Фигура слева изображала сидящего в позе лотоса. Он мягко улыбался склонившемуся перед ним монаху, и, судя по узким глазам, я бы сказал, что это азиат. Фигура справа — высокий, худощавый человек. Он тоже улыбался, глядя на монаха. Вот только его улыбку мягкой нельзя назвать — этому мешали немного выглядывавшие клыки, достаточно изящные чтобы не портить лицо. Еще интересная черта — большие ногти, немного похожие на женский маникюр.
— Кланяющийся монах — Первый жрец Никкасу. — прокомментировал Мин, увидев, как я разглядываю скульптуры. — Перед ним его учителя. Слева — учитель по боевым искусствам, и великий мудрец Фудзивара. Он оставил нам свою книгу, и никто из живших и живущих еще не понял ее полностью — каждый может понять лишь кусочек, только то, что ему доступно. Она учит высшей, хотя и жизненной мудрости. В одной и той же фразе этой книги можно найти и два, и три смысла. Эта книга — одно из главных сокровищ Храма Никкасу. Но… внешность у него немного странная — говорят, у него никогда не было растительности на лице, и он всегда щурился.
— Ничего он не странный — машинально возразил я — судя по твоему описанию, и тому, что я вижу — он азиат. В моем мире тоже такие люди живут. И среди них действительно есть очень сильные, потомственные мастера боевых искусств, которые передают знания только внутри своей семьи, А фамилия Фудзивара, насколько я помню — одна из самых знатных фамилий в Японии, где они тоже проживают. Вот только непонятно, как он сюда попал?
— Та — ак, интересненько. Может, ты мне и про второго можешь что‑нибудь рассказать? Его звали Кишуа, учитель магии. Говорят, его коронный прием — ослабление противника на расстоянии. Так он вытягивал всю энергию, и враги падали на землю иссушенными мумиями. К сожалению, он так и не научил этому никого. То ли не хотел, то ли не смог… Многие думают, что он был не человек. Всегда был бледен. А еще Первый жрец давал ему свою кровь.
— Очень похоже на вампира.
— Они тоже живут в твоем мире?
— Нет, не живут. Мы даже не знаем, есть ли они на самом деле. Но у нас живут… истории про них — я улыбнулся собственному каламбуру, вспомнив истории про графа Дракулу и его последователей.
— А чем они отличаются от обычных людей в ваших историях?
— Сейчас подумаем — так, а действительно, чем? Историй много, и чуть ли не в каждой у них есть новые способности. Но если свести в кучу то, в чем все сходятся… — Вроде бы большей силой, выносливостью, скоростью движений, жить могут вечно, предрасположенность к какой‑то определенной магии, необходимость высасывать то ли кровь, то ли энергию. Вампирить — значит что‑то вытягивать у другого — отсюда и название — вампир. А, еще у них есть клыки (вроде, чтобы легче было кусать своих жертв), они очень бледные, и то ли вообще не переносят дневной свет, то ли он им неприятен. Ну вот и все.
Лицо Мина стало довольным, как у кота, обожравшегося сметаны:
— Похоже на правду. По легенде, учитель Фудзивара учил Первого жреца днем, а учитель Кишуа — ночью. Мда, просто замечательно. Ты, это, не рассказывай больше никому про них ничего, хотя бы пару дней, ладно? А я за эти интересные подробности про бессмертных учителей выманю у Намикрия одну историю, он в ней участвовал, гад, но рассказывать не хочет — мол, найди то, что мне будет интересно — тогда и расскажу. А теперь мы поторгуемся — потер в предвкушении руки Мин.
— Подожди, а почему бессмертных? Ну, вампир — понятно. А этот, как его там, второй учитель, он же обычный человек!
— Это ты так думаешь — поддразнил меня Мин — А вообще сам подумай — они учили Первого жреца пятьдесят (!) лет, а потом куда‑то ушли. И за все это время (как утверждают хроники) они ни капельку не изменились. Так могут только бессмертные… или очень сильные чародеи, но даже они не вечны — просто стареют медленней обычных людей, и это заметно. Ладно, пошел я искать Намикрия — думаю, мне можно еще несколько часов погулять. Хоть Минаэль будет ругаться, ну и пусть — целитель такой и должен быть — добрый, но вредный. А не просто вредный, как Авели — ухмыльнулся Мин.
