— Кто этот гордец? — спросил с досадою граф д'Антрэг.
— Это барон де Функаль, португальский генеральный консул в Мельбурне. Я с ним познакомился на пароходе! — отвечал Лоран с незаметной улыбкой.
— Нельзя сказать, чтобы он был слишком хорошо воспитан! — возразил Оливье.
На это замечание никто ничего не ответил, и встреча с бароном не имела дальнейших последствий.
На углу Ярро-стрит и набережной находилось экипажное заведение, где Оливье спросил на неделю четырехместный шарабан с лошадьми, но без кучера.
— Без кучера? — спросил содержатель экипажей. — Это будет стоить 20 долларов в день и 2000 залога.
— Залог-то зачем же?
— А на случай, если вы не возвратите или изломаете экипаж. Ведь я вас совсем не знаю!
— Верно, — согласился Оливье и, вынув чековую книжку, написал на требуемую сумму чек с уплатою через 9 дней.
Четверть часа спустя наши друзья выехали за город, где их разговора не могли подслушать ничьи нескромные уши. Уезжая, они заметили какого-то нищего, который так внимательно глядел на них, что даже позабыл попросить у них милостыню.
Лоран, ехавший за кучера, остановил экипаж на песчаной отмели, окруженной пенистыми волнами. Океан был спокоен, как озеро; место было ровное, так что никто не мог спрятаться поблизости и подслушивать.
Верный слуга, сообщив молодому человеку все сведения об его отце, передал ему письма маркиза и целый архив документов касательно прииска и концессии на него. Затем он отдал ему отчет в поручении.
Благодаря связям маркиза и письмам Джильпинга концессия на прииск была выдана без всяких оговорок.
— Вы приехали вовремя, — сказал при этом Лорану статс-секретарь по делам колоний, — это последняя концессия, которую мы выдаем сами, потому что у нас решено даровать Австралии self-governement.
Декрет о концессии уступал графу д'Антрэгу во владение огромное пространство земли (в несколько тысяч гектаров) с освобождением этого участка в виде особенной милости от государственного сбора на десять лет. Тем же декретом предписывалось мельбурнской администрации немедленно внести этот участок в кадастр с изъятием его из поземельного обложения на такой же срок.
— Прекрасно! Очень хорошо! — вскричал граф, выслушав ответ Лорана. — Расскажи теперь о тех лицах, которых вы с отцом моим завербовали. В каком роде эти господа?
— Главного из них вы уже видели.
— Я? Когда же?
— Господин Люс, бывший начальник сыскной полиции, нанятый вашим батюшкой, — это не кто иной, как господин де Функаль, португальский генеральный консул в Мельбурне.
— Может ли это быть? — вскричал удивленный Оливье.
— Очень может. Этот титул одна маска. Ваш батюшка выхлопотал его для господина Люса у португальского посланника; это не стоило большого труда, потому что у португальцев нет в Мельбурне представителя, а господин Люс не потребовал ни жалованья, ни денег на канцелярию. Два отличных агента, известных один под именем Коко, другой — Люцена, назначены состоять при консуле в качестве правителя дел и секретаря. Правителю дел дано имя дон Кристовал, а секретарю — Педро де Сильва. Вообще мы теперь сильны, и Невидимые только держись. Ловкий человек этот господин Люс или де Функаль, честное слово. Как вы думаете? Ведь он уж успел побывать в России и все разведать. Он привез самые точные сведения о средствах и намерениях Невидимых. Между прочим, он говорит, что ваша смерть решена ими бесповоротно. Но только вы не беспокойтесь. С его помощью мы сумеем вас оградить. Отъезжая в Австралию, он велел мне сделать вид, будто мы друг друга не знаем и впервые знакомимся на пароходе. Он-то мне и сказал, что за мной все время следят двое, а сам я никогда бы, пожалуй, не догадался. Точно так же он и вас велел предупредить, чтобы вы не спешили вступать с ним в сношения, а дожидались бы случая познакомиться гласно и открыто… Ах, если бы вы только видели, как хорошо они все трое играют свою роль!.. Да, я еще забыл сообщить вам его денежные условия. Он обязуется переловить Невидимых и предать их в руки русского правосудия, обязуется, кроме того, возобновить союз ваш с мадемуазель Надеждой, а вы должны отсчитать ему в день своей свадьбы с нею круглый миллион. До тех же пор вы должны платить ему 50000 франков жалованья и расходов. Товарищи его должны получать от вас по 15000 франков в год, а по окончании дела вы должны заплатить им единовременно 100000 франков. Сверх того барон де Функаль требует открытия для него кредита у какого-нибудь банкира. Для вида это будет кредит на консульские расходы, а в действительности — на чрезвычайные издержки по вашему делу. Маркизу эти требования показались чрезмерными, но я, помня слова господина Дика, не велевшего щадить издержек, решился подписать контракт.
