречаться деревеньки. Не такие убогие, как пригорные, но и небогатые, какие‑то запустелые, хоть и жилые. Люди тут ленивые живут, что ли? Или наместник налогами задавил, как тут его называют… князь? Нет, он в столице главенствует. На местах вроде бы ярл от его имени командует. Надо было не спать, когда про другие государства Учитель рассказывал, но кто ж знал, что уйду из Империи в малоизвестную страну? Хотя толку с этого, что с коровы под седлом. Роска даже на картах отмечалась только приграничной полосой, а дальше «здесь земли дикие, неизведанные».
После полудня нас неспешно догнал горбатый вол, запряженный в добротную телегу. Телега катилась по колее, не делая попыток свернуть, и возчик, уверенный, что с колеи она не выберется, даже не смотрел на дорогу, увлечённо разговаривая с невидимыми за высокими бортами пассажирами. Узкая дорога не дала нормально разминуться.
— Смотри, куда едешь! — возмущённо крикнул я, еле успев выскочить из‑под копыт вола. Возчик испуганно дёрнул за вожжи, вол встал, а из‑за бортов высунулись две взлохмаченные головы и уставились на нас любопытными глазами.
— Не задавил? — мужик с тревогой смотрел, как я помогал Феру вылезти из кустов. Мальчик шёл с краю и я, отскакивая, столкнул его с дороги.
— Не, живы. А ты чего на дорогу не смотришь?
— Так ездят тут мало, чего смотреть‑то? — оправдывался возчик. — Вы куда идёте?
— В город.
— Садитесь уж, подвезу. Чего ноги бить? А откуда?
Я молча махнул рукой в сторону гор и пристроился спереди телеги рядом с возчиком. Фер закинул вещи и забрался сбоку, к двум пацанам примерно его возраста. Мужик проследил за ним, прикинул содержимое заплечных мешков, куда мы сложили пожитки и спросил:
