кровопотери. Похоже, это занятие ему по душе – он сосредоточен на нем не меньше, чем Стикк на

полировке сапог. “Спутник” уже притащил ему новую шинель взамен опаленной до черноты… В

этой черной шинели его издали можно принять за офицера службы внутренней безопасности… Но

ни у него, ни у нашего взводного командира при ближайшем рассмотрении нет ничего общего с

офицерами DIS, которые начищают сапоги и ремни так же бережно, как крысы – шкурки. Это

совсем не то. Есть педантизм от привычки, от холодной головы, но есть и – подобный жгутам на

ранах. Стикк так вообще этой тупой процедурой затыкает дыры в душе – это я уже давно понял.

Думаю, и с Айнером примерно так дело обстоит.

– Лейтенант, они… наши “защитники”… Они не остались, не прикрыли…

– Меня что ли?

– Так точно.

– Они умные – знают, кого и когда защищать нужней. У них расчеты перспективности действий

жесткие. Не было такого, чтоб эти машины “мертвецов” защищали.

– Но они не могут всегда знать точно… знать – кто “мертвец”…

– Не всегда точно знают. Но всегда делают выбор. И выбирают “живых” – тех, кого смогут

защитить. А потом выбирают тех “живых”, от чьей защиты системе проку больше будет. У них все

по расчету. Но есть тут еще…

– Погрешности…

– Учет погрешности входит в расчет. Просто… Расчеты все с разных отсчетных точек ведут –

пусть по одной системе, но все ж с разных точек. Это – точки личной тупизны. А вообще учти,

Герф, и хорошенько вбей в мозги этот гвоздь – у всех есть какая-то тупость, – у всех.

Это крепкий гвоздь… Теперь мне его из головы не выбить. Но определить, где границы этой

личной тупости – моей, моего командира и нашей техники – этого я сделать никак не могу… А

если я не смогу, то… Чувствую, как начинают дрожать руки… Методы Айнера, безусловно,

действенны… Но работают они только за пределами обычной критической ситуации – где-то у

рубежей запредельно критических ситуаций… Здесь многих могли перебить… Но он поставил под

угрозу – всех. Правда, только так мы и уцелели…

И кто тут прав?.. Айнер – если исходить из того, что победителей не судят, по крайней мере, –

строго. А если из того, что его решение не было основано на приказе высшего командования, как

мое… Но “защитники”… Они думают за всех нас и параллельно со всеми нами. Они согласились с

его действиями – ведь молчание своего рода согласие. Они просчитывают вероятности побед,

учитывают и риски поражений… и, когда надо, – пресекают действие силой. Если смотреть так, то

получилось, что его решение было оптимальным…

– Пошли, боец… Кончай голову ломать – гвоздь теперь оттуда не вытащить. Если он за пару

недель в твоей голове не проржавеет – сделаю бойцом первой категории. Одного буду на сложные

операции посылать – и в бой, и в разведку. Готов?

– Никак нет.

– Не дошел сигнал!

– Так точно, командир. Готов.

– Бодрее!

– Готов!

D40 подал Айнеру руку… Лейтенант напоследок наградил меня ехидной усмешкой и пошел за

гордой машиной… Йохан последовал за ними… А мне осталось только терпеть – выскребать

копоть из легких и цеплять крюками надежды клочки времени, оставленного мне на жизнь…

Одному, с одним гвоздем в голове, мне из этой паутины лучей не выйти. Айнеру нужен человек на

смену Нору – штрафному бойцу. Нор способен на многое, но Айнер не способен ему доверять.

130

Теперь мне предстоит стать чем-то бесстрашнее, но не страшнее, его. О том, что предстоит Нору,

лучше и не думать…

Стикк пришел за мной – ничего не сказал – повел куда-то через черноту разрушенных стен…

Наши расположились на продскладе – наконец, можно позавтракать, возместив обед и ужин. Они

не успели уничтожить продовольствие – это на третьей фазе делают. Айнер пошел искать сахар и

сигареты на всех. Склад дезактивирован – командир использует эту возможность, как и все другие

возможности такого рода… Это не нарушение, после штурма мы можем брать, что захотим.

Ищу Лесовского с неясной тревогой… Он жив и сильно не покалечен – сложил покрытые

пузырями руки на холодный корпус XF, но так, чтобы они почти не касались его… Сел рядом с

ним и тоже отдал безжизненные руки на поддержку прохладному воздуху. Влад облегченно кивнул

мне и опустил голову – уставил напряженный взгляд в какую-то особо значимую точку на полу. Его

глаза запали и от этого горят синим пламенем пуще прежнего. На его куртке растрескавшаяся и

шелушащаяся корка ссохшейся крови – значит, раны уже закрыты…

– Герф!.. Как те блоки световой волной накрыло, я думал, что ты… труп…

– Да мне тоже такие мысли приходили, но это потом уже. А сначала в голову дало, как ударило

– остановить его надо… Айнера…

– Это глупо – его не остановить.

– Теперь и мне ясно.

– Что тогда не ушел?

– Не мог же я его там одного бросить…

– Приказ был такой…

– Не мог я его бросить. Не мог.

– Мы бросили… Я только за тобой под тот свет пошел… Но под заревом потерял… и деру дал с

остальными. Знаешь, у всех тогда страх в висках стучал, что Айнер нас вместе с ними подорвет к

черту.

– Не подорвал же…

– Нет… И ты его вытащил…Теперь жди суда или награды…

– А только так и бывает всегда – иначе и не может.

– Это Айнер так думает, Герф. Это его понимание дел – не твое. Будь с ним осторожней.

– Не выходит как-то.

– Ты на коротком поводке у чести. Следуешь этому уставу без отклонений от самых

простеньких правил. И тебе их исполнение мешает не нарушать более значимые порядки – те,

которые в основе всего. Ты с обочины не сходишь, не выходишь из колеи – значит и отойти не

способен от того, что тебя с дороги снесет и с колеи собьет… в канаву придорожную вышвырнет. А

сделает это Айнер, сговорившись с твоей несговорчивой честью. Ты ж видел, что он с Нором

сделал и делает…

– К черту… Смотрю, ты осколков насобирал…

– Как и ты, Герф…

– Их еще и раскаленным железом залило…

– Сколько медчасти на нас за сутки энергии спустили… Шрамов прибавилось… А раны так и

открыты.

– Это тебе не стационарное восстановление. Подумаешь – ожоги остались… Сейчас машины

разгребут завалы, и медцентры пришлют специальную технику.

– Целый день ждали – и еще подождем… Этот день… Герф, он был худшим во всей моей

жизни – и он был длиннее всей моей жизни.

– К черту его. Похоже, что этому паршивому дню все-таки пришел конец.

– Этому, да…

– Новый – не такой паршивый…

– Проживи его, Герф, – потом судить будешь…

– Потом так потом. Если пару недель продержим жизнь за решеткой воли – привыкнем.

– Герф, к чему бы мы ни привыкли – к нам никогда не привыкнет Хантэрхайм.

– Эти незримые силы его холодной воли – слабость воли нашей, и только. Ты спи лучше…

131

– Здесь и семь дней – большой срок… дольше наших прежних лет… Может быть, и дольше

наших жизней… Здесь страшно спать – терять это последнее время…

– Не будешь спать – точно потеряешь его… скоро и вместе с жизнью.

Лесовский заснул – с мрачным ментальным сигналом на исходе мысли, но слабой улыбкой на

треснутых губах… Да, это и есть – счастье… без прошлого и будущего, как ему и положено… И не

важно, что несгибаемый мороз протянул холодные тросы среди скрученных огнем в жгуты

сухожилий, – я жив, и жив Лесовский…

Распечатал сухой паек – он дерет пересохшее горло углем, застревает комом копоти и пеплом

хрустит на зубах… Бросил его в угол – пусть крысы грызут наши универсальные составные

питательные блоки. Но сейчас мне тошно и от одной мысли о поджаренной мясной нарезке, о

копченой колбасе… Уж очень мы теперь, после битвы, на подгорелую и подмороженную

строганину похожи… Единственное, что требует срочных, безотлагательных мер, – прием чистой