— Послушай, Элисон, тебе не кажется, что все это не слишком умно? Ты что, собираешься довести себя до сердечного приступа, борясь за улучшение показателей?
— Показателей? О каких показателях ты говоришь? Когда мы в последний раз занимались этим?
— В прошлый уикенд.
— Что ты говоришь? Это было в позапрошлый уикенд.
— Но ведь я же работаю…
— Неужели? Но ведь и я, если ты помнишь, тоже работаю, но это не оправдание. Неужели тебя не волнует, что это ненормально?
Джим смотрит на меня решительным взглядом.
— Ну что ж, — говорит он. — Давай сразу и приступим.
Суббота, 27 июня 1998 года
9.37
Я, еще лежа в постели, смотрю по переносному телевизору утреннюю программу для детей; открывается дверь ванной, и из нее, после посещения туалета, выходит Элисон.
— Мне кажется, что я, похоже, беременна, — объявляет она.
При этих словах я чувствую что-то вроде желудочного спазма и моментально сажусь, выпрямив спину, в кровати.
— Тебе кажется, что ты «что»?
— Беременна.
— У тебя задержка?
— Нет, — отвечает она. — Еще целых два дня.
— Ты забывала принимать таблетки?
— Нет, — говорит она. — Я никогда этого не забываю.
— Тогда с чего ты взяла, что ты беременна?
— Не знаю, — отвечает она. — Какое-то чувство…
— «Чувство»?
— Да, именно чувство. Я не знаю, с чем это связано, но оно присутствует… какое-то непонятное чувство, и оно не связано ни с любовью, ни с деньгами. Оно как кошмар, а я как будто не в себе.
Я рассматриваю пристальным взглядом живот Элисон, пытаясь найти какие-либо изменения.
— Тебе надо бросить курить, ты это понимаешь?
— Если я беременна.
— Но ты только что сказала, что беременна.
— Я сказала, что мне так кажется, а это не то же самое.
— Но даже если тебе кажется, разве ты не должна бросить курить, хотя бы на всякий случай?
— Ну а если я не беременна?
— Да и тогда тебе неплохо бы бросить курить.
Элисон не отвечает. Она лишь вздыхает, надевает халат и выходит из спальни.
Воскресенье, 28 июня 1998 года
6.06
Я только что проснулась и изо всех сил стараюсь заснуть снова, как вдруг замечаю, что и Джим проснулся, и Диско, которая спит у нас в ногах, тоже лежит с открытыми глазами.
— Не появились?
— Кто?
— Твои… ну, ты же знаешь.
— Нет.
— О-х-х-х.
15.30
Мы приглашены пообедать вместе с несколькими моими друзьями с работы. Я только что вернулась из ванной, где делала окончательную доводку макияжа, когда он вдруг наклонился ко мне и что-то прошептал мне на ухо.
— Прости, не расслышала?
Он шепчет снова.
— Джим, я не понимаю, о чем ты спрашиваешь, говори нормально.
Он кашляет и смотрит на меня плутовским взглядом.
— Я спрашивал… э-э-э… понимаешь… никаких признаков?
— Моих…
— Ну да, твоих…
Я в отчаянии закатываю глаза.
— Нет.
— О-х-х-х.
— Джим?
— Да.
— Ты намерен спрашивать меня об этом до той самой секунды, когда я потеку?
Он на мгновение задумывается.
— Да, видимо, да. А что, это создает для тебя какие-то проблемы?
Я тяжело вздыхаю.
— Как только я что-либо почувствую, ты будешь первым, кто об этом узнает.
18.01
Я уезжаю в Брайтон на ежегодную конференцию, устраиваемую нашей компанией, и Элисон решила проводить меня на вокзал.
— Ну ладно, я, пожалуй, пойду, — говорю я ей.
Она целует меня.
— Пока, жду тебя в среду. Счастливого пути.
Я беру свои сумки, делаю примерно три шага, а потом не выдерживаю и оборачиваюсь.
— Эл?