— Если хочешь — пошли со мной, вместе послушаем.
— Ну, пошли. А что за история?
— Намикрий собирает чучела разных животных. Чего у него только нет в коллекции! — он мечтательно покачал головой. — И у него есть голова каменного зверя, представляешь? — и он пустился в пространные описания, которых как раз до дома Намикрия хватило. Из описаний я выяснил две вещи:
Первая — если увидел каменного зверя — беги. И чем быстрей и дальше — тем лучше. И вторая — если все‑таки увидел — то беги, не беги… бесполезно.
Это живая легенда Драконьих гор. Обитают они не только в самих горах, но и в предгорье. С виду — самая обыкновенная ящерица, каких ползает много, охотясь за мелкой мошкарой… только она метра четыре длиной, а высотой до полутора метров — настоящий плотоядный монстр. Практически непробиваемый панцирь сероватого цвета, за что и получил свое название — каменный зверь. Расцветка панциря позволяет сливаться с окружающими камнями, а неплохая скорость движений и немаленький рост вместе с крепчайшей природной броней делают его очень опасным противником. Да, еще у него есть «милая» способность — практически неуязвимость для магии в горах и среди камней. Как только в него направляется заклинание, энергия каким‑то образом распределяется по окружающим камням. Например, в него направляют ледяную молнию — итог для любого незащищенного от магии существа один — обледеневшая тушка. А каменный зверь после того же самого даже не почешется, а окружающие его камни обледенеют! И так со всем спектром магии — ну, а камням обычно абсолютно без разницы магические эксперименты. Но за все возможности надо платить — этот закон неизменен для всех. Пока броня на нем, он почти неуязвим, но и не может расти. Поэтому раз в год он скидывает ее, и пока не образуется новая — зверь растет. В это время он прячется, используя накопленные запасы. Вообще‑то, он практически вымер, хотя, говорят, его еще можно встретить, изрядно побродив по Драконьим горам… вот только вряд ли найдется кто‑нибудь настолько глупый, что будет искать этой встречи.
Так, за рассказом, мы добрались к жилищу Намикрия. Мин уверенно постучал в дверь. Молчание. Мы переглянулись. Постучал еще раз — и дверь ему открыла какая‑то девушка.
— Ты чего шумишь? — поинтересовалась она, зевая, и потирая заспанные глаза кулачком.
— А… мы к Намикрию — неуверенно ответил Мин.
— Его нет, он куда‑то ушел. Только вот ты мне скажи, я причем? Мне‑то зачем не давать спать?! Вот так всегда — только — только прикорнешь на несколько минут…
— Так уже за полдень перевалило — машинально ответил я. А Мин страдальчески скривился.
— А ты кто такой, чтобы мне указывать, который час? — тут же оживилась девушка. — Ты что, песочными часами работаешь?! Да я…
— Извини Лидия, у нас просто срочное дело. Если Намикрия здесь нет — мы побежали его искать — и Мин, ухватив меня за руку, быстро утащил подальше. Ругань, несшаяся вслед, быстро прекратилась — стоило нам скрыться из виду.
— Вот зараза, просто фурия! — фыркнул Мин — Вечная с ней морока — придешь, бывает, к Намикрию, а там она… Нет, вообще‑то Лидия довольно милая девушка. Но сестра Намикрия не переносит, когда ее будят — днем она отсыпается. А тебе не надо было ничего тогда говорить — я ее хорошо изучил. Если промолчать — то буквально пять — шесть фраз — и она утихает. А стоит вставить хотя бы фразу — и все — ругаться будет до бесконечности. Тут вот в чем дело — она художница. Рисует только по ночам. Работы хватает — зарисовки разных животных, мест, растений, зверей… список того, что требуется храму почти бесконечен. А днем она всегда отсыпается. Но если ее будят — вместе с ней просыпается сквернейшее настроение, которым она спешит поделиться с ближним своим (а именно — с теми нехорошими людьми, которые ее будилят, пока светит солнце). Так что будить ее днем рискует только брат. А я как‑то выпустил это из виду — уж очень хотелось выпытать историю у Намикрия.