— И отлично сделали, Лоран; дайте пожать за это вашу руку! — горячо сказал Дик.
Оливье поблагодарил канадца нежной улыбкой.
Лоран продолжал:
— Остается досказать немного. По приезде сюда я получил от барона письмо, где он пишет, чтобы я берегся новых знакомств и был как можно осторожнее, помня, что и стены имеют иногда уши. Поэтому я и не хотел говорить с вами в гостинице. Переписываться с вами он обещается посредством шифрованных писем, которые просит немедленно сжигать. Теперь я все сказал.
Горячие поздравления посыпались по адресу Лорана, когда он окончил свой доклад. Оливье сказал ему с глубоким чувством:
— Лоран, ты с нынешнего дня не слуга мне, а любимейший друг. От прежних отношений разреши мне только сохранить привычку говорить тебе ты… Ведь ты позволишь, друг, да?
— О граф! — только и мог произнести растроганный Лоран, бросаясь к графу, который крепко сжал его в объятиях.
По лицу старика текли горячие слезы.
Канадец отошел в сторону, чтобы скрыть свое волнение. Виллиго как будто равнодушно глядел на зеленые волны, но даже и он был тронут.
— Что касается вас, Дик, — обратился затем Оливье к канадцу, — то я уж и не знаю, как вас благодарить. Я вам так много обязан, что останусь вечным вашим должником. Вы дали мне средства достигнуть заветной моей цели… Я никогда, никогда не забуду вашего благодеяния.
— Вы мне ничего не должны, граф, — возразил Дик. — Я только плачу долг моего отца. Кроме того, я вас так полюбил, что для меня уже большая награда ваша дружба, ваше расположение…
На основании доклада Лорана и советов барона де Функаля, друзья решили сложить покуда руки и положиться во всем на бывшего полицейского, который брался разоблачить и расстроить все махинации Невидимых.
Виллиго тоже был поставлен Диком в известность относительно положения дел. Он молчаливым кивком присоединился к решению друзей, но в душе решился удвоить свой собственный надзор за братом своим Тиданой и его юным другом. Он не понимал тонкостей европейской полицейской службы и не полагался на них, надеясь, как дикарь, больше на свою собственную зоркость.
Возвращаясь шагом в Мельбурн, друзья окончательно выработали между собою общий план действий. Дик взялся набрать небольшую, но надежную партию рудокопов для разработки прииска, к которой предположено было приступить немедленно по занесении в кадастр отведенного графу Лорагюэ участка. Виллиго со своей стороны обещал перевести лагерь своего племени на это время поближе к прииску, чтобы защищать его от набегов и других туземцев.
Последнее обещание было нетрудно исполнить. Нагарнуки, как почти все охотничьи племена, вели кочевую жизнь, обусловленную постоянным перелетом и переходом дичи с одного места на другое. Перенести нагарнукскую деревню с места на место ничего не стоило; такие деревни состоят обыкновенно из палаток, сложенных из шкур кенгуру, и напоминают скорее лагеря, чем деревни.
Возвративши хозяину экипаж, путешественники вернулись в гостиницу отдохнуть после длинного и трудного переезда из Сиднея в Мельбурн. Они условились после праздника нанять где-нибудь в городе домик-особняк, чтобы без стеснения говорить о своих делах, чего нельзя было делать в гостинице ввиду окружавшего их шпионства.