— Прежде чем ты задашь свой вопрос, — говорит она, — выслушай мой ответ: «нет». Никаких признаков. И вообще ничего. Я имею в виду, что нет никаких признаков того, что мои месячные должны наступить.
— Вообще никаких?
— Ты знаешь, я убью тебя, если ты не прекратишь допекать меня своими расспросами.
Не в силах сдержать себя, я все-таки спрашиваю:
— Ты уверена?
Среда, 1 июля 1998 года
Я отловил по телефону Ника, который несколько месяцев назад перебрался в Лондон, и назначил ему встречу в одном из пабов, чтобы просто повидаться, выпить и поболтать. За весь вечер я не притронулся к своей кружке и едва ли произнес больше дюжины слов.
— Ну так, давай, — говорит Ник. — Ты собираешься рассказывать мне о ваших неприятностях? А то сидишь весь вечер как на похоронах. На тебя так сильно подействовала эта поездка в Брайтон?
— Мне надо сказать тебе кое-что, — отвечаю я, — но предупреждаю тебя, что этот наш разговор совершенно секретный.
— Отлично, — говорит он улыбаясь. — Обожаю секреты. Эл беременна, верно?
— Как ты?..
Ник разражается грудным раскатистым хохотом. И хохочет так долго, что начинает задыхаться и кашлять.
— Ну и смех, — говорит он, прерывая для этого свой гогот. — Она на самом деле… ну и ну… нет, это правда? — Я пожимаю плечами. — Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что женщины обладают определенного рода предчувствиями, — пускаюсь я в объяснения. — Хотя бы потому, что их биологический механизм немного более сложный, чем у нас, и им кажется, что они находятся в контакте с луной, морем, со всеми природными явлениями. Не это ли позволяет женщинам верить в то, что они наделены способностью оказывать скрытое физическое воздействие на окружающих только потому, что обладают органом, который называется матка? Это смешно примерно так же, как смешон и весь тот бред, который печатается в разделе «Гороскопы». Поэтому при полном отсутствии каких бы то ни было подтверждающих признаков Элисон удалось внушить себе, что она беременна.
— И что, нет никаких признаков?
— Я пытался убеждать себя, что нет ни единого, даже самого незначительного, внешнего признака, но под воздействием волн этой чепухи, исходящих от Элисон и окутавших меня с головы до ног, у меня у самого поехала крыша. Что стоит ее постоянная долбежка о том, что у нее есть предчувствие. Это что, подтверждение беременности? Наука не основывается на чьих-то предчувствиях. Она основывается на фактах полностью достоверных и на сто процентов подтвержденных.
— А ты знаешь, насколько я помню из начального курса физики, многие открытия сначала давали о себе знать в форме инстинктивных ощущений, потом они как бы выходили наружу и научно доказывались и подтверждались.
— Я думал, ты меня поддержишь, а ты, видимо, не понимаешь, что со мной происходит.
— Я понимаю. Послушай, просто возьми и забудь об этом. Ведь достаточно шансов, что ничего у нее и нет.
— Дело в том, что Элисон нагнетает напряженность. Чем больше она говорит об этом, тем больше я волнуюсь из-за того, что у меня особая сперма, которая каким-то образом могла нейтрализовать действие таблетки…
— Хвостиками.
— Что?
— У спермы нет образов, а есть хвостики. Если сперматозоиды решили гробонуть таблетку с помощью чего-нибудь, они пустили бы в ход свои хвостики.
— Ну, пошло-поехало, тебя хлебом не корми, дай только поговорить об этом.
— Что тут, на худой конец, может произойти? То, что она забеременеет, и вы — два молодых недоумка — станете родителями, а я стану крестным отцом.
— Ведь дело не только в ребенке — хотя в общем-то и этого одного вполне достаточно, — дело в…
— В чем?
— Не знаю, — вздохнув, отвечаю я. — Я не могу думать нормально. Я лишился сна, а когда говорю, несу черт знает что… Давай закажем еще по кружке, а?
Ник пожимает плечами:
— Почему нет?
Пятница, 3 июля 1998 года